Он оборвал ее протесты, вызванные удивительным известием.

– Избавь меня от этих криков. Ты сама навлекла это на себя своим поведением и своими путешествиями по графству. Мы с тетей сделали все, что в наших силах, чтобы пресечь сплетни, но после того как тебя видели в карете на Стейне с молодым аристократом с весьма сомнительной репутацией, – после этого нам ничего не оставалось, как объявить о твоей помолвке. Скажи спасибо Эдмунду, что он готов взять тебя после того как ты запятнала свое имя.

Ее охватило отчаяние. В его словах было слишком много справедливого. Бесполезно доказывать невинность той поездки, свою беспомощность, говорить о присутствии детей. Раз слухи поползли, ее имя на самом деле запятнано. Но выйти замуж за Эдмунда… Вот уж действительно последнее средство.

Дженнифер никогда не думала, что вид собственного дома может подействовать на нее так угнетающе. Дядя помог ей выбраться из кареты с такой подчеркнутой галантностью, что ей стало тошно, а Сомс, дворецкий, который открыл перед нею дверь, бросил на нее взгляд, в котором читалось в равной степени сочувствие и любопытство. Неужто все теперь станут так на нее глядеть? Несомненно. «Может, и впрямь лучше выйти за Эдмунда и покончить со всем этим?» – попыталась она убедить себя. Он, несомненно, будет достаточно услужливым мужем, а брак позволит им обоим вступить в права наследства. Но от этой мысли ей стало дурно. Она не хотела услужливого мужа. Она хотела бы иметь мужем человека, который не потерпел бы глупостей, был бы старше, знал свет, мог бы стать хозяином ее усадьбы. Конечно, был бы настоящим мужчиной. Дядя провел ее в кабинет.

– Я пошлю к тебе Эдмунда. Вам надо многое сказать друг другу. Но помните, мисс, – завтра свадьба.

Выйдя из комнаты, он запер за собой дверь. Он давал ей понять, что ее ждет. Она ходила взад-вперед по комнате, думая, строя и отвергая различные планы. Теперь все зависело от Эдмунда. Сумеет ли она уговорить его?

Дядя открыл дверь и впустил его.

– Оставляю вас, голубков вдвоем. – Его скромность была отвратительна. – Но я буду неподалеку.

Это было и предупреждением, и угрозой. Дженнифер, в голове которой зрели дикие идеи броситься в дом и прибегнуть к помощи преданных старых слуг, призадумалась. Будет неприятная сцена, но она ни к чему не приведет.

Она повернулась к покрасневшему Эдмунду.

– Ну, – сказала она.

– Ну, Дженни? – его попытка держаться непринужденно выглядела жалкой. – Что ты думаешь относительно дядюшкиных планов?

– Отвратительно, – твердо ответила она. – Неужели ты хочешь подчиниться?

Было видно, что ему неловко.

– Сказать прямо, Дженни, поначалу я отнесся к ним не очень-то хорошо, но если подумать, ты тоже увидишь, что в этом что-то есть. Мы друзья, правда? И только подумай, Дженни, мы оба вступим в права наследования. У нас будет дом в Лондоне и собственные конюшни здесь, наши лошади будут участвовать в скачках, у тебя будет ложа в опере. Обещаю, Дженни, что не буду крутиться около тебя, если ты не захочешь. Ты пойдешь своим путем, я – своим. А свобода, Дженни, только подумай, какая свобода…

– Свобода? Быть пожизненно привязанной к человеку, которого не любишь, – ты это называешь свободой?

– Что касается любви, Дженни, я тоже мечтал о ней, но кто нынче вступает в брак по любви? Мы с тобой прекрасно поладим, обещаю. И вспомни: твое имя запятнано, твой дядя прав, ты должна быть благодарна мне за то, что я даю тебе свое.

В бешенстве она повернулась к нему:

– Я бы не взяла его, будь ты последним мужчиной на земле. Я понимаю, тебе хочется содержать лошадей на мои деньги, но не рассчитывай на это. Завтра я устрою такой скандал, что священник откажется нас венчать.

Он снисходительно улыбнулся.

– Ты еще не знаешь, кто будет нас венчать. Настоятель Гернинг.

Она совсем забыла о брате своего дядюшки, настоятеле, многообразные источники доходов которого вызывали меньше сплетен, чем его многочисленные любовницы. Обязанный своей роскошной жизнью финансовым советам и помощи брата, он будет помалкивать. На его помощь надеяться нечего. Она почти испугалась. Неужели непоправимое произойдет?

Она сделала еще одну попытку:

– Учти, Эдмунд, я устрою тебе такую жизнь, что ты пожалеешь.

