– Мальчики – другое дело, – вздыхала леди Лаверсток. – Их опекун – тиран с очень строгими взглядами на образование – имеет обыкновение совершать неожиданные набеги на Лаверсток-Холл и всегда проверяет их успехи в латыни.

– Очень хочет послать их в школу, – стенала обожающая, хоть и не очень внимательная мамаша, – в этот варварский Итон, чтобы их там заучили до смерти. Не знаю, как я это переживу.

Рассказы мальчиков звучали несколько по-другому. Из их слов можно было решить, что дядя Джордж – молодчина, троянец, коринфянин, – они выискивали в своем школьном лексиконе достойные его эпитеты.

Что касается Люсинды, то он однажды привез ей куклу с настоящими волосами и в шелковом платье аж из самого Парижа: ее сердечко принадлежало ему навек. Дженнифер со смешанными чувствами ожидала очередного приезда образца всех добродетелей. Она понимала, что уж слишком легко удалось ей пристроиться при леди Лаверсток. Сумеет ли она с той же легкостью удовлетворить требования пресловутого опекуна?

Пока же время довольно мирно текло от музыкального урока к географическому. Дженнифер находила все большее удовольствие в своей странной новой жизни. Никогда прежде ей не приходило в голову, что под нежеланной опекой дядюшки она больше всего страдала от скуки. Ей было абсолютно нечего делать и, что еще хуже, не о ком заботиться. Теперь же все было наоборот. Леди Лаверсток, которая имела обыкновение оставаться в постели до послеполуденного часа, была совершенно удовлетворена, проводя с детьми приличествующие полчаса «обожания» после обеда. Сколько-нибудь более продолжительное время в их обществе сразу вызывало приступ ипохондрии. Так что жизнь детей неизбежно вращалась вокруг Дженнифер.

Она в свою очередь также вскоре привязалась к ним. Она стала находить радость в том, что была постоянно нужна им, надобилось все ее время и все ее терпение: быть третейским судьей в споре, починить игрушку, а то и просто выслушать рассказ об их похождениях. Пребывание в их обществе превратилось из обязанности в удовольствие. К тому же она обнаружила, что просто быть вдали от дяди и тети – уже само по себе счастье. Люси писала ей, что соседям сказали, будто она – в Италии для поправки здоровья. Никто не поднимал тревоги по поводу ее исчезновения и ее не искали. Гернинги выкручивались как умели и, несомненно, наслаждались тем временем жизнью в ее поместье. Люси сообщала, что мистер Феррис не появлялся. Дженнифер было любопытно, какую историю сочинили для него.

Лето незаметно перешло в осень. Дженнифер попробовала укладывать волосы более современно, и никто, кроме Люсинды, этого не заметил. Люси была права. Когда окружающие привыкают к гувернанткам, они перестают замечать их, как картины на стенах. Она начала думать, что сможет прожить здесь в безопасности до своего двадцать первого дня рождения.

Но вот в одно солнечное октябрьское утро Люсинда не явилась в назначенное время на урок. Поначалу Дженнифер не встревожилась: в последнее время девочка слишком хорошо себя вела. Конечно же, чудесное утро было столь соблазнительно, что она не вытерпела и убежала с братьями к дому священника. Она скоро вернется: хотя девочка всеми силами старалась этого не показать, ей нравились уроки.

Но время шло, а Люсинда не появлялась. Дженнифер позвонила и спросила пришедшего лакея, не видел ли он ребенка. Если вначале слуги всячески старались показать свое превосходство над новой гувернанткой, то теперь даже самые старшие из них уважали ее, распознав решительность за ее спокойной манерой обращения. «Нет, – вежливо ответил лакей, – он не видел детей, но узнает у других». Вскоре он вернулся в беспокойстве. Новый молодой конюх признался, что по приказу Джереми оседлал всех трех пони. Как объяснил лакей, был день охоты, и охотники съезжались на большом лугу.

– Охота? – Дженнифер вскочила со стула, как ужаленная. – Люсинда? Семилетний ребенок! С ума сойти!

