На математике Джудит Бэллвуд нарочно подставила мне подножку. Слишком поздно я заметила мелькнувшую в проходе ее белую теннисную тапочку. Я шла с тетрадью к доске, уткнувшись в свои каракули и пытаясь разобрать их, чтобы написать задачу. И, не успев затормозить, я споткнулась и растянулась на полу, сильно ударившись коленками и локтями. Естественно, из тетради посыпались листки и разлетелись повсюду.

Весь класс хохотал и улюлюкал, пока я пыталась подняться. Джудит и ее подружка Анна Фрост заливались больше всех. Мне же было не до смеха: боль пронзила меня с ног до головы. Наконец я встала и принялась собирать тетрадные листки, чувствуя, что покраснела как рак.

— Отличное движение, Сэм! — крикнула, ухмыляясь, Анна.

— Мгновенное перемещение! — выкрикнул кто-то еще.

Я подняла голову, чтобы увидеть триумф в зеленых глазах Джудит.

Я самая высокая девочка в моем седьмом классе. Нет. Не совсем так. Я самый высокий ребенок в моем седьмом классе. По крайней мере, я на пять сантиметров выше своего приятеля Кори Блинна, а он самый длинный мальчишка.

И я самая высокая из всех недотеп, которые когда-либо спотыкались на ровном месте. При всем этом я грациозна. Да-да, рост и стройность, возможно, еще ни о чем не говорят. И тем не менее можете мне поверить, это действительно так.

Но почему всех так возбуждает, когда я спотыкаюсь о корзинку для мусора, или роняю поднос в столовой, или растягиваюсь, не увидя, что кто-то подставил подножку? Джудит и Анна просто жестокие, и больше ничего. Я знаю, за глаза они меня зовут Аист. Об этом мне говорил Кори. А Джудит еще вдобавок насмехается над моей фамилией: Бёд[2]*.

— Почему ты не улетаешь, Птица? — Она частенько задает мне такой вопрос, и они с Анной хохочут, будто это самая смешная шутка, которую им когда-либо доводилось слышать.

— Почему ты не улетаешь, Птица? Ха-ха. Замечательно сострили.

Кори считает, что Джудит просто завидует мне. Но это же глупо. С какой стати ей завидовать: ведь она-то не двухметровая каланча. Для двенадцатилетней девочки рост 155 сантиметров идеален. Она изящна, спортивна и на самом деле очень хороша: кожа цвета сливок, огромные зеленые глаза, волнистые рыжие волосы до плеч. Чего ради ей завидовать?

Кори просто хочет успокоить меня.

Как бы то ни было, я собрала все свои листки и засунула их обратно в тетрадь. Шэрон спросила, все ли со мной в порядке. (Шэрон — это наша учительница. В средней школе Монтроуз мы зовем учителей по имени.)

От дрожи в локтях можно было с ума сойти, но я пробормотала, что все нормально, и принялась писать на доске задачу. Мел ужасно царапал; все тяжко вздыхали. Но что же делать? Мне никогда не удавалось писать мелом без скрежета. В конце концов, это же не смертельно!

Я слышала, что Джудит нашептывает Анне очередную колкость в мой адрес, но не разобрала какую. Оглянувшись, я увидела, что они хихикают и ухмыляются. А у меня в довершение ко всему не решалась задача. Какая-то ошибка была в уравнении, и я никак не могла найти ее.

Шэрон в страшном свитере цвета шартреза стояла позади меня, скрестив на груди тощие руки. Губы ее шевелились, пока она читала, что я написала, ища ошибку.

Конечно же, Джудит подняла руку и выкрикнула:

— Я знаю, в чем дело, Шэрон. Бёд не умеет складывать. Четыре и два будет шесть, а не пять.

Я почувствовала, что опять краснею. Что бы я делала без Джудит, которая указывает на мои ошибки всему классу? Все снова засмеялись.