– Нечего набрасываться на меня, Дженни. Если ты собираешься быть мегерой, будет подписан контракт о раздельном владении, вот и все. Твоего состояния хватит на двоих, мое незачем и трогать.

– Ты довольно-таки свободно распоряжаешься моим состоянием, – она начала всерьез сердиться.

– Так и будет. Дядины адвокаты сегодня составляют контракт.

– Я никогда не подпишу его.

– Думаю, подпишешь, если дядя Гернинг захочет.

Ее обдало холодом, и она призадумалась. На что решится дядя? Она сменила тактику:

– Эдмунд, мы ведь старые друзья. Помоги мне, и я все для тебя сделаю. Отдам половину состояния, что угодно.

– Как я тебе помогу? Поверь, это невозможно. Но одумайся, и сделаем все, что можно, в этой ситуации. Обещаю, я не буду требовательным супругом. По правде говоря, – он покраснел, – меня бы очень устроили отдельные спальни.

Неожиданно для нее эти слова, свидетельствующие, что он даже не хочет ее, оказались последней каплей. Она разразилась злыми слезами и, наверно, набросилась бы на него, если бы не вошел дядя. Она поняла, что он, должно быть, подслушивал за дверью.

– Ну-ну, хватит ворковать, на это будет время завтра, – его голос стал жестким. – Отправляйтесь в свою комнату, мисс, и не вздумайте сегодня ее покидать.

Надежда еще теплилась в ней:

– Разве я не увижусь с Элизабет? – она всегда испытывала к кузине теплые чувства.

– Завтра времени хватит на все. Обещай не делать ничего, что могло бы ее расстроить, и она будет подружкой на твоей свадьбе.

Это было полное поражение. В немом отчаянии она услышала, как повернулся ключ в замке позади нее, и принялась без устали ходить взад-вперед по комнате. Снизу до нее доносились звуки подъезжавших экипажей. Итак, у дяди прием. У него, конечно, есть повод праздновать. Брачные соглашения, которые она и Эдмунд подпишут завтра, навсегда скроют следы того, что он запускал руку и в то, и в другое состояние.

Туда-сюда ходила она, взад-вперед. Что ей за дело до этого состояния, спастись бы как-нибудь самой. Она подошла к окну и выглянула. В лунном свете далеко внизу виднелась дорога, ведущая к парадному крыльцу. Спуститься из окна по связанным простыням? Но куда она пойдет, если даже простыней хватит на достаточно длинную веревку? До дома Люси Фэвершем пять миль, а конюшни на ночь заперты. Это ничего. Она дойдет пешком. Она методично сняла с постели все простыни, радуясь, что они сделаны из прочного льняного батиста, и принялась за работу. Но вскоре поняла, что веревка и близко не достигнет нужной длины.

Ее снова охватило отчаяние, и тут она услышала, как кто-то тихонько скребется в дверь. Она поспешила на звук.

– Кто там? – прошептала она.

– Это я, Элизабет. Дженни, что же они с тобой делают?

В ней вспыхнула беспричинная надежда. Может быть, здесь найдется союзник.

– Лиззи, любовь моя, я в отчаянии. Твой отец собирается завтра выдать меня за Эдмунда.

– За Эдмунда?

Дженнифер услышала, как у Элизабет перехватило дыхание, и внезапно все поняла. Безразличие Эдмунда, отчаяние в голосе Элизабет… Здесь и точно был союзник.

– Лиззи, – настойчиво зашептала она, – мы не можем так разговаривать. Быстро беги на служебную половину. Ключ от комнаты экономки подходит к моей двери. Братья обнаружили это много лет назад. Тогда мы сможем спокойно поговорить. Но смотри, чтобы тебя не увидел дядя.

– Не беспокойся об отце, – ответ тоже был произнесен шепотом, – он принимает членов комитета вигов. Они пробудут долго. А мама в постели с приступом мигрени. Погоди, Дженни, я раздобуду ключ.

Теперь, в ожидании ходя взад-вперед по комнате и надеясь найти выход, она задумалась, что же лучше всего предпринять. К тому времени, как Элизабет вернулась, затаив дыхание открыла дверь и проскользнула внутрь, у Дженнифер уже был готов план. Нельзя терять времени. В любую минуту может появиться дядя, чтобы удостовериться, что его пленница на месте. Быстро шепча, она стала объяснять Элизабет, что нужно сделать. Надо открыть дверь конюшни. Позже, когда дом затихнет, она откроет свою дверь ключом экономки (которого никогда не хватятся), оставив висеть из окна простынную веревку, чтобы дядя подумал, будто она сбежала именно таким способом, и не заподозрил никого в доме.