Все историко-археологические выводы и построения в работе обосновываются исключительно материалами археологии и не зависят от данных других наук. При изложении ранней истории славян эти выводы и наблюдения сопоставляются (как бы «оцениваются») с заключениями и наблюдениями, полученными как лингвистами на материалах языкознания, так и представителями других смежных наук.

НАЧАЛО СЛАВЯН

Нижним звеном в цепи археологических культур, долженствующих ретроспективным путем продлить славянский этногенез в глубь веков, оказывается культура подклошовых погребений, распространенная в V–II вв. до н. э. в междуречье Вислы и Одера. Формируется она в результате взаимодействия двух культур — лужицкой и поморской, вызванного миграцией племен поморской культуры в восточные районы лужицкого ареала. Однако ни лужицкую, ни поморскую культуру невозможно относить к славянам.

Лужицкая культура получила распространение в Центральной Европе (между верхней Эльбой и Вислой, включая северные области Среднего Подунавья) в последних столетиях II и в первой половине I тысячелетия до н. э. Ее приписывали германцам, кельтам, славянам, иллирийцам, фракийцам. Однако, поскольку позднейшие археологические культуры, достоверно принадлежащие этим индоевропейским группам, не обнаруживают прямой генетической преемственности с лужицкой, ее, естественно, нельзя связывать с какой-либо одной из названных этноязыковых группировок.

Лужицкие древности являются составной частью культур полей погребальных урн, характерных для Европы в конце бронзового и в самом начале железного века. На раннем этапе в ареале этих культур наблюдается еще довольно пестрая картина. Зато в начале I тысячелетия до н. э. ареальные различия нивелируются, и можно говорить о сложении и существовании в Европе единой культурной общности полей погребальных урн.[97]

Эта культурная общность (рис. 5) лежит в основе культуры пракельтов (верхний Рейн), праиталиков (Приальпийский регион), иллирийцев (на юго-востоке), прагерманцев (древнейшая германская культура — ясторфская — сложилась на основе местных древностей эпохи бронзы при участии проникшей с юга культуры полей погребений), славян (восточный регион лужицкой культуры) и, по-видимому, некоторых других европейских этносов. Это позволило В. Киммигу отождествить культуру полей погребальных урн с древнеевропейской общностью, описанной X. Крае.[98]

Происхождение и ранняя история славян i_008.jpg

Рис. 5. Древнеевропейская общность

a — ареал культур полей погребальных урн на рубеже П и I тысячелетий до н. э. (по 9. Киммигу);

б — лужицкая культура;

в — центральноевропейский культурно-исторический ареал (по О. Н. Трубачеву);

г — восточная граница распространения древнеевропейской гидронимики,

д — направления расселения племен — носителей культуры полей погребальных урн.

Следовательно, лужицкую культуру нужно относить к одной из диалектных группировок древнеевропейского населения. В эту эпоху население Срединной Европы еще говорило на близких между собой индоевропейских диалектах, из которых позднее сформировались италийский, кельтский, иллирийский, германский и славянский языки. Выделяемый О. Н. Трубачевым на основе анализа ремесленной терминологии цент-ральноевропейский культурно-исторический регион, по всей вероятности, по времени и территориально соответствует культурной общности полей погребальных урн, а может быть, и более ранним древностям — культурам курганных погребений и унетицкой.[99]

Поморская культура на первом этапе (вельковейский этап, VII–VI вв. до н. э.) занимала сравнительно небольшую территорию Польского Поморья от нижней Вислы до Одера. Ее происхождение сложно и спорно. Сформировалась поморская культура, по-видимому, в основном в процессе эволюции культуры эпохи бронзы на Кашубской возвышенности.

В последние годы в польской литературе распространилось мнение о сложении поморской культуры на основе особой группы лужицкой культуры, получившей название восточнопоморской.[100] Действительно, в бассейнах рек Слупы и Лупавы, которые входят в ареал поморской культуры, известны памятники периода поздней бронзы, принадлежащие к лужицкой культуре. Однако этого явно недостаточно для утверждения об эволюции поморской культуры из лужицких древностей. Поморские и лужицкие древности, в особенности погребальный обряд и керамический материал, настолько различны между собой, что не может быть речи ни о развитии первых из вторых, ни об их происхождении от единого корня. По-видимому, лужицкие племена приняли какое-то участие в генезисе поморской культуры, а основу последней, очевидно, составили местные древности периода поздней бронзы.

