— Назовите лучше меня прямо бандитом, я нисколько не обижусь на это; но какое вам дело до этого?.. Вам нужен успех и только… Или, может быть, вы не знаете, что цель оправдывает средства?
— Это, может быть, ваша мораль, но я никогда не соглашусь с этим… я не хочу иметь вас ни своим сообщником, ни товарищем.
Скваттер бросил на асиендадо взгляд, полный ненависти и разочарования.
— Предлагая нам свои услуги, вы преследуете только свои собственные цели, — продолжал дон Мигель. — Что это за цели, этого я не хочу знать, не хочу даже слышать об этом… американец никогда от чистого сердца не станет помогать мексиканцу завоевывать свободу; он сам потеряет при этом слишком много.
— Итак?
— Итак, я навсегда отказываюсь от ваших проектов. Правда, я мечтал вернуть моей родине независимость, которой ее несправедливо лишили… Ну, а теперь мечта эта так и останется мечтой.
— Это ваше последнее слово?
— Последнее.
— Вы отказываетесь?
— Да, я отказываюсь.
— Хорошо, теперь я знаю, что мне остается делать.
— А ну, скажите, что вы станете делать? Это интересно, — сказал асиендадо, скрещивая руки на груди и смотря в упор на своего собеседника.
— Сейчас я вам это скажу.
— Я жду.
— Я знаю вашу тайну.
— Всю?
— Благодаря этому вы в моей власти.
— Сомневаюсь.
— Кто может помешать мне отправиться к губернатору штата и выдать вас?
— Он вам не поверит.
— Вы думаете?
— Я в этом уверен.
— Ну а я — нет.
— Почему?
— Вы сейчас это отлично и сами поймете.
— Признаюсь вам, мне очень любопытно это узнать.
— Несмотря на все ваше колоссальное богатство, а может быть, именно поэтому, несмотря на то, что вы делаете очень много добра, у вас все-таки очень много врагов, дон Мигель.
— Я это знаю.
— Тем лучше. Эти враги воспользуются, конечно, первым представившимся случаем, чтобы вас погубить.
— Весьма возможно.
— Вот видите, вы и сами согласны со мной… Ну так вот, когда я пойду к губернатору и скажу ему, что вы составили заговор, и, в подтверждение своих слов, вручу ему, кроме этих писем, еще несколько, написанных и подписанных вами, и которые лежат вон в том сундуке, неужели вы думаете, что губернатор сочтет меня обманщиком и не отдаст приказания арестовать вас.
— Значит, у вас есть письма, написанные моей рукой?
— У меня три таких письма, и я думаю, что их совершенно достаточно для того, чтобы вас расстреляли.
— А!
— Да. Вы и сами понимаете, конечно, что в таком важном деле я должен был принять все предосторожности: кто знает, что может случиться, а такие люди как я, — добавил он с иронической улыбкой, — более, чем кто-нибудь другой, имеют массу причин быть осторожными.
— Надо признаться, вы хорошо ведете свои дела, — небрежным тоном заметил асиендадо.
— Не правда ли?
— С чем вас и поздравляю, вы гораздо хитрее, чем я вас считал.
— О! Вы меня еще не знаете!
— С меня достаточно и того, что я теперь знаю.
— Итак?
— Мы на этом и закончим наш разговор, если вы позволите.
— Вы все еще отказываетесь?
— Более чем когда-нибудь.
Скваттер нахмурил брови.
— Берегитесь, дон Мигель, — глухо прошептал он, — иначе я поступлю так, как говорил.
— Если только я дам вам на это время.
— Э?
— Черт возьми! Хотя вы и очень ловкий плут, но ведь и я не дурак… Неужели вы, в свою очередь, думаете, что я испугаюсь ваших угроз и не сумею лишить вас возможности причинить вред, не мне, — потому что меня, повторяю вам, нисколько не пугают ваши угрозы, — а моим друзьям? Я не хочу и не допущу, чтобы они пострадали вследствие вашей измены и предательства.
— Ну и что вы можете сделать, чтобы помешать мне добиться этого результата?
— Вы увидите, — отвечал невозмутимо дон Мигель.
— А все-таки?
— Я вас убью.
— О-о! — проговорил скваттер. — Ну, это, знаете, совсем не так уж легко.
— Гораздо легче, чем вы думаете, милейший мой.
— Гм! Когда же это вы рассчитываете меня убить?
— Сейчас!
Собеседники в это время сидели перед очагом на противоположных концах скамьи; их разделял только стол, но последний стоял немного сзади, так что, разговаривая, они опирались на него только локтями.
Произнеся слово «сейчас», дон Мигель прыгнул, как тигр, на скваттера, совсем не ожидавшего этого нападения, схватил его за горло и повалил навзничь.
Оба врага покатились вместе по неровному полу хакаля.
Нападение мексиканца было так быстро и неожиданно, что скваттер, несмотря на всю свою геркулесову силу, не мог освободиться от железных объятий своего врага, сдавившего ему горло как в тисках.
Красный Кедр не только не мог оказать ни малейшего сопротивления, но не был в состоянии даже вскрикнуть; мексиканец придавил ему коленом грудь и в то же время сжимал руками ему горло.
Наконец полузадушенный скваттер дошел до полного изнеможения. Дон Мигель вытащил из-за голенища сапога нож с длинным и тонким лезвием и целиком погрузил его в тело врага.
Бандит конвульсивно вздрогнул несколько раз, затем мертвенная бледность покрыла его лицо, глаза закрылись, и он вытянулся и уже больше не шевелился.
Дон Мигель оставил нож в ране и медленно приподнялся.
— А! — прошептал он, смотря на скваттера с насмешкой. — Мне кажется, что теперь негодяй меня уже не выдаст.
Затем он взял лежавшие на столе два письма, достал из сундука находившиеся в нем бумаги, спрятал все это у себя на груди, вышел из хижины и, притворив за собой дверь, удалился большими шагами.
Сыновья скваттера не покидали своего поста и, увидя мексиканца, подошли к нему.
— Ну, — спросил его Шоу, — вы сговорились со стариком?
— Да, — коротко отвечал дон Мигель.
— Значит, теперь дело в порядке? — спросил Сеттер.
— Да, к обоюдному нашему удовольствию.
— Тем лучше! — радостно вскричали молодые люди.
Асиендадо отвязал лошадь и вскочил в седло.
— До свидания, господа! — сказал он им.
— До свидания, — отвечали они.
Мексиканец сначала пустил лошадь рысью и ехал так, пока не скрылся из вида сыновей скваттера; тут он отпустил поводья, пришпорил лошадь и помчался во весь дух.