Слетев вниз, она поспешила на задний двор к конюшням. Со своего приезда она ни разу не садилась на лошадь, но дорогу к конюшням знала прекрасно: именно здесь в разговорах со старым конюхом Чарли дети проводили большую часть времени. Но сегодня на конюшне было подозрительно тихо. Чарли нигде не было. Только Гарри, новенький конюх, вываживал на поляне крупного серого скакуна. От восторга перед его статью у Дженнифер перехватило дыхание. Он явно не принадлежал леди Лаверсток, которая решалась садиться только на тишайших дамских лошадок. Дженнифер сообразила, что этот скакун – именно то, что ей надо.

– Быстро, – приказала Дженнифер, – седлай его. Возьми дамское седло леди Лаверсток.

– Этого? – конюх в растерянности уставился на нее. – Сомневаюсь, чтобы хозяин…

– Чепуха! Нечего ссылаться на хозяина, – на какое-то мгновение она снова превратилась в мисс Перчис, – седлай сию же минуту. Это вопрос жизни и смерти.

Нехотя, но очень быстро он сделал все, что она приказывала, бросая неодобрительные взгляды на ее домашнее платье. Она тоже секунду помедлила из-за своего неподходящего наряда, но лишь секунду, не больше. И вот она уже в седле и с радостью ощущает под собой уверенные движения коня, направляя его к воротам, мимо, вдоль склона холма и к большому лугу.

В чистом утреннем воздухе она уже слышит лай собак и резкие звуки охотничьих рожков. Нельзя терять времени. Мальчики держатся в седле достаточно хорошо и могут следовать за охотой, хотя их робкая мать никогда бы этого не позволила, но маленькая Люсинда еще слишком неуверенно сидит на пони.

Переведя своего статного скакуна в галоп, Дженнифер надеялась только на то, что кто-нибудь из соседей узнает и остановит девочку. Но в глубине души она знала, что это очень слабая надежда – люди в азарте охоты мало что замечали. По мере приближения к большому лугу она все лучше понимала, что опаздывает. Собачий лай усилился: охота двинулась. Ориентируясь по звукам, она свернула на узкую белую дорожку, сбоку пересекавшую холм. С этой стороны она догонит по крайней мере отстающих. Она прекрасно понимала, что маленький пухленький пони Люсинды не будет среди первых.

Но когда она вывернула из-за холма и увидела растянувшуюся по дальнему склону под углом к ней охоту, у нее от ужаса перехватило дыхание. Джереми и Эдвард – а жирненький пони Люсинды бежал между ними – были в первых рядах. Стиснув зубы, она вновь бросила своего послушного коня в галоп. Ей понадобятся все его силы. Бешеная скачка несла ее по склону одного холма, в то время как охота спускалась уже по склону следующего. Теперь ее уже увидели. Не заботясь ни о чем, она механически отметила шутливые замечания по поводу ее дикого появления, которыми обменивались отставшие от охоты всадники. На полном скаку обогнав их, она решила срезать угол через поле и лишь в последнюю минуту увидела (она совсем не знала этой местности), что позади поля тянется глубокий ров. Времени искать объезд не оставалось, она послала скакуна через ров, который он преодолел одним прыжком, а она с удовольствием отметила, что угадала в нем отличного прыгуна.

Наконец она почти догнала охоту и уже могла различить маленькую фигурку Люсинды, трясшуюся чуть позади братьев. Может, все еще и обойдется. Затем она увидела, как собаки, а за ними всадники скрылись в рощице.

Что будет с Люсиндой там, в роще, ведь она никогда не скакала нигде, кроме открытых полян Лаверсток-Парка? Впервые в жизни Дженнифер пожалела, что у нее нет шпор, но ее серый конь увеличил скорость, как только она толкнула его каблуком в бок. И вдруг в ту минуту, когда в общем-то решалась судьба девочки, Дженнифер совершенно некстати подумала, что не знает, как его зовут.

Она была уже совсем недалеко от детей, находившихся на опушке, когда увидела, что ветка, потревоженная лошадкой Джереми, стегнула пони Люсинды, который шел слишком близко сзади. Всхрапнув от испуга, пони понесся вдоль опушки, и девочка совершенно потеряла над ним контроль. Теперь, скача как одержимая, Дженнифер бросилась за ним… догнала… поскакала рядом, затем, осторожно наклонившись, положила руку поверх полненьких кулачков Люсинды, в которых та все еще судорожно сжимала поводья.