Едва ли могли, разумеется, утешить бесконечные «если бы», например, размышления, как бы сложился матч, если бы Владимир Мышкин вдруг неизвестно зачем не выскочил из ворот и не споткнулся. Но главным среди всех этих «если бы» был вопрос, связанный с Макаровым. Как повернулся бы ход матча, если бы отдал он шайбу Фетисову в третьем периоде, когда удалось ему уйти от соперников и выскочить из-за ворот Кралика?

Говорил мне об этом и старший тренер сборной СССР.

Позже Тихонов писал в своей книге:

«Однажды меня спросили, нет ли соперничества в отношениях между Фетисовым и Касатоновым, с одной стороны, и признанными уже молодыми нападающими ЦСКА, скажем, тем же Макаровым – с другой.

Думаю, на каких-то этапах, в каких-то формах (по-человечески это, согласитесь, понятно) борьба за лидерство велась и ведется, даже если внешне она никак не обнаруживается. Ведь в каждой команде происходит недоступный анализу тренера процесс, определяющий неформальных лидеров коллектива.

Приведу лишь один пример, когда такое соперничество проявилось со всей очевидностью. Перед финалом чемпионата мира 1985 года в Праге наша сборная опережала ближайших конкурентов на пять очков. И в списке бомбардиров тоже лидировали советские хоккеисты – спор за звание лучшего вели Макаров и Фетисов.

Первый финальный матч – с командой Чехословакии – наша сборная проиграла – 1:2. Напомню, что последний и самый реальный шанс отыграться у нашей команды появился в то мгновение, когда Макаров, обойдя соперников, проскочил за ворота Иржи Кралика и мог отдать шайбу на пятачок, куда уже стремительно мчался Фетисов. Увы, паса не последовало: Сергей попытался сам забросить шайбу.

После поражения на собрании команды Вячеслав с горечью и обидой сказал:

– Впервые в нашей команде велась борьба за титул лучшего бомбардира чемпионата…»

– Согласны ли вы с такой оценкой ситуации? – спросил автор Сергея спустя год с лишним после того матча. – И не забыта ли та игра в Праге?…

– Разве можно забыть этот день?

Мог я дать пас Славе, кинуть ему шайбу? Ну, конечно, мог. Почему же не отдал? Не пожадничал, поверьте. Мне показалось, что вратарь ошибся, поехав мне навстречу: теперь он не успеет сместиться в левый от него угол, куда я выскочил из-за ворот. Зазор между его ногой и ближней ко мне штангой был приличный, и я должен был, понимаете, должен попасть в эту щель… Обидно, но не попал. И не думал я вовсе в те мгновения о том, кто станет первым бомбардиром. Да и о чем думать: за пас ведь начисляют очко точно так же, как за гол… А вот я вас хочу спросить, можно?…

– Ну конечно…

– А если бы я отдал шайбу Славе, и он не попал, тогда что? Сваливать на него ответственность? Но это же игра, здесь может случиться всякое… Иногда такие голы не забиваешь…

И еще. Я не оправдываюсь, не хочу оправдываться, но у меня есть и второй вопрос. Почему никто не вспомнил другой ситуации – тот же Слава не отдал мне шайбу, когда я был у пустых ворот, у дальней штанги? Неужели только потому, что мой просчет, если он и был, пришелся на последний период, когда все было обострено? Но если бы мы не проигрывали, если бы Фетисов дал мне пас. то мою неудачу никто бы, вероятно, и не вспомнил… Писали бы только о том, что у нашей команды были возможности увеличить счет… Однако и Слава сам бросал не потому, что хотел отличиться в соревновании бомбардиров —увлекшись схваткой, об этом не помнишь. Просто он считал, что у него положение для броска лучше…

А пока… Вот уже десяток лет все шишки в конфликтных ситуациях достаются мне. Знаете, привык уже к этому. Не сегодня началось…

О конфликтах Макарова у нас еще будет возможность вспомнить не раз.

После возвращения в мае 1985 года с чемпионата мира Макаров вместе с товарищами по сборной страны собирался ехать к нефтяникам и газовикам Тюменской области, но его сняли едва ли не с самолета. Неожиданно выяснилось, что ему предстоит выступать на всеармейском совещании комсомольских работников.

Говорил не столько о хоккее, сколько о проблемах олимпийского движения, объясняя причины отказа советских спортсменов от участия в Играх в Лос-Анджелесе. Говорил и о проблемах армейского спорта.

Спустя год герой объяснял автору:

– Наверное, в самом этом факте, в моем выступлении со столь высокой трибуны можно увидеть еще одно признание социальной роли спорта. В том числе, понятно, и в жизни армейской молодежи.

И мои партнеры по ЦСКА, и я нередко выступаем в различных аудиториях перед самыми разными болельщиками. Виктор Васильевич Тихонов написал даже, что Игорь Ларионов и я «лучшие в команде мастера выступлений перед публикой». Не знаю, как насчет наших ораторских способностей, но свою ответственность перед зрителями я, как и другие хоккеисты, чувствую, несомненно: мы же для них играем. Если бы зрителей не стало, наш вид спорта просто потерял бы смысл. Говорю именно о спорте. Физическая культура – это одно, а большой спорт – другое. Он существует, если можно так сказать, для внешнего потребления, для зрителей. Это – наш театр. Театр спортивных команд. Только на первых порах играешь для себя, для своего здоровья (хотя дети об этом и не задумываются) или развлечения, ради собственного соперничества с ровесниками. А потом, став мастером, – для зрителя. Только для него.

Однажды в очередной раз возник разговор о болельщиках.

Сергей снова сетовал на инертность зрителей, на снижение в Москве интереса к хоккею.

– Плохо это… И для самой игры прежде всего. Если трибуны пустуют, то настроение играть, бороться пропадает. Боюсь я пустых трибун…«Припомнили мы тогда и другие виды спорта. Рассказал Макарову о беседе с его знаменитым тезкой, Сергеем Бубкой, которая в те дни состоялась в журнале «Спорт в СССР». Во время Игр доброй воли в Москве президент МОК Хуан Антонио Самаранч назвал Бубку «самым выдающимся атлетом наших дней». Журналист спросил рекордсмена, как он относится к славе, не тяготит ли его ее бремя. Бубка ответил:

– Бывает тяжело. Порой думаешь, что легче установить еще один рекорд, чем отвечать на вопросы журналистов, участвовать в съемках, раздавать автографы… Но все это дань болельщикам, вдохновляющим спортсмена на борьбу, людям, ради которых мы и отдаем все силы во время соревнований…

Макаров согласился с точкой зрения Бубки.

– Конечно, это правильно… Играем, соперничаем, делаем все возможное именно для болельщиков. Им хотим доставить радость. И особенно они радуются нашим победам, когда мы выигрываем Олимпийские игры или чемпионаты мира. Это, считаю, вполне законная гордость за своих соотечественников…

Говорили мы с Макаровым и о непосредственном контакте спортсмена с зрителями в минуты игры. Сергей тогда заметил, что хоккеистам или тому же Бубке труднее, чем, например, теннисистам.

– Вот когда легкоатлеты выступают в залах, в закрытых помещениях, то там зрителям интереснее – они ближе к спортсменам, буквально слышат их дыхание, видят глаза атлетов. Когда спортсмены рядом, зрители подмечают все тонкости борьбы, все оттенки настроения спортсменов. Совсем как в теннисе…

Сравнение с теннисом не удивило. Знал, конечно, что Макаров один из самых сильных теннисистов в армейской хоккейной команде.

А Сергей продолжал:

– Мы с интересом смотрим теннис… Хотя бы уже потому, что многие из нас играют. Хорошо, кстати, что теперь стали больше показывать эту игру по телевидению. Бывая за границей, видели телетрансляции многих турниров «Гран-при», видели, как Макинрой бросал ракетку в публику, как Коннорс демонстративно выражал свое неудовольствие зрителям, переругивался с ними.

У нас в хоккее такое, к счастью, невозможно. Во-первых, аудитория чаще все-таки больше, во-вторых, трибуны дальше от площадки, а в-третьих, нас разделяют высокие стеклянные бортики. «Любезностями» с не понравившимся тебе болельщиком не обменяешься.