- Люди этого лагеря хотят заключить союз со своими скрывающимися братьями. Пусть те покажутся, как показываемся мы!

Говоря таким образом, он не надеялся, что его поймут люди, говорившие на неведомом языке, но подобно бесчисленным поколениям дикарей и людей просвещенных, он верил в добродетель глагола и приписывал ему силу заклинающую, повелевающую и созидающую свет. Кустарник и саванна не выказывали ни малейшего следа присутствия человека. Быстро промчался какой-то зверь, утренние птицы славили созидающий свет...

- Отчего же вы не отвечаете? - вопил Курам. - Мы хорошо знаем, что ваши воины осаждают лагерь. Гумра. С орлиными глазами видел вас со стороны Семи Звезд и в стороне, где садится солнце.

Ответа все не было, но в глубине кустарника поднялся какой-то шум. Гумра, обладавший таким же тонким слухом, как зрением, сказал:

- Я думаю, мудрый вождь, что идут другие воины... Тогда Курам, охваченный беспокойством и гневом, закричал тоном угрозы:

- Пусть прячущиеся люди не очень полагаются на то, что их много. У белых людей есть оружие, такое страшное, как землетрясение или пожар, пожирающий лес!

Слова его сопровождались мимикой; но вдруг поняв свою неосторожность, он продолжал кротко:

- Мы пришли не как враги. Если ваши вожди захотят вступить в союз, вы будете желанными гостями в нашем лагере!

Внезапно один черный вскочил с ревом, подобным реву буйволов. В одной руке он держал стрелу, в другой дубину. Сила жила в его груди, челюсти его выдавались, как у волка; желтые глаза блестели пылом, мужеством, алчностью.

Он выкрикивал незнакомые слова, но жесты его выражали, что он хочет быть победителем и господином.

- Люди лагеря непобедимы! - отвечал Курам словами и знаками.

Уамма, Голубой Орел, стал высокомерно смеяться. Он испустил два повелительных клика, и воины Гура-Занка воспрянули в кустарниках, папоротниках и в высокой траве. Все это были сильные, мужественные молодцы; они окружили лагерь. Хагун, Человек с Рогом, затрубил к восходящему солнцу. Сыновья Звезды страшно заревели, все они были вооружены дубинами и стрелами.

Тогда Уамма сказал словами и жестами:

- Сыны Звезды имеют по десяти воинов на одного вашего. Мы возьмем лагерь со всеми животными и всеми сокровищами. А людей съедим!

Курам, поняв, что черный военачальник хочет войны, распростер руки, вытянул их перед собой, затем показал на землю и согнулся:

- Люди леса умрут, как насекомые, рои которых носятся вечером над водами озера...

Зычный голос Голубого Орла перемежался с рогом Хагуна. Тем временем Гура-Занка построились в колонны: их было четыре, каждая около пятидесяти человек.

Курам сделал последнюю попытку. Его голос и жесты одновременно заявили:

- Еще есть время заключить союз!

Но Голубой Орел, видя построенные к битве колонны, горячо почувствовал свою мощь и дал сигнал к наступленью...

Лагерь был готов принять его. На холме Айронкестль и один негр управляли пулеметом. Сидней проверял слоновье ружье. Филипп и сэр Джордж охраняли бивак с юга и запада. Остальные хозяева лагеря, готовые дать залп по первому сигналу, образовывали длинную кривую.

- Вождя не убивать! - крикнул Айронкестль, так как он надеялся после битвы заключить с ним союз.

Рог завыл, и Гура-Занка рассыпались по озеру; Курам отступил и двести свирепых дикарей ринулись к лагерю.

- Огонь! - приказал Айронкестль.

Пулемет, поворачиваясь, сеял пули так густо, что казалось, что это струя жидкости. Слоновье ружье грохотало подобно грому. Сэр Джордж и Филипп методически прицеливались, поддерживаемые огнем стрелков.

Результат был ужасный. Прежде, чем авангард Гура-Занка прошел половину расстояния, отделяющего их от лагеря, более шести десятков воинов уже лежали на земле. Пулемет разил их цепью; слоновье ружье разбрасывало снопы крови, тела, костей и внутренностей, каждый выстрел Филиппа или сэра Джорджа укладывал на месте по человеку.

Слоновье ружье вызвало первое отступленье: колонна черных, огибающая озеро, при виде искромсанных воинов, при виде оторванных голов и членов, разбросанных по всему пространству, была охвачена паникой и бросилась врассыпную в кусты папируса; затем пулемет остановил отряд, идущий с юга, в то время как обстрел Филиппа и сэра Джорджа, которым помогали Дик, Патрик и черные стрелки, рассеял третью колонну.

Но на западе отряд, предводительствуемый Голубым Орлом, приближался угрожающе быстро.

Впереди шел вождь, потрясая топором и стрелой; отряд был уже в двухстах метрах...

Гертон смотрел, как он приближался. Здесь были отборные воины: молодые, сильные, высокого роста, с широкой грудью... Если б они овладели лагерем, то истребили бы путешественников... Они двигались быстро. У Айронке-стля оставалось не больше двух минут, чтоб избежать катастрофы.

- Жаль! - проворчал он.

С сожалением повернул пулемет к западу и методично стал поливать свинцом. Как будто огненные клинки или удары молнии врезались в осаждающих. Люди кружились, как пчелы от дыма, качались, падали с криком бешенства или предсмертной тоски, или же бежали, куда попало, охваченные безумием. Вскоре вокруг Уаммы осталось не больше десятка воинов. Айронкестль рассеял их одним мановением руки.

Один Голубой Орел остался перед лагерем. Смерть была в его душе. Громадная сила его племени в один миг оказалась слабостью шакалов перед львом. Все, что его воспламеняло, все действительные и легендарные подвиги, все это рассеялось пред какой-то таинственной силой. Его гордость потонула в безграничном унижении; его славные воспоминания полегли в нем изувеченные, презренные, обезображенные.

Он поднял свою стрелу, поднял дубину. И крикнул:

- Убейте Уамму... Но пусть рука воина пронзит ему грудь... Кто хочет сразиться с Уаммой?

Это была последняя вспышка его гордости, и голос его жалобно звенел. Курам, стоявший рядом с Гютри, понял жесты черного вождя.

- Он хочет биться!

Гютри засмеялся. Он осмотрелся. Кругом были только обращенные в бегство, убитые или раненые.

- Я доставлю ему это утешение! - сказал он. Великан, вооруженный топором, перешагнул через кучу золы и жара и бросился навстречу Голубому Орлу. Вождь Гура-Занка смотрел на него ошеломленный. Хотя кланы Звезд насчитывали много воинов большого роста, но ни один из них не шел в сравнение с этим бледнолицым, сила которого, казалось, уподоблялась силе носорога. Суеверная печаль сдавила душу вождя, Гютри же крикнул: