Алджернон Чарлз Суинберн

Стихотворения

Стихотворения из первого сборника

Баллада жизни

Во сне обрел я сад цветов и ветра
Где ветви пышные над травами дрожат,
И там стояла Госпожа
В одеждах цвета солнечного лета.
Прекрасная, как яркая луна,
Заставила меня пылать она
И гаснуть, будто пламя под дождем.
Глаза закрыты — скорбь таится в них,
Печальны губы, словно розовый цветник
Прошедших дней, которых не вернем.
Она держала цитру в форме сердца
Из золотых волос чьи струны сплетены
Лютниста, в годы старины
Пленявшего сердца искусством дерзким.
Вот как семь струн именовались:
Была начальной жалость,
Второю — доброта,
Затем довольство, горе, сон и грех
И нежная любовь, что тверже всех,
Греху и злу чета.
Стояли трое рядом с ней, одеты
В парчу и злато с головы до ног;
И первый нацепил венок
Пшеничный, пряча тления приметы:
Кривился рот, лицо заплыло жиром,
А на одежде были дыры
И пятна ржи и пыли,
Скрывал глаза истлевший капюшон:
Собою представлял картину он
Порока — так все знаки говорили.
Вторым был Стыд, с пустым, унылым ликом,
Зелено-серым, будто лист, попавший в пламя;
Со слабыми, дрожащими ногами
Он вечно падает в смущении великом.
В его душе — обид и мук скопленье
И пульса каждое биенье
Рождает боли крик.
Последний — Страх, со Смертью узы вяжет,
Он друг Стыду, и лишь тот слово скажет,
Страх отзовется вмиг.
Чудесно это все — моя душа сказала.
Увидеть проще воздух, солнца луч держать,
Чем думать, чтобы Госпожа
Греху была родней или подругой стала.
Колена преклонив, служили девы ей.
Я умолил одну скорей
Узнать, в чем зрелища причина;
И Страх сказал: Я Жалость, что почила,
А Стыд: Я Горе, что привычным стало,
Сказал Порок: А я — Любви личина.
Но вот рука коснулась струн прекрасных
И песни странные из уст её полились;
Покуда пенье длилось,
Утихли звуки все; по лицам у несчастных,
По восковым щекам слез потекли потоки
От грустного восторга.
И перемена чудная явилась мне тогда:
Налились жизнью губы, щеки стали красны,
Все трое снова свежи и прекрасны,
Как в юные года.
Тут я сказал: «Теперь я вижу ясно —
Жизнь совершенна, всё преображает,
Смерть, грех и горе перед нею тают,
Красе её ресниц становятся подобны,
Иль обиталищу души моей — губам,
Иль белизной сверкающим бокам,
Иль груди, поцелуев раю.
Отныне крепко на её надеюсь милость,
Меня хранит она, что б не случилось —
Я это твердо знаю».
Вперед, баллада, поднеси ей розы
Такие длинные, что горло задевают;
Шипы их не таят в себе угрозы.
Твой плащ певца весь золотом играет,
Так смело выходи пред ней и говори:
«О Боржия, во мне горят твои власы златые,
Как в лихорадке, буен сердца ритм.
Приняв букет огромный, ты
Лобзанья мне дари».
И может быть — всесильна доброта! —
К тебе склонится Госпожа, чиста,
Как под зефиром клонится лоза,
Со смехом целовать тебя в уста,
Баллада, и в закрытые глаза.