Кроме того, в сложении поморской культуры какой-то долей участвовали и пришлые элементы. Если предметы из Скандинавии (бронзовые сосуды, браслеты с концами в виде трубочек и др.), появляющиеся в кашубских памятниках поздней бронзы, можно считать продуктами обмена, то распространение домковых и лицевых урн в памятниках начала железного века уже отражает миграцию в области Польского Поморья иноплеменного населения.

Этническая принадлежность поморской культуры не установлена. Первоначально было высказано предположение о ее германской принадлежности. Оно основано на преувеличении роли пришлого компонента в сложении поморских древностей. Исходные положения этой концепции были сформулированы Г. Коссинной, который считал, что лицевые урны сначала получили распространение среди германского населения Скандинавии, а потом в результате переселения германцев — в поморских памятниках нижней Вислы.

Мысль о славянском этносе племен поморской культуры основана исключительно на предположении, что она эволюционирует из лужицкой, которую часть исследователей считает славянской. Но поскольку славянство лужицкой культуры доказать нельзя, а развитие поморской культуры из лужицкой представляется необоснованным, то предположение о славянской принадлежности поморской культуры остается ничем не аргументированным.

Ещё в 20–30-х годах XX в. польские археологи, сравнивая поморские древности с синхронной культурой восточнопрусских курганов, склонны были относить поморскую культуру к культурам балтов.[101] Действительно, сходство этих культур очевидно. Для поморской культуры и восточно-прусски i курганов общи каменные ящики, устраиваемые для захоронений, многие типы глиняной посуды (круглодонные горшки и миски, грушевидные сосуды, усеченноконические миски и др.), некоторые типы украшений и орудия труда. Существенно и то, что поморская культура и культура восточнопрусских курганов имеют общую основу — единую культуру бронзового века.[102]

В последнее время мысль о балтской принадлежности поморской культуры получила некоторое лингвистическое обоснование — по всему ареалу поморской культуры VII–VI вв. выявлены следы балтской гидронимики.[103] Поэтому представляется очень вероятным, что носители поморской культуры говорили на одном из окраинных диалектов балтско-го языка. По-видимому, балты одними из первых отделились от древне-европейской общности. Об этом свидетельствует и то, что их ремесленная лексика вырабатывалась изолированно от центральноевропейского культурно-исторического региона,[104] и то, что, как показывает современная диалектология, балтской языковой общности в I тысячелетии до н. э. уже не существовало — балты разделились на западную, восточную и днепровскую группы.[105]

вернуться

97

Piggott S. Ancient Europe from the Beginnings of Agriculture to Classical Antiquity. Edinburgh, 1965, p. 145, 146, 168–174; Gimbutas M. Bronze Age Cultures in Central and Eastern Europe. Paris — The Hague — London, 1965, p. 296–355.

вернуться

98

Kimmig W. Seevolkerbewegung und Urnenfelderkultur. Ein archaologisch-historischer Versuch. — In: Sludien aus Alteuropa, I. Koln, 1964, S. 220–283.

вернуться

99

Некоторые археологи считают, что культуры унетицкая, курганная и полей погребений являются хронологическими этапами эволюции одного и того же центрально-европейского населения (Gimbutas M. Bronze Age Cultures…, p. 245–355).

вернуться

100

Kostrzewski J. Pradzieje Pomorza. Wroclaw — Warszawa — Krakow, 1966, s. 70–89.

вернуться

101

Kostrzewski I. Kultura przedhistoryszna wojewodztwa pomorskiego. — In: Pamietnik Institutu Ba'tyckiego, 1. Torun, 1929; Waga T. Pomorze w czasach przedhistorycznych. Torun, 1934.

вернуться

102

Gimbutas M. Bronze Age Cultures…, p. 389–452.

вернуться

103

Kilian L. Baltische Ortsnamen westlichder Weichsel. — 'Altpreussen, 1939, N3; Schall H. Baltische Sprachreste zwischen Elbe und Weichsel. — Forschungen und Fort-schritte, Bd 36,1962, S. 56–61; idem. Baltische Dialekte im Namengut Nordwestsla-wiens. — Zeitschrift fur vergleichende Sprachforschung auf dem Gebiete der indoger-manischen Sprachen, Bd 79, H. 1–2, 1964, S. 123–170; Топоров В. Н. О балтийских элементах в гидронимии и топонимии к западу от Вислы. — Slavica pragensia, VIII, 1966, с. 255–263; он же. К вопросу о топонимических соответствиях на балтийских территориях и к западу от Вислы. — In: Baltistica, 1(2). Vilnius, 1966, с. 103–111.

вернуться

104

Трубачев О. Н. Ремесленная терминология в славянских языках. М., 1966 с. 392, 393.

вернуться

105

Мажюлис В. Лингвистические заметки к балтийскому этногенезу. М., 1964.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: