Аннунсиата нежно улыбнулась.

– Ты так долго прожил при дворе и все еще уверен, что у мужчин есть душа?

Он мирно посмотрел на нее.

– Называй это как хочешь, но ведь что-то заставляет мужчин ходить на двух ногах, а не на четырех?

– Что слышно с войны? – спросила она спустя минуту.

– Все плохо, очень плохо. Новости с войны не могут быть хорошими. Наш флот ничего не добился на море, французы начали наступление на Данию, а датчане тем временем понемногу отступают: разрушили дамбу и теперь стоят напротив французов, глядя на них через пролив.

– Как ты думаешь, французы пойдут в наступление? – спросила Аннунсиата.

– Я думаю, нет. Ходят слухи, что датчане недовольны своим правительством из-за того, что война приняла такой оборот. Они хотят мира с Англией так же, как и большинство англичан стремятся к миру с Данией. Датский народ уверен, что их министры продали мир в своих интересах. Предприняты попытки вернуть Вильгельма Оранского на его законное место, чтобы еще раз сделать наследным штатгальтером.

– А что это такое? Что-то вроде короля? – спросила Аннунсиата.

Вильгельм был племянником короля Чарльза, сыном его сестры Мэри.

– Почти так; однако его власть не абсолютна, он всегда должен будет искать согласия с датским парламентом. Но в общем-то, он будет королем.

– А что будем делать мы? Я полагаю, что король откажется вести войну с собственным племянником?

– Не знаю, – вздохнул Кловис. – Понятия не имею, что будет делать наш король. Мне кажется, он ставит войну с Данией на первое место. Но думаю, что ты права: если принц Вильгельм станет штатгальтером, наш король скорее заключит союз с ним против Франции. Это более желанный друг, чем король Людовик.

Подошли Криспиан и Фрэнсис, которые ходили смотреть лошадей. Они были близкими друзьями и кузенами и проделали длинный путь вместе с армией Монка, чтобы вернуть королю Чарльзу его корону, но были абсолютно не похожи друг на друга. Криспиан, невысокий и плотный, еще раздобрел, с тех пор как стал сам себе хозяином и освободился от неодобрительной опеки отца. Он ел и пил без меры, а выпить очень любил. Его поместье располагалось на границе с Шотландией, на пересечении торговых путей, и поэтому в Нортумберленде найти хорошее вино было легче, чем где-нибудь южнее. Такие привычки не улучшили его внешность: волосы выпадали, тонкие черты лица, доставшиеся ему от матери, исчезли под слоем жира, от обильных возлияний лицо все больше краснело, а голубые глаза день ото дня становились все более водянистыми.

Фрэнк же был худым, смуглым, стройным и крепким, как орех. В Тодс Ноу он вел спартанский образ жизни, сам управляя своим поместьем и приглядывая еще и за Эмблхоупом, доставшимся Ральфу в наследство от первой жены. Его тонкие ноги были слегка искривлены от частой верховой езды, лицо, обветренное, смуглое, с высокими скулами, избороздили мелкие морщинки, но оно оставалось приятным и веселым. Его украшали очень голубые глаза, а темные кудрявые волосы только начали покрываться серебром.

Братья подошли вместе, и Криспиан, крепкой рукой обнимая Фрэнка за плечи, сказал:

– Черт побери! Мне нравится этот конь. Он должен носить тебя весь день и вернуться с высоко поднятой головой. И мне по душе йомен, который его оседлал. Я люблю таких ребят, в них столько задора!

– Если он будет продолжать принимать выпивку от своих почитателей, – заметил Фрэнк, – то выпадет из седла раньше, чем попадет на старт. Этот парень слишком тяжел для быстрой езды, его ноги похожи на дубы.

Фрэнк перехватил взгляд Аннунсиаты и улыбнулся, слегка поклонившись ей.

– Он очень вынослив, это я гарантирую, но не сможет развить скорость, а скачки устроены для легких и быстрых лошадей, – терпеливо пояснила Аннунсиата.

Криспиан тут же поправился:

– Я же не говорил, что он станет победителем. Я просто сказал, что мне он очень нравится. Ну, ладно, леди! Вам удобно? Скоро выведут лошадей для парада. Фэн и Нэн, подвиньтесь-ка, чтобы мы с Фрэнком могли сесть рядом с графиней.

