Вождь предстал во всем параде; весь его костюм говорил, что сашем вышел на тропу войны.

Волосы на его голове, перевязанные кожей гремучей змеи, были приподняты на макушке, и тут в них воткнуто было орлиное перо; блуза из полосатого миткаля, украшенная массой погремушек, спускалась до самых бедер, защищенных от укусов москитов панталонами из той же материи; на ступнях были надеты мокасины из кожи пекари, украшенные фальшивыми жемчужинами и иглами дикобраза; к пяткам, как отличительный знак знаменитых воинов, было привязано несколько волчьих хвостов; за пояс из лосиной кожи были заткнуты нож, трубка и мешочек с лекарственными травами; на шее было надето ожерелье из когтей гризли и бизоньих зубов; наконец, великолепная шкура самки белого бизона, выкрашенная с внутренней стороны в красное, была накинута на плечи, заменяя собой дорожный плащ. В правой руке вождь держал орлиное перо, а в левой — американский карабин.

Войдя в беседку, вождь грациозно поклонился донне Кларе, а затем выпрямился и стал молча ждать, пока с ним заговорит дон Мигель.

Мексиканец с минуту разглядывал индейского вождя, по лицу которого было видно, что с ним случилось какое-то большое горе.

— Добро пожаловать, брат мой, — сказал асиендадо, — чему обязан я удовольствием тебя видеть?

Вождь бросил мимолетный взгляд на молодую девушку.

Дон Мигель понял, чего хочет индеец, и сделал донне Кларе знак удалиться.

Они остались одни.

— Брат мой может говорить, — сказал тогда асиендадо, — уши друга открыты.

— Да, отец мой добр, — отвечал индеец своим грудным голосом, — он любит индейцев; жаль только, что не все бледнолицые похожи на него.

— Я не понимаю моего брата… Разве его оскорбил кто-нибудь?

Индеец грустно улыбнулся.

— Где правосудие для краснокожих? — сказал он. — Индейцы — животные… Великий Дух не дал им души, как бледнолицым, и убивать их не считается за преступление!

— Вождь, вы говорите загадками, я вас не понимаю… Скажите мне, пожалуйста, сначала: почему покинули вы деревню вашего племени? Отсюда ведь довольно далеко от Рио-Сан-Педро.

— Моокапек один, его племени больше не существует.

— Что такое?

— Бледнолицые напали ночью, как трусливые ягуары; они сожгли деревню и перебили всех жителей, не исключая женщин и малолетних детей.

— О! Это ужасно! — невольно воскликнул асиендадо.

— Да! — продолжал вождь с иронией. — За волосы индейцев платят дорого!

— А вы знаете людей, которые совершили это отвратительное преступление?

— Моокапек знает их и он им отомстит.

— Назовите мне их главаря, если вы только знаете его имя.

— Да, я его знаю. Бледнолицые называют его Красным Кедром, а индейцы Людоедом.

— О! В таком случае вы уже отомщены, вождь, потому что он умер.

— Мой отец ошибается.

— Вы говорите, что я ошибаюсь, но я сам убил его!

Индеец покачал головой.

— Красный Кедр живуч, — сказал он, — лезвие ножа, которым поразил его мой отец, было слишком коротко… Красный Кедр ранен, но через несколько дней он опять будет на ногах и снова начнет убивать и скальпировать индейцев.

Это известие поразило асиендадо.

Враг, которого он считал мертвым, оказался жив, и асиендадо снова предстояло вести с ним борьбу.

— Мой отец должен держаться настороже, — продолжал вождь. — Красный Кедр поклялся отомстить ему.

— О! Я не дам ему на это времени. Он не человек, а исчадие дьявола, от которого во что бы то ни стало необходимо очистить землю, прежде чем к нему вернутся силы и он будет в состоянии начать новый ряд убийств.

— Я помогу моему отцу отомстить этому врагу.

— Благодарю, вождь, я не отказываюсь от вашей помощи, потому что мне, может быть, понадобится, и даже очень скоро, помощь всех моих друзей. Ну, а теперь скажите мне, что вы намерены делать?

— Орлиное Перо не может больше жить вместе с бледнолицыми и поэтому удалится в пустыню; у него есть друзья среди команчей, они краснокожие и с радостью примут его.

— Я не стану даже и пытаться отговаривать вас, вождь; ваше решение вполне справедливо, и если вы впоследствии точно так же отплатите белым, они не будут иметь права жаловаться на вас, потому что сами довели вас до этого. Когда отправляется мой брат?

— Как только зайдет солнце.

— Отдохните здесь сегодня, а завтра, если уж вы так решили, можете отправиться в путь.

— Моокапек должен отправиться сегодня.

— В таком случае, делайте как хотите. Есть у вас лошадь?

— Нет, но я добуду себе лошадь, как только встречу какую-нибудь манаду.

— Я не могу отпустить вас в такое путешествие пешком и дам вам лошадь.

— Благодарю, отец мой добр, индейский вождь не забудет этого…

— Пойдемте, вы сами выберете себе лошадь.

— Я хочу сказать еще несколько слов моему отцу.

— Говорите, вождь, я вас слушаю.

— Кутонепи, бледнолицый охотник, поручил мне сообщить моему отцу важное предостережение.

— Какое?

— Моему отцу грозит большая опасность… Кутонепи хочет видеть моего отца как можно скорее, чтобы самому сообщить ему, в чем дело.

— Хорошо, мой брат скажет охотнику, что завтра я буду на прогалине Пораженного Дуба и буду там ждать его до вечера.

— Я передам слова моего отца охотнику.

Затем ранчеро и краснокожий вышли из беседки и большими шагами направились к асиенде.

Дон Мигель предоставил корасу самому выбрать себе лошадь, и в то время как сашем седлал лошадь по индейскому обычаю, асиендадо удалился к себе в спальню и велел сказать сыну, чтобы тот пришел к нему.

Молодой человек успел уже совсем оправиться от полученной раны.

Дон Мигель сказал сыну, что ему необходимо уехать на несколько дней и поручил ему управление асиендой; при этом он советовал ему главным образом не удаляться от фермы и как можно заботливее оберегать сестру.

Молодой человек, радуясь в душе, что ему можно в продолжение нескольких дней наслаждаться полной свободой, обещал отцу исполнить все, что тот от него требовал.

Поцеловав в последний раз сына и дочь, дон Мигель отправился в патио44 .

В ожидании его, вождь занимался тем, что заставлял гарцевать выбранную им для себя великолепную лошадь.