Если ты начнешь, Симус О’Нейл, ты уже никогда не сможешь остановиться.

Она — единственная во всем мире. Ты это знаешь.

Я спрашиваю тебя, где ты найдешь лучшую избранницу?

Нигде.

Разве Гармоди не объяснил тебе, что секс сближает и связывает людей вопреки их опасениям?

Да,

Ведь ты же не собираешься позабавиться с ней и бросить?

Я уничтожу любого, кто осмелится это предположить.

Разве она не любит тебя?

Ну, я не стою ее; правда, бедняжка всегда будет думать иначе.

Тогда чего же ты ждешь?

Но ведь это страшный грех. Кардина никогда не простит меня. Заниматься любовью с беззащитной обитательницей чужой планеты.

Она вовсе не беззащитное существо.

Что да, то да.

Симус напряженно раздумывал. Леди-Настоятельница. Его трясло не от холода. Потом он вспомнил, как Кардина объяснила ему каноническое правило. Если двое хотят вступить в брак, но долгое время не могут найти священнослужителя, они могут обменяться обязательствами, и тогда это будет законное и подлинное супружество.

Разве мы не в таком положении? Сама Кардина говорила об этом?

Да, сама.

Тогда прочь сомнения. Она — твоя избранница. Обвенчать вас некому, следовательно, она твоя жена, и все.

Хорошо, хорошо, я подумаю над этим. Не стоит терять время.

Трус!

На следующее утро его занимали другие думы. Предстоящая борьба не будет легкой. Не мешкая, они выбрались из-под снега и начали спуск по склону. Маржи еще была слаба, она постоянно скользила и спотыкалась. Симус несколько раз удерживал ее от падения вниз.

— В следующий раз непременно предупреди меня, когда выберешь «низкий перевал», — смеялась она.

Это ужасно развеселило их обоих. Ее ирония стала напоминать его манеру шутить. Зилонгцы вообще склонны к восприимчивости, ведь их цивилизация выставила жесткие требования к однородности общества. И если они будут общаться достаточно долго, она может позаимствовать у него много хорошего, даже темперамент.

Ну, вот это уже совершенно лишнее! Позже!

Уже днем они добрались до холмов, где начинались джунгли. Здесь было тепло и приятно, а они были страшно измучены. Маржи хотела передышки. О’Нейл настаивал на том, что необходимо до темноты переправиться через Реку.

И они снова пошли вперед. Симус мог думать только о мягкой траве и теплой воде. А женщина может и подождать. Наконец, когда спустились сумерки, они добрались до Реки. Там был небольшой водопад и тихая заводь.

Дальше они идти не могли. Оба, не сговариваясь, скинули одежду и бросились в воду с чувством облегчения.

Поразительно, — подумал он. — Мы это преодолели.

Ведь это было почти невероятно. После купания Симус и Мариетта легли на травянистом берегу около заводи. В лунном свете Мариетта превратилась в гипсовое изваяние.

Ее нагота была безупречна, совершенна во всех роскошных и изящных изгибах. Но он продолжал испытывать безотчетный страх. Разве может красота настораживать? Почему ему кажется, что это ловушка? Разве прекрасный сад наполнен цветами, несущими смерть?

Как часто ты уносился в своих мечтах в пустынный лес с обнаженной красавицей?

Полюбуйся на себя теперь. Ты восхищен Евой, но ты не хочешь обладать ею.

— Джимми, — ее удивительные карие глаза смотрели на Симуса с мольбой. — Ты уверен, что не можешь прочесть мои мысли?

— Женщина, твоя подозрительность не имеет границ.

— Мне очень хочется, чтобы ты их прочел, — очень тихо и нежно призналась она.

— Ты ничем не отличаешься от таранских женщин, — засмеялся Симус, — постоянно меняешь свои вкусы, — он снова бросился в воду.

Эта женщина искушала его настойчиво и бесстыдно, после тяжелого путешествия… Куда она торопится?

— Я вполне серьезно, Симус О’Нейл. Мне осталось жить немного, и я хочу принадлежать тебе. Я хочу этого с того самого дня, когда вытаскивала тебя из канавы. Я нарушила все правила моей культуры, и теперь настало время нарушить последнее — с тобой. Я просто горсть пыли с едва теплящейся жизнью внутри. Все, что я могу отдать, я хочу отдать именно тебе. Я твоя.

