В год Тринадцатой гиперкосмической Альберто Тоцци исполнилось двадцать три. Это был хрупкого сложения высокий черноволосый юноша с тонкими правильными чертами лица. С детства он ходил в вундеркиндах. Четырнадцати лет поступил в Палермскую высшую техническую школу, шестнадцати стал публиковать научные сообщения, а к двадцатилетию уже имел ученую степень. В Альберто не чаяли души бесчисленные итальянские родственники, а коллеги ценили и уважали Тоцци как талантливого, многообещающего космогеолога.

При всех своих достоинствах Тоцци не относился к категории так называемых баловней судьбы. Напротив, Альберто отличался редким трудолюбием, преданностью науке; к родным и друзьям относился с почтением. Единственным недостатком Тоцци или даже не недостатком, а слабостью, как осторожно выразился Набиль Саади, была его эксцентричность.

Экипаж космической экспедиции принимал темпераментного итальянца по-разному. Командир и его жена, быть может, потому что детей у них не было, с первого дня как бы взяли Альберто под свое покровительство. Масграйв сразу почувствовал к Тоцци неприязнь и до окончания экспедиции держался с ним подчеркнуто сухо, официально, разговаривал только по необходимости. Анита держалась с Тоцци по-приятельски легко, но при каждом удобном случае подтрунивала над ним. Сам же Набиль Саади, судя по всему, с молодым геологом был корректен, подчеркнуто вежлив, но вежлив дружелюбно, без отчуждения. Кроме того, чувствовалось, что Саади еще тогда, в Тринадцатой гиперкосмической, задолго до трагической смерти геолога, уже испытывал к Тоцци некое сочувствие, даже жалость.

За что же можно жалеть такого счастливчика? Когда я напрямую спросил об этом Саади, на секунду он замялся, потом не очень охотно объяснил. Оказывается, Альберто влюбился в Аниту. И не просто влюбился - полюбил. И безответно. Когда Анита погибла, в Альберто словно что-то сломалось. Из жизнерадостного, улыбчивого, общительного юноши он превратился в замкнутого, отрешенного от жизни мужчину. Позже, на Земле, Набиль пытался найти Тоцци, но тот избегал встреч. Говорили, что после полета на Мегеру Альберто так и не пришел в себя: перестал видеться с друзьями и пользовался любой возможностью, чтобы улететь в космическую экспедицию, все равно куда и все равно с кем. Полет на Саратан стал драматическим финалом этой действительно печальной судьбы. Случилось вот что. Во время обвала и горах напарник Тоцци был тяжело ранен. Вездеход засыпало камнями Емкости батарей, питающих противорадиационную защиту костюмов космогеологов, хватало на четверо суток. Быстрой помощи ждать не приходилось - вышла из строя система аварийного оповещения. Альберто снял свои батареи и подсоединил к блоку питания товарища. Когда их нашли спасатели, геологи лежали без сознания. Раненого удалось возвратить к жизни Тоцци спасать было поздно.

Наутро меня разбудил Саади и предложил прогуляться в водный павильон. Там ярко и горячо светило искусственное солнце. Несколько человек сонно лежали на поролоне, загорали. Благословляя безвестного гения, предложившего запас воды на космических кораблях не прятать в баки, а использовать для удовольствия команды, я начал раздеваться.

- А вы, профессор? Не желаете освежиться? - позвал я, заметив, что Саади усаживается за столик.

- Купайтесь, я не хочу, - отказался Саади. На нем, как и вчера, была та же хламида, но четки в руках были уже не коралловые, а из неизвестных мне бурых косточек.

Я накупался до одури, сделался красным от загара, выпил термос чая, проиграл Абу-фейсалу четыре партии и одну свел вничью, но обещанных откровений не услышал. Подсознание профессора цепко держало свои тайны, и, похоже, не без помощи сознания.

Профессор в деталях описывал, какие перед ним стояли научные задачи. Я слушал из вежливости. Саади популярно изложил теорию интерференции биополей, задержался на принципах, отличавших его гипотезу от гипотезы Феликса Бурцена. С трудом дослушав седьмой тезис, я объявил профессору, что его научные высказывания не вызывают у меня лично ни малейших сомнений. Но дело в другом. Не устроит ли он мне, учитывая его дипломатические таланты и добрые старые отношения, встречу с Масграйвом? Не думаю, что просьба моя, даже подслащенная лестью, доставила Саади удовольствие, но помочь мне он все-таки обещал.

И постарался. Вечером "секретарь" сообщил, что капитан Масграйв примет меня.

Терри Масграйв встретил меня довольно прохладно.

- Два дня назад во время сеанса гиперсвязи вы говорили, капитан, что вам нечего скрывать в этой истории. Могу ли я и сегодня рассчитывать на вашу откровенность?

- Спрашивайте.

- Давайте поговорим по очереди об участниках Тринадцатой гиперкосмической.

- Кто именно вас интересует? Бурцен?

- Он был вашим другом?

- Не был.

- Он был способным ученым?

- Не знаю. У нас разные области. Думаю, ученый он был неплохой.

- А как начальник экспедиции?

- Ниже среднего.

- Почему?

- Скверный организатор.

- А в его характеристике перед Мегерой писали, что он "участвовал в шести межпланетных экспедициях, проявил себя... способным организатором". Что же, в седьмой он стал плох?

- В хорошо организованных экспедициях не гибнут люди, - отпарировал Масграйв.

- Хорошо, оставим командира Бурцена. Поговорим о Тоцци. Это был полезный для экспедиции участник?

- Он слыл способным космогеологом.

- А как человек?

- Пустой, эгоистичный вундеркинд, - вскинулся Масграйв.

- И в чем же выражался его эгоизм?

- В том, что личные интересы Тоцци ставил выше общественных. Классический случай.

- Что это за "личные интересы"?

- Личные... Ну, значит, сердечные...

- То есть?

- Он был влюблен. В Аниту. И не спрашивайте, что уже знаете. Аните он писал дурацкие стишки. Меня игнорировал.

- И это все? А как относилась к Тоцци Анита? - не унимался я.

- Он был ей неинтересен. Альберто в ту пору не мог соперничать с Бурценом.

- При чем тут Бурцен?

- Вы не очень догадливы.

- Неужели...

- Да.

- Вам известно, что Тоцци погиб?

- Знаю. Но что вас интересует, каким Альберто был тогда, во время экспедиции, или каким стал после?

- То есть вы считаете, что Тоцци причастен к гибели Бурцена и Декамповерде?

- Он внес свою лепту в разлад, хотел он этого или нет.

- И только?.. Вы хотите сказать, что в смерти Феликса и Аниты косвенно повинны остальные члены экипажа?

- Ничего я не хочу сказать, молодой человек, - взорвался Масграйв. - Но будь люди настроены чуть по-другому, не было бы той нервозности, может, они бы и уцелели, нашли правильный ход...

- Вот как. Надо думать, Анита тоже способствовала разладу коллектива?

- В весьма значительной мере.

- Потому что позволила Альберто в себя влюбиться? - осмелился уточнить я.

- Не только. При каждом удобном случае Анита подшучивала над Тоцци.

- Бурцен знал об этом?

- Об этом знали все.

- О том, что Анита влюблена в Бурцена?

- А и о том, что они... влюблены друг в друга.

- Так... Многое становится понятней. Значит, его жена ревновала?

- Что вы хотите? Роман развивался у нее на глазах.

- И вы лично осуждаете Бурцена за это?

- Это привело экспедицию к провалу, а двух человек - к гибели.

- Подведем итог, - сказал я, вставая. - Бурцен - циник. Тоцци - эгоист. Саади - себе на уме. Анита - искательница приключений. А кто же, по-вашему, Елена Бурцен? Ведь и ее, несомненно, вы считаете "косвенно причастной" к происшествию?

- Вы нарушаете все приличия. Отправляйтесь в модуль. Желаю вам не разделить участи Бурцена и Декамповерде. Прощайте.

Конусные броненосцы застывали остроконечными каменными бугорками, но еще жили: им предстояло теперь выполнить последний приказ, записанный в их генах самой природой - открыть на Мегере новый сезон. Энергии, накопленной каждым конусом, как раз хватило, чтобы отрастить несколько полых корней, пробит" ими омертвевший слой почвы. Прошло еще немного времени, и по этим корневым тоннелям хлынули на поверхность зародыши и гусеницы, личинки и бактерии. Они несли с собой семена, пыльцу, споры, которые попадали уже отнюдь не в стерильный грунт. К этому времени конусы рассыпались и удобрили землю. Все необходимое для нового витка эволюции было подготовлено.