Баллада смерти

Склонись, Любовь, излей себя слезами,
Пусть вздохи обручем тугую сдавят грудь,
Веселья край забудь,
Сомкни уста, закрой лицо руками,
Услышь роптанье горести людской;
Из тяжких вздохов сшей себе одежды —
Обтянет плоть наряд,
Укрась обильно болью и бедой,
И пусть страданья, горе без надежды
На рукавах и вороте блестят.
О лютня, ты играешь в землях смерти,
Висишь на дереве холодной, злой страны;
Здесь песни Трёх слышны:
Любовь, Век, Грех в унылой круговерти
Страстей — стенают каждый о своём;
Уста разбитые, смягчите резкий голос,
Хочу молить о ней;
Пусть поцелуй вас обожжёт огнём —
Касанье милой уст пьяней вина казалось,
Милей покоя — истеченье дней.
Любовь, ты знала, как она прекрасна,
Ты знаешь, Век, что лучшей не найти,
Пока рукой с пути
Ты не сметёшь свет солнца ясный,
Луны сиянье не изгонишь прочь.
Припомни, Грех, что стыд она сумела
Без боя покорить;
Лобзаньем Стыд решилась превозмочь,
Свежее розы, губ коснулась смело,
Сама его сумела устыдить.
Венера в эту ночь стоит у изголовья,
Царицы чёрный плащ весь золотом расшит,
Лик взору моему открыт,
Бледны ланиты и печальны брови,
А лоб покрыла смерти белизна.
В кудрях её бурлит волна морская,
Блестит руном златым.
Голубкой раненой глядит она,
Искристой пылью злато опадает,
Агаты, жемчуг обратились в дым.
Пестры одежды цвета нежного сандала —
Изображеньями весь тонкий стан обвит
Великих тайн любви,
Что, как лоза вино, восторг в себя вобрала:
Улыбки девушек и танцы голубей,
Невесты стыд в покоях брачной ночи,
Лобзанья в темноте,
И тех печаль, кто любит всё слабей,
Кому лишь тяжкий бред смежает очи,
Кто сердце сжёг и бродит в пустоте.
А слёзы, что из глаз Венеры пали,
Мне залили лицо, как кровь, и тот поток
Палит огнем, жесток:
Встань, оглянись — уста её сказали,
Всё, что манило благом, красотой —
Всё время унесло от нас навеки,
И та от нас ушла,
Что словно небо пред земной тщетой,
Иль сад цветущий перед голой ветвью —
Ничтожна похвала;
Унесена и та, кому Любовь служила,
А к ложу с поцелуями склонялись короли,
Кладя дары Земли —
Дроблёный нард, что лишь богам курили,
Мёд в сотах и прозрачное вино;
Чей поцелуй преображал дыханье
В благоуханный жар,
Струились кудри белоснежным льном,
Сверкали очи — солнце утром ранним,
Слепили взоры, как огня удар.
Узрел я мою даму в отдаленье —
В короне, мантии, но лишь фантом она,
Красива и бледна,
И сомкнут рот, что вызывал влеченье;
Прекрасны мёртвой синевой виски,
Глаза сокрыли за изгибами ресницы,
Прекрасны, будто свет,
Круги кудрей, но как хрусталь хрупки,
Прекрасно тело, но, подобно багрянице
Заношенной, убито грузом лет.
Увы! Густые кудри слёзы заливают,
И влага глаз моих смочила платья лиф,
Ей шею оросив,
И грудь, что к поцелуям призывает,
Там, где живут два розовых цветка,
Где разделяются они — но разве вы забыли?
Остался аромат,
Увы, лишь сладость сохранят шелка,
И золотые листья стынут в снежной пыли,
Любому сердце грустью омрачат.
Увы! Минули дни, когда Бог совершенством
Тебя дарил, и мне досталось от щедрот:
Душа твоя — добро,
Одежды — милосердье и блаженство,
И высшей милостью сияла грудь,
В дни те, когда Он призирал за нами;
Любовью взор дышал,
А к волосам весь мир мечтал прильнуть,
И добродетель пребывала в тела храме,
Какой не каждого наделена душа.
Теперь, баллада, собери ей маки,
Плоды шиповника бесцветные, сухие,
Земли холодной злаки,
И ноготки, и зелья колдовские,
Траву, что высохла и не была пожата;
Букет печали ты прижми к груди рукой,
Лик Смерти отыщи, пока не гаснет свет,
Скажи: «Хозяин раньше был Любви слугой,
Теперь тебе служенья дал обет».
Склонись пред ней, вздыхая, о баллада,
Не оборачиваясь, ей иди навстречу,
Да не случится так:
Ко мне однажды ты войдешь под вечер,
А за тобою — Смерти мрак.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: