Она таяла в его руках. Симус отпустил ее. На несколько секунд она отпрянула, затем снова прижалась к нему.

Он наощупь отыскал плащ, накидку и нежно закутал ее дрожащие плечи.

— Ты отпустил меня, — прерывисто шепнула Мариетта.

— Ведь ты хотела этого.

— Большинство мужчин поступили бы иначе. Это моя вина, эмоции оказались менее дисциплинированными, чем я думала. Теперь я — твоя должница.

— Не говори так.

— Может быть, ты и космический паразит, Поэт О’Нейл, но ты очень хороший, — она помолчала. — И великолепный любовник.

— Я польщен, — он пытался рассмеяться, — По крайней мере, я всегда так думал.

— Ты поцеловал Доктора Самариту точно так же? — ревниво поинтересовалась она.

— Я никогда и никого не целовал так.

— Почему?

— Я никогда и никого в жизни не любил так, как люблю тебя.

«Когда мы в конце концов познаем настоящую любовь, — часто говорила Кардина, — мы познаем Бога».

— В таком случае, я тоже польщена. Но довольно. Я должна доставить тебя домой. Вот моя рука, — рассмеялась она, — рука провожатого. Иди за мной.

Все в нем ликовало. И она испытывала то же самое. Необходимо ее спасти из этого ужасного места. Он был именно тем человеком, который это сделает.

— Поэта О’Нейла наш Город зачаровал до такой степени, что он потерялся, — строгим тоном доложила она четырем людям, тревожно ожидающим его возвращения — Хореру, грациозному ревнивому сыну, Карине, миниатюрной особе с непропорциональным лицом — будущей законной жене, хозяину и хозяйке.

Дети были совершенно спокойны. Эрни и Сэмми вздохнули с облегчением.

— Среди ваших людей есть очаровательные проводники, — шагая рядом с Мариеттой и весело улыбаясь, заявил он.

— О, счастливый случай привел славного Лейтенанта в наш дом, — обрадовалась Сэмми, тепло пожимая руку девушке.

Казалось, все в комнате были рады присутствию подтянутого военного, особенно молодежь. Для ребенка, не достигшего двадцати лет, она была слишком хорошо известна.

Ох, женщина, мне следует узнать тебя получше.

Все-таки, он немного побаивался ее. Уж больно она походила на Леди Дейдру.

Придется вам поломать голову, Ваша Милость, над тем, какой дьявол и зачем хотел меня прикончить.

Покидая комнату, она сказала, взглянув на О’Нейла:

— Да хранят Иисус, Мария и Бригида это жилище. Все уставились на нее в изумлении.

— Это одна из молитв Поэта О’Нейла, — она позволила себе чуть-чуть улыбнуться. — Обращенная к друзьям его бога. Я нахожу это утешительным.

Слава тебе, Господи!

Позже О’Нейл блаженствовал в благоухающей воде своей ванны. Ароматы джунглей заполняли комнату и постепенно стерли неприятное ощущение от наркотиков и канализации. Зилонгцы были еще более капризными чистюлями, чем таранцы, если такое вообще возможно. Даже в Студенческом квартале, менее благоустроенном, как ему объяснили, домашние бассейны были оснащены большим количеством водопроводных труб, встроенных в пол, по которым подавались разноцветно окрашенные пульсирующие струи, создававшие ощущение глубокого расслабления и покоя.

Потом в его памяти всплыл ужасный запущенный район Лейтенанта. В этом мире не все были равны.

Он плеснул в лицо водой и опустился пониже, вспоминая прелестные стройные ноги Лейтенанта Мариетты.

Скользнула дверь его комнаты, и вошла Доктор Самарита.

— Я пришла поинтересоваться вашим самочувствием, Благородный Гость, — она прислонилась у дверей тихо, почти не дыша.

Ох, Лорд, теперь их уже двое.

— Все в полном порядке, — хвастливо заявил он. — Просто был длинный и трудный день, но зато в приятной компании.

Самарита улыбнулась. Потом спросила:

— Благородный Поэт, могу я задать один вопрос?

О’Нейл кивнул.

Она выпалила:

— Я совершенно не нравлюсь вам?

— Да что вы! Что заставляет вас думать так? Ни у одного космического скитальца не было таких заботливых и гостеприимных хозяев, — он стал споласкивать лицо, чтобы скрыть свое замешательство.

— Поэт О’Нейл, вы странный человек. Иногда вы шутите, иногда говорите серьезные вещи, иногда добры и доверчивы, а временами смотрите на меня очень подозрительно. Это… это меня страшно смущает, — у нее на шее подергивался мускул.

Волнение ей страшно шло. Он вжимал ладони в дно ванны, чтобы не вскочить и не схватить ее в объятия.

— Ну, обаятельные женщины всегда выводят меня из равновесия. Кроме того, иногда мне кажется, что я многого не понимаю.

— А вы хотите понять все? Плохо быть слишком любопытным. Музыкальный Директор и я не желали вам плохого. Вы должны позволить нам доставить вам удовольствие. Но… Мне нужно слишком много сказать вам, — Она отвернулась и выбежала из комнаты, словно не могла справиться с нахлынувшими чувствами.

Ох-хо-хо, О’Нейл. Ты, кажется, здорово влип. Ты здесь всего несколько дней, а у тебя на руках уже две красивые несчастные хрупкие женщины.

Кажется, это не входило в Программу. Совсем. Совсем.

6

На следующий день О’Нейл вынужден был узнать отвратительные, буквально клинические подробности о хрупкой и уязвимой Самарите-Сэмми — в постели. Ее представили скорее как дикое животное в лихорадке, чем как женщину, требующую предельной нежности в обращении.

Он и Эрни отправились «размяться» в местный гимнастический зал. Он, вообще, плохо играл в гандбол — игра, в которой мужчины становятся сами собой. Хотя он и был на голову выше зилонгских парней, и на тридцать фунтов тяжелее, они были в более благоприятном положении, более подвижны. Каждый его мускул ныл — слишком много выпито ликера и съедено крема, решил он.

«Джентельменский» разговор при закрытых дверях, который последовал затем, привел его в состояние шока. Оказалось, что все пять парней из их команды занимались любовью с женами друг друга и с удовольствием обсуждали это. Коллективное описание Сэмми во всех стадиях ее страсти возмутило его до глубины души.

Они выставили женщину похотливым, стонущим и завывающим, отвратительным животным.

На «Ионе» тоже велись фривольные разговоры в мужской компании. И Симус не считал участие в них ниже собственного достоинства. Его всегда интересовало, позволяют ли себе дамы посудачить на такие темы, но спрашивать он не решался.

Допускались и пикантные подробности, но когда речь шла о знакомой женщине, не позволялось ничего грубого и недостойного, и уж тем более в присутствии ее мужа.

Таранцы, при всей их неотесанности и невоспитанности, были стыдливы и щепетильны. Они любили женщин, наслаждались ими, побаивались их, обожали и более-менее уважали.

Зилонгские мужчины, казалось, искренне презирают и ненавидят женщин, что предполагало широкое распространение секса на этой планете, еще больше, чем среди таранцев.

Один из зилонщев с неподражаемой прямолинейностью стал расспрашивать Симуса об одержанных им победах. О’Нейл ответил ему, что на Таре секс гораздо слабее, чем на Зилонге.

— Я могу заниматься любовью только сто сорок раз в течение двадцати четырех часов, можете сами судить, как непримечательна моя романтическая жизнь.

Он заметил, что Эрни это позабавило.

А ведь тебе не нравится эта компания, но ты не можешь ей противостоять, слабак.

Позже он и хозяин сидели в уличном кафе и уплетали вафли. Предполагалось, что это был ужин.

Орнигон начал извиняющимся тоном:

— Мне очень жаль, Благородный Гость, что наш утренний разговор вывел вас из равновесия. Если бы я знал, то не допустил бы этого. Вы, конечно, понимаете, что в каждом обществе существуют традиционные способы самовыражения. Есть люди и с толстой кожей, не стоит обращать внимания.

— Да, что и говорить, секс — это сильная штука, — примирительно согласился Симус. — Он приносит много радости, но может выбить из колеи, надеюсь, вы меня понимаете?

— Вот поэтому, — охотно согласился Орнигон, — секс и ограничивается периодами фестивалей, посвященных сбору урожая и окончанию строительства. Если бы это происходило круглый год, силы общества были бы подорваны. Даже при наших порядках это не просто. Мы располагаем специальным запасом энергии на период Фестиваля, но даже в этих условиях деловая активность заметно снижается.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: