– Ну, не буду задерживать тебя, – сказал Пол. – Встретимся в понедельник.

Когда Джоан стремительно вошла в дом, лицо девочки просияло от радости, она протянула к ней ручки. Но Джоан не почувствовала того прилива материнской нежности, которая захлестнула ее вчера при виде малышки, когда она вернулась с работы. Сегодня она играла с девочкой без всякого энтузиазма, словно выполняла повинность. Джоан переживала, что не может найти в себе силы, чтобы взбодриться хотя бы немного, поэтому испытала облегчение, когда ровно в семь приехал Андерс.

Он, как всегда, приступил к купанию Джойс. Джоан устроилась на краю ванны и с улыбкой наблюдала за этой процедурой. На ее глазах красивый элегантный мужчина превращался в нежного заботливого отца. У Джоан возник соблазн пригласить сюда репортеров, дежуривших около ворот их дома, чтобы они увидели эту умилительную сцену. Высокомерное лицо Андерса смягчилось, его дорогой галстук, болтавшийся в мыльной пене, безвозвратно погиб. Пенистые пузырьки покрывали и проступившую на скулах щетину. Джойс била по воде ручками и пищала от восторга, разбрасывая вокруг себя пену.

– Теперь самое сложное, – сказал Андерс.

Он взял с вешалки ночной комбинезончик и стал натягивать его на отчаянно сопротивлявшуюся Джойс.

– Только не проси меня помочь тебе с кнопками, – сказала Джоан. – Как я ни стараюсь застегнуть правильно, Маргарет приходит и быстро все переделывает.

– Готово, – гордо заявил Андерс и передал ей девочку.

В детской их поджидала Маргарет с бутылочкой молока в руке.

– Я уже подогрела ее, – сказала она.

Принимая от нее бутылочку, Джоан обратила внимание на то, что Маргарет сделала макияж, а вместо форменной одежды на ней симпатичное платье.

– Вы очень хорошо выглядите сегодня, – сказала Джоан.

– Спасибо. – Маргарет слегка покраснела. – Мистер Рейнер отпустил меня на сегодняшний вечер.

– Да? – удивилась Джоан, но, вовремя спохватившись, вымученно улыбнулась.

Она весь день ждала этого вечера, строила планы романтического ужина. Одна мысль о нем поддерживала ее угасавшие силы во время занятий в школе. И вот пожалуйста. Какой смысл иметь няню, если Андерс отпускает ее, когда им действительно надо побыть вдвоем?

Джоан кормила Джойс и пыталась возродить то чувство всепоглощающей любви к ребенку, которым была охвачена вчера, но, кроме паники, к которой примешивалось чувство вины, ничего не ощущала. Джоан гнала ее от себя, мысленно повторяя слова Кейт: со временем все придет.

Но у нее не было времени. Джойс уже вошла в ее жизнь, она была здесь и сейчас.

– Она уснула, – сказал Андерс, тихо вошедший в детскую.

Он взял у Джоан ребенка и положил в кроватку. Повернувшись к Джоан, он заметил на ее лице напряжение и обеспокоенно спросил:

– Что случилось?

– Ничего, – солгала Джоан. – Я хочу принять душ перед ужином.

– Мы будем ужинать в столовой, – бодро сообщил Андерс. – Я отпустил прислугу на сегодняшний вечер.

– Всех?

– Всех. Ты сказала, что тебе не хватает привычных условий, что тебе надоело навязчивое внимание прислуги, что ты хочешь делать то, что делает обычно жена и мать. Я и решил дать им выходной, чтобы ты почувствовала себя свободной. Пойдем, я умираю от голода.

Джоан понимала, что сама напросилась. Андерс, очевидно, думал, что делает ей приятное, отпуская прислугу. Устало вздохнув, она вышла из детской. Спина уже не просто ныла, а сильно болела. Мысль о том, что ей предстоит приготовить ужин, накрыть на стол и потом вымыть посуду, чтобы почувствовать себя нормальной женщиной, не поднимала ей настроения.

Она направилась к лестнице, собираясь спуститься в кухню, но Андерс взял – ее под руку и повел в спальню.

– Ты, кажется, сказал, что голоден?

– Так оно и есть, – загадочно произнес он, открывая дверь.

Джоан оглядела стоявшие на сервировочном столике небольшие емкости.

– Китайская еда? – На ее губах появилась слабая улыбка.

– Лично заказал, – гордо сообщил Андерс. Усадив Джоан в кресло перед столиком, он открыл одну из картонных коробочек и протянул ей. – Ты говорила, что хочешь быть, как все, что тебе не хватает простой еды. Вот, пожалуйста. – Налив в стаканы кока-колу, Андерс положил и себе несколько кусочков. – Как я уже сказал, я дал прислуге свободный вечер, и сегодня мы делаем то, что делают супруги во всем мире вечером после работы, когда жена слишком устала, чтобы приготовить ужин, а ребенок наконец уснул.

С точки зрения Джоан, это было прекрасное решение – она любила китайскую кухню. Во всяком случае, на ее усталом лице появилась улыбка.

– Мне это было нужно, – благодарно сказала она. – Ты даже не представляешь, как приятно есть без вилки и ножа.

– Да, но я выполнил еще не все твои пожелания. Тебя до сих пор смущает прислуга?

– Они хорошие люди, и все такое… – Джоан пожала плечами. – Я просто не могу нормально разговаривать, когда они суетятся вокруг меня, делая вид, что ничего не слышат.

– Они действительно не слушают, о чем ты говоришь, – с улыбкой сказал Андерс. – Ты думаешь, у них нет других забот, кроме как прислушиваться к каждому нашему слову? Да им до смерти надоели все наши разговоры.

Он почти убедил ее. Нет, Джоан не сомневалась, что лично она прислугу не интересует. Но чтобы Андерс, с его притягательной внешностью, мужским магнетизмом и неповторимой аурой, был кому-то неинтересен или надоел? Этого она не могла представить. Андерс заполнял ее мысли днем и ночью, звук одного его голоса мог изменить ее настроение, его улыбка придавала ей силы. Но Джоан была убеждена, что в данный момент это было не то, что он хотел бы услышать.

– Я все-таки приму душ, – сказала она, решительно вставая.

Андерс тоже встал.

– Я лишь хочу, чтобы ты была счастлива, – сказал он, поворачивая ее лицом к себе. У Джоан вдруг защипало в глазах. Она тоже хотела быть счастливой – и могла быть, если бы Андерс любил ее. – Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя пленницей здесь.

– Вряд ли этот дом можно назвать тюрьмой. – Она обвела рукой роскошную спальню.

Но ее улыбка погасла, когда Андерс спросил:

– Может, ты считаешь меня своим тюремщиком?

Джоан задумалась. Она знала, что в любое время может уйти отсюда. И, возможно, она могла бороться за Джойс своими силами и даже выиграть в суде дело об опеке. Но в этом доме ее держала не Джойс, не желание обеспечить своей племяннице привилегированную жизнь и даже не ребенок, которого она носила. Андерс, сам того не зная, удерживал ее в этих стенах. Андерс, к которому возвращались ее мысли, о чем бы она ни думала, Андерс, который привязал ее к себе невидимыми нитями.

– Считаешь, Джоан? – настойчиво спросил он.

Но на этот раз Андерс не стал дожидаться ответа и впился поцелуем в губы Джоан, вытаскивая из нее этот ответ и ее собственные невысказанные вопросы.

Он раздел ее в одно мгновение. Снял костюм, расстегнул бюстгальтер. Джоан услышала его одобрительный стон, когда ее теплые потяжелевшие груди опустились в его ладони. Она стала раздевать его, и в тот момент ей было все равно, почему они оказались вместе в этом доме и что она жена Андерса лишь формально. Было только желание – простое первобытное желание заниматься любовью, чувствовать обнаженное тело Андерса, его возбуждение, ласкать его… Андерс стал покрывать поцелуями ее шею и затем мягко вошел в нее. Помня о ее беременности, Андерс поддерживал себя на локтях, чтобы не давить на Джоан весом своего тела. Вначале он находился где-то около поверхности, доставляя ей мучительно-сладкое наслаждение, но потом, когда его возбуждение возросло и желание стало непреодолимым, Андерс увеличил темп. Его нежные движения превратились в резкие, сильные толчки, и Джоан показалось, что он проникает в самые глубины ее существа.

Когда их дыхание успокоилось, Андерс обнял Джоан и прижал к себе, словно боялся, что она уйдет куда-нибудь.

Он скользил рукой по ее обнаженному телу, и ей некуда было спрятаться, когда в ночной тишине прозвучал уже знакомый ей вопрос – в этот раз с бесконечной нежностью: