- Что такое? - воскликнул Филипп. Варцмао испускал победные клики.

- Это труба Гура-Занка! - сказал Курам. - Мы спасены.

Филипп побледнел и обратил к Мюриэль взгляд, в котором сверкала радость освобождения. Уже виднелись Гу-Анда, выбегающие из прикрытий и стремглав мчащиеся прочь. Гура-Занка пускали им стрелы вдогонку. Показался авангард Голубого Орла.

Мюриэль громко вскрикнула и протянула руки: с запада шли Айронкестль с сэром Джорджем и великаном Гютри.

Глава VII СМЕРТЬ И ЖИЗНЬ

В час, когда удлиняются тени: Majoresque cadunt altis de montibus umbrae1 - Гура-Занка собрались на священной просеке для ночного пира. Костры были уже готовы. Два десятка Коренастых и столько же Гу-Анда еще вымачивались в озере, чтоб их тела стали более нежными и более вкусными.

1 Латинский гекзаметр: "Большие падают тени от высоких гор..." (Прим. переводчика).

Это был день высочайшего торжества. Меньше чем в месяц Гура-Занка победили Сыновей Красного Носорога, Черного Льва и тысячелетних врагов Коренастых, властителей пещер и подземелий.

Голубой Орел подошел к лагерю бледнолицых вождей. И здесь горели костры, зажженные для ночи, полной ловушек. Голубой Орел, полюбовавшись на громадный рост Гютри, обратился к Айронкестлю и, подкрепляя свои слова жестами, дружески заговорил:

- Эта ночь будет самой славной ночью Гура-Занка с тех пор, как Заума овладел лесом... Двадцать Коренастых и двадцать ГуАнда отдадут свою силу и свое мужество Гура-Занка. Уамма был бы рад разделить тело побежденных с великими Вождями-Призраками. Ибо он их друг. И он хорошо знает, что они властвуют над смертью. Не хотят ли вождь Мудрости, вождь Великан и вожди, бьющие дальше, чем долетает голос Звучного Рога, принять участие в празднестве?

Гертон понял его слова и отвечал голосом и жестами:

- Наши кланы не едят человечьего мяса, и нам запрещено смотреть, как его едят.

Голубой Орел выказал безграничное удивление. Он сказал:

- Как это может быть? Что же делаете вы с пленными? Ваша жизнь, должно быть, печальна.

Он понял, что от этого у них такие бесцветные лица. Но так как силу следует уважать, и так как он был полон благодарности, воинственный вождь чернокожих удальцов ограничился тем, что сказал, быть может с тайной иронией:

- Уамма пришлет своим друзьям антилоп и вепрей.

В тени зелени, в дрожащих отблесках реки Филипп созерцал ясную грацию Мюриэль. Дочь англов, с сотканными из лучей солнца и луны волосами, напоминала светловолосых богинь, нимф или же ундин, выплывающих из таинственных озер севера. На ней сосредоточивались пылкие желания мужчины и те священные представления, которые делали из скромной первобытной самки волшебное существо.

Взоры их встретились. Он пролепетал:

-- Мюриэль, вы уже знаете, быть может... Без вас моя жизнь превратится в темную ночь.

- Я ничтожное маленькое созданье, - прошептала она, - и обязана вам жизнью...

- Так если бы, - с тревогой подхватил он, - я не оказался там...

- О нет, Филипп, что вы спасли мне жизнь - это вовсе не необходимое условие...

Дух творения пронесся над пространством: река, казалось, течет из того сказочного сада, где протекали первые реки, и деревья только что родились на земле, возникшей из вод.

Чьи-то шаги зашуршали в траве. Гертон Айронкестль появился на берегу и заметил их волнение. Положив руку на плечо Филиппа, он сказал:

- Ты можешь на нее положиться, сын мой! У нее чистое сердце, в ее душе живет постоянство, и она боится Предвечного!..

Часть третья

Глава I ЦАРСТВО РАСТЕНИЙ

- Какой странный мир! - воскликнул Гютри.

Экспедиция медленно двигалась по саванне, травы которой были голубого и фиолетового цвета. Высокие и густые, эти травы при проходе каравана издавали сладкозвучный шум, смутно напоминавший звук скрипок. Временами попадались кущи пальм с индигового цвета листвой или финиковых - с листвой, как аметист. Желтые испарения закрывали солнце, гармонируя с цветом листвы и трав.

- Мы вступили в царство растений, - повторял Гертон, жадно вглядывавшийся в эту фантастическую равнину.

Он приказал не давать животным пастись здесь. Но этот приказ был излишен: верблюды, козы, а еще более ослы принюхивались к голубым злакам и фиолетовому клеверу с недоверием. Горилла проявляла неистовое беспокойство, круглые глаза обезьяны смотрели вокруг не отрываясь.

- Животные подохнут от голода! - ворчал сэр Джордж.

- Еще не так скоро!-ответил Гертон, указывая на корм, которым снабдили верблюдов и ослов.

- Да, вы предусмотрительны, - заметил Гютри, - но этого запаса хватит самое большее на вечернюю и утреннюю кормежку.

- Но это животные пустыни: раз их накормишь, и они в состоянии терпеть несколько дней.

Гютри беззаботно пожал плечами. Подул медленный и тихий ветерок. По всей равнине зазвенели слабые голоса: тонкие звуки скрипок, наивных арф, короткозвучных мандолин сливались в какую-то чарующую, смутную симфонию.

- Можно подумать, что мы на концерте Трильби! - заметила Мюриэль.

- Домовых! - прибавил Маранж.

Когда они приближались к фиговым и пальмовым островкам, звуки делались громче, как приглушенный орган.

Желтый туман, сгущаясь на западе, казалось, продолжал аметистовую и сапфировую равнину - топазовой. Там-сям мелькала голая полоска земли красного цвета с металлическим отливом, на которой не росли даже лишаи.

Пролетали громадные мухи, самые крупные из которых были величиной с синиц. Их рыжеватые рои неслись за караваном и вились над животными, жужжа, как жуки. Многие садились на ослов и бегали по ним с фантастической быстротой, но скоро было замечено, что они безвредны. Маленькие птички, едва больше жужелицы, выпархивали из кустов и резко чирикали, покачиваясь на стебельках. Мухи преследовали их. Они были не столь ловки, но все-таки иногда овладевали пичужками и скрывались с своей добычей в чаще высоких трав.

- Это ужасно! - воскликнула Мюриэль, увидавшая, как одна муха схватила пичужку.

Гютри захохотал:

- Настал их черед! Сколько времени птицы глотают мух! А для нас это лучше, чем если бы они были ядовиты.

Равнина все тянулась, блистающая и страшная.