Даже Шэрон улыбнулась. А мне приходилось стоять и проглатывать все это. Старушка Саманта, местный клоун! Недотепа класса! Дрожащей рукой я написала правильные цифры. Но как же я была зла! На Джудит. На себя. Правда, я сдержалась и спокойно возвратилась на место, даже не взглянув на Джудит, когда проходила мимо нее. Я вела себя как ни в чем не бывало до урока по домоводству, перед которым у нас ленч. Тогда-то все и произошло.

Дафна — наша учительница по домоводству Мне она нравится. Она полная, веселая женщина, с несколькими подбородками и с хорошим чувством юмора. В школе идет слух, что Дафна всегда заставляет нас печь торты, пироги и шоколадное печенье с орехами, чтобы съесть их после урока, когда все уйдут.

Мне кажется, говорить так недостойно, но, может быть, в этом есть доля истины. Урок домоводства сразу после ленча, поэтому нам не особенно хочется есть. Да и многое из того, что мы готовим, не пойдет на корм и собакам. Поэтому все и остается в классе. Но я всегда с нетерпением жду этого урока. Во-первых, Дафна веселая учительница, во-вторых, это единственный предмет, по которому не задают домашних заданий. Портит все только присутствие Джудит.

В столовой у нас с Джудит произошла небольшая стычка. Я села на самом дальнем конце стола специально подальше от Джудит, но все равно услышала, как она говорит двум восьмиклассницам:

— Сегодня на математике Птица пыталась полететь.

Все засмеялись и уставились на меня.

— Ты подставила мне подножку, Джудит! — гневно закричала я.

Рот мой был набит яичным салатом, который тут же вывалился на подбородок. Вновь все загоготали.

Джудит опять что-то сказала, но сквозь шум в столовой я не расслышала ни слова. Она ухмыльнулась мне, встряхнув рыжими волосами.

Тут я не выдержала и решительно встала, собираясь подойти к ней. Не знаю, что именно я хотела сделать, но я так разозлилась, что не могла даже думать.

К счастью, тут появился Кори. Он кинул на стол свой ленч, повернул стул спинкой к столу (как всегда он это делал) и уселся.

— Сколько будет четыре и два? — поддразнил он.

— Сорок два, — ответила я, вращая глазами, и затем с горечью спросила: — Ты что, веришь Джудит?

— Конечно, я ей верю, — сказал он, открывая свою коричневую коробку для ленча. — Джудит — это Джудит.

— Что ты этим хочешь сказать? — огрызнулась я.

— Не знаю, — пожал он плечами.

Кори довольно симпатичный парень. У него красивые темно-карие глаза, длинноватый нос и смешная кривая улыбка, а также отличная шевелюра, но он никогда не причесывается. Поэтому никогда не снимает кепку. На кепке изображена эмблема «Орландо Мэджик», но Кори не интересуется, а может быть, и не знает такой команды. Ему просто эта кепка по душе.

Он заглянул в коробку и состроил рожу.

— Опять?! — спросила я, стирая салфеткой яичный салат со своей футболки.

— Ага, опять, — мрачно ответил он и достал свой обычный ленч, который всякое утро делал ему отец: сандвич с жареным сыром и апельсин. — Гадость!

— Почему твой отец дает тебе каждый день поджаренный сыр? — поинтересовалась я. — Ты не сказал ему, что к ленчу он остывает и становится как резина?

— Сказал, — вздохнул Кори, держа в руке половину сандвича и рассматривая его, будто экземпляр для лабораторного исследования. — Он сказал, что в нем много протеина.

— Что пользы от протеина, если ты всякий раз выкидываешь его в помойку? — спросила я.

Кори криво усмехнулся:

— Я не сообщал ему, что всякий раз выкидываю его в помойку. — Он засунул разломанный сандвич обратно в коробку и принялся чистить апельсин.

— Хорошо, что ты здесь оказался, — сказала я, проглатывая последний кусочек сандвича с яичным салатом. — А то я уже собиралась подняться и пойти прибить Джудит.

Мы оба посмотрели на другой конец стола.

Джудит и две восьмиклассницы, откинувшись на стульях, над чем-то смеялись. Одна из них, кажется, показывала остальным картинку из своего журнала «Люди».