Девушки беспрекословно подчинились, но Фрэнк вытянул руку и галантно сказал:

– Ни в косм случае, Крисп, мы не должны причинять дамам такого беспокойства. Кузина Фэнни, пожалуйста, сядьте на место. Мы великолепно разместимся у ног дам и будем развлекать их.

Криспиан озабочено огляделся:

– Черт побери, Фрэнк! Если я сяду, то уже никогда не подымусь. Фэн не возражает, чтобы немного потесниться, не так ли, Фэн?

Но Фрэнк не позволил ей этого сделать и, улыбаясь, решительно устроился у ног Фрэнсис, тем самым не давая ей возможности подчиниться брату. Крисп со стонами и руганью с трудом пристроил свое грузное тело между Сабиной и Анной, тяжело вздыхая, но без обиды, потому что Фрэнк все всегда делал правильно. Аннунсиата удивленно переглянулась с Кловисом, заметив при этом, как залилась краской Фрэнсис, когда у ее ног расположился Фрэнк. Лицо девушки осветилось радостной улыбкой, которая значила нечто большее, чем благодарность за ту маленькую услугу, которую он ей оказал. Фрэнк поднял глаза на Фрэнсис, и Аннунсиата подумала, что вряд ли он понимает, как относится к нему кузина. Бедной Фэн было уже двадцать четыре, ей давно пора замуж, но ее отец был очень болен, а Криспиан – слишком ленив, чтобы искать партию для сестры. Кроме того, четыре года назад, после смерти матери, она осталась за старшую, на ней лежали все заботы по хозяйству, и Криспиан, вероятно, решил, что ей уже никогда не выйти замуж. Анна, полная противоположность Фэн, была мягкой, аппетитно пухленькой, простой девушкой, охотно со всеми соглашавшейся. И хотя ей уже исполнился двадцать один год и, по мнению Криспиана, замужество ей тоже не грозило, она была вполне счастлива, посвятив себя брату и сестре и не особенно интересуясь тем, что происходит вне стен дома. Кловис, уловив направление взгляда Аннунсиаты, тихонько извинился перед ней и направился к Анне, чтобы немного развлечь ее. Аннунсиата мысленно поаплодировала ему за этот акт милосердия, несмотря на то, что сама осталась без компании.

Брен и Ферн, с визгом и лаем шныряя под ногами собравшихся, пролезли к Аннунсиате и ткнулись в ее руки, а успокоившись, примостились у ее ног, занимая очень много места. Следом за ними пришел Ральф.

– Дорогой, забери собак, – жестко сказала Аннунсиата, и Ральф, взяв их за ошейники, вывел из павильона.

– Можно мне присесть? – спросил он нетерпеливо. – Скоро начнется состязание.

Участники первого заезда подъехали, чтобы засвидетельствовать почтение графине и остальным членам семейства и дать им возможность полюбоваться лошадьми. На поле заключались пари, и все, даже слуги, хотели поставить хотя бы на одного скакуна.

Каких только лошадей здесь не было, начиная от пони и кончая плужными. Участники состязаний отличались не меньшим разнообразием. Тут были друзья дома, джентльмены из города и их сыновья, сквайры из ближайших поместий, фермеры с соседних земель, ремесленники и даже цыгане, которые к павильону не приближались, но бросали туда любопытные взгляды, крепко держа поводья своих тяжеловозов.

– Я выведу породу мулов, – прошептал Ральф Аннунсиате, когда этот странный парад кончился. – Сюда приходил один сумасшедший старик из Гэлтреса, который хотел, чтобы его маленькая дочь участвовала в параде верхом на тягловом быке.

Аннунсиата засмеялась:

– Не верю. А, вот и твои лошади. И, надо сказать, выглядят они великолепно.

Кловис, услышав эти слова, бросил поверх головы Фрэнка:

– Ты, конечно же, пожадничал, когда назначал приз, заранее зная, что он не уйдет из твоих рук. Признайся, Ральф, ты устроил все это для себя?

Мартин, который должен был выступать на молоденьком Ориксе, подошел поклониться мачехе и показать ей лошадь. За ним стоял Хьюго, которого распирало от гордости и возбуждения, потому что он должен был участвовать в скачках на Лионе. Он ожидал своей очереди получить порцию внимания от матери и ощутил укол ревности, когда увидел, как Аннунсиата, вытянув из волос зеленую шелковую ленту, повязала ее на руку Мартину со словами: