– Нет, – грубо произнес Мэйнверинг, – но могу и нарочно.

В мгновение все было решено. Они будут драться прямо утром. На этом настаивал Мандевиль, и его приятель, согласившийся быть секундантом, оставив тщетные попытки отговорить его, поспешил увести его, чтобы отпоить черным кофе. Собравшаяся вокруг них толпа решила, что это просто очередная ссора, спровоцированная Гарриет и ее сестрами, опасными тремя грациями. Убедившись, что причину ссоры видят именно в этом, Мэйнверинг спокойно поехал домой переодеться и взять пистолеты, чтобы без промедления отправиться в Уимблдон, где должна была состояться дуэль. Пока что все шло хорошо. Нужно было только решить: требуют ли интересы Дженнифер, чтобы он убил Мандевиля. Он знал, что с легкостью мог бы это сделать, но мысль об этом была ему противна: Мандевиль был пьян. К тому же Мэйнверингу не очень-то хотелось покидать Англию. Придется удовлетвориться тем, что он как следует припугнет Мандевиля.

Между тем Мандевиль трезвел гораздо быстрее, чем ему самому хотелось. Будучи не только задирой, но и трусом, до сих пор он дрался лишь с себе подобными, с людьми, которые в последний момент пугались, стреляли мимо, убегали или извинялись. Трезвея, Мандевиль начинал понимать, что Мэйнверинг – человек совершенно иного склада. Он достаточно был наслышан о поведении того на войне, чтобы надеяться на промах. Если бы только он, Мандевиль, имел возможность принести извинения. Но формально обидчиком был Мэйнверинг, и извиняться полагалось ему. На мельницу Мандевиль приехал, совершенно протрезвев.

Мэйнверинг, его секундант и доктор были уже там. Приготовления вскоре завершились, время приближалось… Мэйнверинг заговорил:

– Предпочитаете ли вы, чтобы я вас убил или только подбил?

Мандевиль побледнел:

– Изволите шутить?

– Напротив, уверяю вас. Никогда не был более серьезен. С легкостью могу сделать и то, и другое. И с готовностью. Но если вы пообещаете хранить полное молчание о сегодняшней ночи, я вас только раню в правую руку.

– В правую? – К этому времени Мандевиль потерял все мужество: развеялись надежды на первый выстрел. – Я пообещаю что угодно.

– Хорошо. Тогда пусть будет левая – вы так элегантно подносите к носу понюшку. Но помните, – секунданты уже возвращались, – одно слово о сегодняшнем – и снова дуэль. Со смертельным исходом.

Они разошлись по своим местам. Мандевиль был едва жив от страха.

Раздался сигнал, он выстрелил, тут же почувствовал, что пуля Мэйнверинга вонзилась ему в левую руку, и с удивлением увидел, что каким-то чудом его собственная пуля поцарапала щеку Мэйнверинга.

Мэйнверинг подошел, вытирая платком кровь со щеки, и пожал ему руку.

– Помните ваше обещание, – сказал он своему терявшему сознание противнику, и, передав его заботам врача и попрощавшись с секундантами, вскочил в пролетку и быстро уехал. Когда он въехал в Лондон, город начинал просыпаться, но было еще рано. Поддавшись неожиданно сильному искушению, он снова переоделся в домино, надел маску, которая удачно скрывала царапину, и снова направил лошадь к Девоншир-Хаусу. Ему вдруг показалось ужасно важным узнать, действительно ли Дженнифер закончила свой бал в компании герцога Девонширского, как предсказывала бабушка. К тому же, уговаривал он себя, должен же он ей как можно скорее сказать, что Мандевиль не будет болтать.

Но его ждало разочарование. Леди Бересфорд увезла Дженнифер домой неприлично рано. Памела воспользовалась первой же возможностью, чтобы отозвать мать в сторону и рассказать о неудаче Мандевиля. Леди Бересфорд тут же запаниковала. Возвращение Мэйнверинга и его вмешательство не сулили ей ничего хорошего. Нужно как можно скорее попасть к матери и обсудить с Маршем план отступления.

Когда они высадили Дженнифер на Гросвенор-сквер, леди Бересфорд вошла в дом вместе с нею под предлогом беспокойства о матери, но ей сказали, что и герцогиня, и Маршем уже спят. Однако она с тревогой узнала, что Мэйнверинг заезжал и довольно долго разговаривал с герцогиней. Леди Бересфорд приехала домой в страхе и всю злость сорвала на дочери, которая одна оказалась во всем виновата. Памела ушла спать в слезах, а леди Бересфорд села перед зеркалом снимать грим и строить планы нового заговора.