— Я боюсь, что причиню тебе боль, Мариетта, — это звучало нелепо, но было чистейшей правдой. В лунном свете она выглядела такой хрупкой, незащищенной, уязвимой.

Проклятье, она умеет уступать.

— Мне безразлична боль, Джимми. Я хочу быть твоей. Я больше ни о чем не прошу тебя. Подари мне счастье ненадолго и забудь обо мне. Ты — это единственное хорошее в моей жизни. Я не могу лишиться радости быть с тобой, пусть даже всего несколько дней.

Он обнял ее и порывисто прижал к себе.

— Поверь мне, Маржи, я полюбил тебя с первого взгляда, — он не мог повернуть назад. Голод стал сильнее страха. Невозможно было оторваться от божественной шелковистой кожи. — Я никогда не смогу забыть тебя и буду с тобой всегда.

— Не надо говорить о любви, Симус. Для меня эти слова слишком много значат. Просто я не могу больше жить без тебя, — ее губы раскрылись, взгляд блуждал, сердце бешено вырывалось из груди от его прикосновений.

Голоса продолжали звучать в его измученной голове, предупреждая об опасности, но он отмел их.

Его руки блуждали по ее телу, он хотел чувствовать ее всю, каждый изгиб. Она безотчетно отзывалась на каждое прикосновение, но лицо вздрагивало от испуга и напряжения.

— Я говорю о своей любви, когда хочу, женщина. Я знаю, что это такое.

Меня соблазнила испуганная девственница, которая ждет, что я немедленно овладею ею.

Его губы исследовали каждую клеточку упоительного тела.

Теперь она мягко и нежно уступала его ласкам.

— Что бы там ни было, я приму от тебя все.

— Когда эта ночь кончится, я буду считать тебя своей женой до конца дней. И если ты, глупая, задумаешь свести счеты с жизнью, я остановлю тебя в дюйме от пропасти, ты слышишь меня? — Он шутливо шлепнул ее по восхитительной выпуклости.

Она заплакала.

— Навсегда, Джимми. И даже после смерти.

Симус покрывал поцелуями ее лицо. Страстное безумное желание овладело им.

Полегче, мой милый. Малышка сломается, если ты не будешь осторожен.

Он сдержал себя и начал медленно и любовно готовить ее к упоительному слиянию…

Перед Симусом О’Нейлом раскинулось огромное, ослепительно сверкавшее зловещее озеро. Колыхавшиеся на воде водоросли, словно огромные кости вцепились в его душу. Им овладела Черная Меланхолия — худшее, что могло приключиться с таранцем.

Как объяснила бы Капитан-Настоятельница, «жалость к себе и неверие порождают Черную Тоску, Ваше Преподобие».

Однако, ни образ Кардины, ни песни менестреля, ни молитва — ничто не помогло. Конечно, это должно было пройти само собой. И если верить Леди Дейдре, справиться с этим можно «начав снова действовать, как и подобает истинному, зрелому и целеустремленному пилигриму.».

Редко Черная Меланхолия становилась фатальной для человека. Никогда это состояние духа не длилось слишком долго.

Но ведь все люди одинаковы, и каждый считает себя исключением, подтверждающим правило.

Только один раз до этого за всю свою жизнь Симус стал жертвой этой напасти. Сейчас он даже не мог вспомнить причину, правда, был убежден в том, что лучшие свои песни он написал именно тогда.

В этот раз он не писал стихов и не пел песен. Он сломал свою арфу без тени сожаления. Она была нужна, чтобы петь еще не написанные прекрасные песни своей невесте. Песни любви, которые он так и не написал. Он проклинал себя за это.

Тяжелое состояние длилось уже четыре дня. Он даже начал привыкать к нему и почти полюбил. Симус швырнул камень в тяжелую воду Великого Озера.

Будь оно проклято. Будь проклят Зилонг, «Иона» и Мариетта вместе с ними.

Будь проклят он сам. Суетливость была его ошибкой, промахом. Неужели он растерял последние мозги от любви? С того момента, как они спустились с перевала, он только и делал, что ошибался. Это он был виновен в отчаянии Мариетты. «Иона» списала его окончательно, если вообще не ушла с орбиты. Теперь он обречен скитаться по джунглям всю свою оставшуюся жизнь, а она будет очень долгой.