- Спасибо. - Прихлебнул кофе, искоса посмотрел на большое светящееся табло точного времени над экранами: 8:59. Говорит громко, всему залу: Начинаем, товарищи! Слушаем Хьюстон...
Вспыхнул большой экран, на котором, словно в зеркале, отразился такой же зал, только таблички были уже английские, а вместо Зуева сидел Майкл Кэтуэй - руководитель американской части программы.
- Доброе утро, мистер Кэтуэй, - весело говорит Зуев. - Просим подтверждения старта транспортного корабля "ШАТТЛ-47".
- Отрыв от старта - 19:41:05 мирового времени. У нас все в порядке.
- О'кей! - говорит Зуев. - Просим подтверждение "МИР-4".
На другом экране вспыхивает новое изображение; два человека в легких спортивных костюмах в командном пункте долговременной орбитальной станции "МИР-4".
- Говорит "МИР-4". Старт 19:41:05 принят. Маяки начинают работать в режиме сближения по докладу с борта. "ШАТТЛу-47" дается третий причал, как просили.
- Принято, - говорит Кэтуэй. - Прошу запасной радиоканал.
- Минуточку, - отвечает станция. Один из сидящих за пультом вдруг всплывает, летит к потолку, возвращается с бортовым журналом. - Ваш запасной канал с 112,34 до 112,73.
- Вопросы к Хьюстону? - спрашивает Зуев.
- Вопрос доктору Райту, - говорит по-английски Леннон, сидящий за пультом "Связь с экипажем". И на экране возникает новое лицо: Райт конструктор систем ориентации "Мэйфлауэра".
- Хэлло, Микки! Мне нужны расчеты эрозии оптических поверхностей фотоумножителей от испарения в вакууме, - говорит Леннон.
- Получите сегодня после ужина, - отвечает Райт.
- А раньше нельзя?
- После нашего ужина, - улыбается Райт, - а у вас это будет после завтрака.
- О'кей!
- Слушаем службу Солнца, - громко перебивает Зуев.
- Крым на связи, - загорается экран.
Красивая загорелая женщина, заглядывая в бумажку, говорит тоном учительницы начальных классов:
- Мы уже докладывали ночью, повторяем для всех: по хромосферным вспышкам в открытом космосе работы для "Гагарина" закрываются с 11 до 14 часов. Прогноз на ближайшие сутки...
Прерывая эти слова, в динамиках нарастает какой-то резкий свист, быстро переходящий в громкое гудение. Изображения на экранах искажаются, будто кто-то, сидящий по ту сторону экранов, яростно мнет руками картинку. Это длится всего несколько секунд, и вот все снова на своих местах.
- В чем дело? Кто дежурит по связи? - раздраженно кричит Зуев.
У пульта "Дежурный по связи" молодой инженер, растерянный и смущенный, запинаясь, бормочет:
- У нас все в порядке, Илья Ильич... Амплитуда...
- Это называется - в порядке?! Меня не интересуют амплитуды. Мы с Крымом не можем связаться нормально, а собираемся с Марсом говорить! Сколько это будет продолжаться, я вас спрашиваю?
- Илья Ильич, - начинает инженер, но Зуев тут же перебивает его:
- Что за помехи? Откуда помехи? Кто нам мешает? Надо найти и наказать примерно!
- Очевидно, это помехи ионосферного происхождения...
- Молодой человек, я этими делами занимаюсь без малого сорок лет, Зуев в сердцах бросает на пульт белые наушники, - почему-то раньше ионосфера не мешала. Я потребую создания специальной комиссии. Пора кончать с этим делом! У нас нет элементарной дисциплины и культуры работы!
- Не поняла? - спрашивает красивая дежурная Крымской службы Солнца.
- Это к вам не относится...
Кэтуэй холодно спрашивает с экрана по-русски, сильным акцентом:
- Мистер Зуев, когда ваша служба давала солнечный прогноз, у нас прошел сбой связи. Что это значит?
- У нас тоже прошел сбой, но что это значит, я еще не знаю. Мы разберемся и объясним...
- Но это становится регулярным...
- Простите, но я могу предъявить точно такие же претензии Хьюстону.
- В Хьюстоне все о'кей...
- И у нас тоже о'кей. Я повторяю; мы разберемся. Итак, на чем мы остановились? Прогноз на ближайшие сутки. Слушаем Крым.
- Прогноз на ближайшие сутки в норме. Ожидаемая доза от ПКИ [первичное космическое излучение] до 11 миллиардов в сутки, - так же назидательно говорит загорелая дежурная.
- У вас все? - спрашивает Зуев.
- Все.
- Тогда подготовьте мне сводку по активности Солнца на время нашего с вами сеанса. А то тут у нас собственную халтуру валят на ионосферу. - Он зло косится на молодого инженера за пультом дежурного по связи. "Гагарин" знает о запрете по хромосферным вспышкам? - спрашивает Зуев и оборачивается к одному из темных экранов.
Молчание.
- Я вызываю "Гагарин", - нетерпеливо говорит Зуев.
- Проспали сеанс на "Гагарине", - тихо шепчет Лежаве Раздолин.
Космонавты, кроме дежурного по связи Леннона, сидят на "гостевых" креслах, куда обычно сажают большое начальство, которое любит бывать здесь, особенно если существует поганая гарантия успеха какого-либо космического эксперимента.
- Я вызываю "Гагарин", - раздельно и громко говорит Зуев, нетерпеливо постукивая по пульту авторучкой.
Экран вспыхивает:
- Простите, Илья Ильич! Тут у нас...
- Что у вас? Да что это, в самом деле, сплошные сюрпризы сегодня! Тоже "амплитуды"?
- Да нет, ничего, пустяки, - на экране смущенно улыбается космонавт-испытатель.
- Запрет по Солнцу вы приняли?
- Да. У нас и нет никаких наружных работ. Все испытания корабля идут по штатной программе. Проверка аварийной системы связи закончена сегодня в 6:35, замечаний нет. - И добавляет неофициальным тоном: - У нас, правда, все в порядке, Илья Ильич... - но, говоря это, он смотрит куда-то в сторону.
- Что у вас все-таки там происходит? - недовольно спрашивает Зуев.
- Тут вентилятор батарейный взбесился. Летает, мы его поймать не можем...
- Сачком! Сачком его! - кричит Раздолин.
- Каким сачком? - оторопело спрашивает человек с экрана.
- Для бабочек.
Все смеются.
- Почему Саши так долго нет? - спрашивает Редфорд, наклонившись к Лежаве.
- Ты что, медиков не знаешь? Наши ничуть не лучше ваших, - отвечает Анзор.
Вновь загорается экран Крымской службы Солнца, и та же хорошенькая, загорелая женщина таким же "педагогическим" тоном докладывает:
- По данным системы "Дозор", сбоев связи по вине Солнца на время сеанса быть не может.