Проснувшись на следующий день поздно, Дженнифер обнаружила, что герцогини уже нет дома, а ее ждала записка, в которой герцогиня объясняла свое отсутствие и сообщала: «Джордж говорит, что вы были первой красавицей бала. Лучше всего вам днем как следует отдохнуть после бурной ночи, поскольку я обещала, что мы присоединимся сегодня вечером к леди Сефтон в Олмаке». Ниже была приписка: «У Джорджа хорошие новости, его женитьба наконец решена». Разорвав записку, Дженнифер подошла к окну, сердито шурша шелковыми юбками. Почему герцогиня сочла нужным ей написать? Напоминание о леди Сефтон, конечно, только предлог. Значит, она считает нелишним предупредить, чтобы Дженнифер не рассчитывала на лорда Мэйнверинга? Невыносимо!

Что-то очень много скопилось невыносимого. Она ходила взад-вперед по комнате, с ужасом вспоминая события прошлой ночи. Почему Мандевиль завез ее к Ватье? Преследуя какие-то свои цели или в сговоре с Маршем, а может, даже с леди Бересфорд? Она нисколько не сомневалась в том, что ей грозила серьезная опасность и она была обязана Мэйнверингу своим опасением. Но это и было хуже всего. Она не могла простить ему, что он нашел ее при столь компрометирующих обстоятельствах, не могла простить, что он сразу же покинул ее, как только привез в Девоншир-Хаус. Мог бы по крайней мере из вежливости разок потанцевать c нею… С другой стороны, совершенно очевидно, что с самого начала он готов был поверить самому худшему. Он ведь сразу решил, что это ее собственная вина. Непростительно с его стороны. Непростительны и его упреки относительно того, что она доверилась Мандевилю. Откуда ей было знать, что он ненадежен? Она часто видела Мандевиля в компании Мэйнверинга! А уж его сарказм относительно «советов служанки», этого вообще никак нельзя простить.

Сердитое хождение из угла в угол вновь привело ее к окну. Она остановилась и посмотрела на улицу. Шарманка играла «Спелую вишню», деревья показали первые зеленые листочки, а трава уже вовсю зеленела. Мгновенно приняв решение, она приказала оседлать Звездного. Спешно переодеваясь в костюм для верховой езды, она не захотела вспоминать (была слишком сердита), что именно Мэйнверинг договорился, чтобы Звездного держали в конюшнях герцогини и чтобы во время прогулок ее сопровождал ее собственный грум.

Выехав за ворота, она с удовольствием вдохнула освежающий воздух и направилась к парку. Если бы только в парке можно было пустить Звездного галопом, а не трусить медленно, как принято в обществе. На какое-то мгновение ей даже захотелось повернуть к своему дому и предстать перед дядюшкой. Жизнь в Лондоне становилась невыносимой: положение ее фальшиво, ее подстерегают какие-то одержимые дьяволом враги. К тому же (это могло быть последней каплей) накануне она случайно узнала, что Люси Фэвершем, на которую она, возможно необдуманно, возлагала надежды, не вернется с севера еще несколько месяцев, поскольку ее отец должен был распорядиться наследственными поместьями своего брата. Впервые Дженнифер осознала, как трудно быть в Лондоне одной.

Чем лучше она узнавала подводные камни и омуты лондонского света, тем лучше понимала, каким скороспелым было ее решение удрать из-под дядиной опеки. Если только это можно назвать опекой, сердито подумала она. Но факт оставался фактом: надежда выбраться из создавшейся ситуации, не погубив своего имени, была невелика. Она была не в своем уме, когда убежала; а что как не сумасшествие двигало ею, когда она позволила Мэйнверингу вот так запросто взять и поместить ее к своей бабушке? Она с неизбежностью шла от одной неприятной мысли к другой. Она не пыталась теперь избежать этих мыслей, скорее наоборот – стремилась докопаться до истины. Когда она позволила Мэйнверингу навязать себя бабушке, она думала… она вообразила… она мечтала… Нет, хватит. Она ошибалась. Он женится на ком-то другом, другой писклявой наследнице из Суссекса, которая запилит его и родит ему десять детей.