Бьется о корку льда,

Колется не расколется,

Только растет звезда.

А если воздух подрастет

И свету в горло наберет,

Настанет ночь наоборот

И снова станет день.

Опять на улице тепло,

И воробьиное светло

Деревья пухом обмело,

Растормошило пень...

Росла трава, росла звезда,

А ты смотрела на звезду,

А в небе синяя вода,

В апреле, раз в году...

Трава вставала из земли

И терла сонные глаза,

Мы как умели, как могли

Росли с травою в небеса.

Росла трава темней чем лес,

И стало страшно нам с тобой,

И опустились мы с небес,

И были приняты судьбой.

Живем. А если не болят

Глаза, не утомляет мысль,

Всегда узнаем голос, взгляд,

Когда весной посмотрим ввысь,

Там наши тени поплывут...

Все нас по имени зовут.

ГИМН ПТИЦЕ

Птица сильная, птица красная, чистый гром-огонь,

Ты ли светлой молнией прянула в темный дом?

А не ты ли мне кинула такое перо на ладонь,

Что полыхнуло кругом!

А в пере том плещутся волны, валы огня,

Тайная в нем живет тишина, куполом-златом гудящая,

А не про тебя ли говаривали - ступицами лучей среди дня

По сквозь видимому ходящая?

Птица чудная!

Ноги красные из тележных колес

Выпростаешь - и катится с крыш колесо.

Птица грозная!

Черным железом нос

Выточишь-выкуешь - и выдолбишь вся и все.

Птица светлая!

Сядешь на вербу - коса

Льется-светится от небес до земли.

А когда в ночь-полночь не видать ни зги,

Глядь, - из перышка Свет!

Ровно твой дом изнутри зажгли.

Грудью ли мощною разбивала дуб-стародуб в щепу,

На яйцах ли золотых, катаемых облаками, высиживала огольцов,

Крылом покрывала полмира, а потом опять на том же дубу,

На дубу молодом качала ярких птенцов.

Долго думал я - что за птица залетела ко мне

Из Алтайских гор, из дремучих лесов, из высоких неб,

А потом додумался: если птица - огонь, то не сгорит в огне,

Не измокнет на дне, не утонет во сне, и вообще никакого не

В ней не бывало - и нет!

Эта птица - Да,

Эта птица всегда

Озаряет мое окно,

И сердце мое, и весь мир

Озаряет, пускай отчасти,

Эта птица умеет нести одно,

И всегда умела нести лишь одно

Счастье.

НЕЖНОСТЬ

Мир нежностью старинной опоясан.

Вселенная луной опоена.

А мир луны таинственен

И ясен,

А нежность

Ослепительно грустна.

В такую ночь

Два заповедных круга

Вдруг замерцают зеленью во мгле.

Мне вспомнится старинная подруга,

Прибежище печали на земле.

Ее глаза пустынные

Едва ли

Наворожили зла моей судьбе,

Они сужались в гневе,

А в печали,

Чужие,

Жили сами по себе.

И так ушли...

Но что-то в этом мире

Вдруг замерцает зеленью во мгле...

То нежность, растворенная в эфире,

Ночами опускается к земле.

Ночь толкнула легонько по кpыше

Колобок - золотой-золотой...

Над тpубой, над пекаpней, все выше

Выше, выше - во мгле молодой

Он катился, белее и глаже

Становился, кpутясь в облаках

Как в сметане и, кажется, даже

Уменьшался, взpослея, и пах

Все слабей хлебным духом...

Он pыжей

Зоpьке сладкий подставил бочок

Над чужой, над холодною кpышей,

И пpопал.

Вот такой дуpачок.

...гоpько-гоpько в пекаpне, за нишей

Плакал с вечеpа стаpый свеpчок.

ЛУННАЯ ПОЛОСА

Давно подбиралось начало.

Средь всей мировой глухоты

Была только ты. Замолчала

И ты, дорогая, и ты.

Я думал, бывает иначе.

Я верил тогда в чудеса.

Но за полосой неудачи

Лежала еще полоса.

И я как в туман, в наважденье,

Не видя вокруг ничего,

Вошел в полосу отчужденья

Не мира уже - твоего.

Наощупь - остаться бы живу!

Я шел под волнами луны,

Вне лунных полос - по обрыву

Ее теневой стороны,

Полночи затмившей громадно.

Я шел по пути одного.

Героем? Бог весть. Но романа,

Похоже, что не твоего.

В края золотого полудня

С чужой полосы на косе,

С косы отчужденья - по лунной,

Твоей ухожу полосе.

Как из тумана острова,

Из песни, проступив едва,

В немую даль

цепочкой темной

Перебираются

Слова...

Перебирается душа

Из обиталища души,

Как пробираются, шурша,

Сквозь репродуктор мураши.

Когда бы вспомнить и понять

Что заставляет лес линять

И кожу сбрасывать змею,

Мы тоже поняли б свою.

Рубашка - к телу, к пенью - речь.

И кабы жить не согреша

И петь - рубашку, плоть сиречь,

Изнашивала бы душа?

Шуршала бы, как лес шуршит,

Когда ползет в него змея

И древний ужас ворошит

Разоблачившегося Я?

Жидковато замешана глина,

Жутковато железо в крови...

Боже, Боже, зачем же ты сына

Не довел до огня и любви?

Вот бредет он к тебе, плохо свинчен,

Верчен подлой мыслишкой людской,

Кручен дьяволом, зол, половинчат,

Травлен зельем, отравлен тоской.

Будто с ярмарки пьяной в свой хутор

Сын бредет на отеческий суд,

И несет из железа - компьютер,

А из глины - скудельный сосуд.

"Блудный сын" - усмехнешься... но, Боже,

Для чего же ты дал ему плоть,

А души недодал? Для чего же

Обделил красотою, Господь?

А ведь он и за то благодарен,

И в бурьянах, в ощерьях репья,

Криво слеплен, нещедро прожарен,

"Прав ты, Господи!.." - воет, хрипя.

Разумеешь ли, Господи, сына,

Зришь ли страшный, растресканный рот,

Когда хриплая, серая глина

Твою славу, шатаясь, орет?

Ночь озаряет пчелиные ульи

И разоряет медовые соты.

В неразоренных - еще не любили.

В неозаренных лютуют, несыты.

Соты погасли, лампады, светила,

Гроздья семян, лоно тяжко взрывающих...

Боже, храни их Пречистая Сила,

Вечность незряча, а Ты призревашь их.

Ты пощадишь их, один в целой вечности,

Души немые и непреткновенные.

Ночь сладострастна

от бесчеловечности.

Страсть человечна...

от жути, наверное.

ВЕЧЕРА ВЕСЕННИЕ

Свистень, пеpстень, уголек!..

Помнишь - липкий тополек.

В теплой дымке, в легкой пленке

Путается мотылек.

Воздух памяти латая,

Он летит, не долетая,

И садится, и сидит,

Белым домиком глядит.

Свистень, пеpстень, белый дым!..

И становится седым.

И в коpе, не долетая,

Умиpает молодым.

Только азбука жива,

Только, pазве что, слова

Все еще свистят и блещут,

Ну одно, ну, может, два,

В пленке, в кожице, в дыму...

Кликнул их по одному:

Свистень! Пеpстень! Уголек!..

Пленку деpнул

И совлек

С дымных весен молодую

Жизнь, так нежно завитую

В память, в меловой кулек...

Лопнет ветка тополиная.

Запнется мотылек.

Детство.

Стою у корней и любуюсь на крону.

Листьев рукой не достать.

Остается мечтать:

Вырасту скоро, и шапку зеленую трону.

Юность.

Ветвящийся ствол набирается силы,

В звездах колышет листы...

Что они, детства мечты?

Детство уже далеко. Еще незаметны могилы.

Зрелость.

Стою у ствола - меж корнями и кроной.

Выросли буквы в коре.

Дети шумят во дворе.

Лишь до корней далеко. Как и до шапки зеленой.

Стаpый дом мое сеpдце тpевожит.

Нас любили в нем так, как быть может

Никогда не полюбят. Но в нем

Как в яйце, вглубь лаpца заключенном,