Полковник Жозе Айрес Гомес был не прав. Именно в этот момент за здоровье Тирадентиса поднимало бокалы все высшее общество Вила-Рики, собравшееся в губернаторском дворце на рождественский прием.

Подготовка к празднику в Вила-Рике началась задолго до его начала. С самого раннего утра в домах богатых горожан царила суматоха. Рабы выносили из комнат ковры, вешали их во внутренних двориках и выбивали скопившуюся за год пыль. Служанки пришивали последние кружева к праздничным нарядам господ. Девицы отбирали самые пышные юбки с кринолинами и придирчиво осматривали веера и шляпки, готовясь к большому событию – балу в губернаторском дворце. И суровое наказание ожидало ту служанку, которая по недосмотру предлагала госпоже надеть корсет, в котором была погнута металлическая проволока или сломана костяная прокладка.

В каждом доме глава семьи загодя давал инструкции рабам, в обязанности которых вменялось нести женщин от дома к дворцу в кадейрниньяс. Эти кадейрниньяс были похожи на клетки, закрытые со всех сторон шторками и прикрепленные к двум параллельным палкам. Внутри клетки дама садилась на скамеечку, два раба на плечи клали палки, и дама отправлялась в путь.

Наиболее грандиозные приготовления шли в губернаторском дворце. В восемь часов вечера недалеко от дома и в самом дворе сновали рабы, которые устанавливали светильники, фонари, чтобы гости могли спокойно пройти по иллюминированной дороге к дому и не упасть, споткнувшись о какую-нибудь кочку. Светильники устанавливались на подоконниках, на верандах и даже в саду на тропинке, ведущей к службам. Наконец все готово к празднику, зажжены свечи, и двухэтажный дворец озарен сотнями веселых огоньков.

К этому времени начинают стекаться и гости. Первыми почему-то всегда приезжают местные военачальники. Раньше всех появляется подполковник Франсиско де Паула Фрейре де Андраде, под командованием которого находится местный гарнизон драгунов. Потом мы видим подполковника Домингоса де Абреу Виейру, полковника Алваренгу Пейшото и его жену донну Барбару Элиодору, подполковника Базилио де Бритто Мальейро и других. Затем приезжает местный судья Томас Антонио Гонзага Гонзага холостяк, и его приход всегда вызывает оживление у части женского общества, находящейся, как говорят, на выданье и мечтающей о блестящей партии. Вслед за Гонзагой слуги объявляют о высокопоставленных служащих королевской казны, подъезжающих почти к самому подъезду верхом на мулах, которых, как правило, ведут под уздцы черные как уголь рабы.

Женщины благоухают одеколоном, и по волнам аромата, исходящим от изумительных красавиц, можно определить состояние финансов их мужей. Если вы чувствуете запах одеколона «Унгрия» (Венгрия), то это элита, если же – «Кордобы», то это ранг поменьше. Правда, у губернатора собирался высший свет, и чувствовалось, что перед приемом гостьи вылили на себя по меньшей мере целый галлон «Унгрии».

Декабрь – один из самых жарких месяцев в Вила-Рике, но, несмотря на жару, все облачены в очень теплые одежды. У многих женщин рукава нарядов и накидки оторочены мехом.

Примерно к девяти часам съезд гостей заканчивается. Народу в зале столько, что трудно дышать. Женщины, сидя на скамейках вдоль стены, обмахиваются громадными веерами из страусовых перьев или из плотной бумаги. Мужчины стараются пристроиться поближе к дверям или к окнам в надежде глотнуть свежего воздуха. Наконец дается знак оркестру. Грянула музыка, и начинаются бальные танцы. Танцуют гавот, французский менуэт, но чаще всего менуэт португальский. Любителей танцевать не так уж много, большинство – зрители. Они обмениваются замечаниями и иногда аплодируют какому-нибудь оригинальному танцору, который, наиболее элегантно завершив прыжок притопыванием, отвешивает вслед за этим глубокий поклон. После нескольких танцев поэты начинают читать стихи. Как всегда в подобных случаях, в центре внимания оказывается судья Томас Антонио Гонзага. Он выходит на середину зала и декламирует специально для праздника сочиненные новые вирши на рождественские темы. Девушки при этом ревниво смотрят, на кого, читая стихи, устремит свой взор холостяк Гонзага. Но Гонзага декламирует, опустив глаза долу. Нет, он так ведет себя отнюдь не из скромности. Просто на макушке у поэта небольшая лысина, о которой все знают, но которую сам Гонзага тщательно скрывает. Не будь этой нелепой лысины, Гонзага, безусловно, гордо поднял бы голову, чтобы произвести еще большее впечатление на всех присутствующих. Потом декламирует Алваренга Пейшото и, наконец, самый признанный авторитет в области поэзии – Клаудио Мануэл да Коста. Некоторые из стихов, видимо, не являлись значительным вкладом в развитие поэзии XVIII века, но присутствующие были настроены очень либерально, и после каждого стихотворения раздавались аплодисменты и восторженные возгласы. «Очень хорошо!», «Браво!»

После поэтов, как всегда, началась игра в прятки. Правда, гожилые люди участия принимать в ней не стали, а удалились в другие залы, где одни сели за карточные столики, а другие устроились поудобнее в широких деревянных креслах и принялись перемывать косточки ближним.

Гонзага, чуть поколебавшись, решил остаться в зале вместе с молодежью, где после пряток принялись играть в «попугая». Конечно, госпожой выбрали племянницу губернатора. Она-то пригласила быть «попугаем» Гонзагу. Предложение немного покоробило поэта, но он согласился. Племянница губернатора, одетая в розовое шелковое платье с пышным кринолином, отвернулась от Гонзаги и тоненьким голоском закричала:

– Где вы были, попугай? Где вы были, попугай?

Гонзага отвечал:

– Я был в поле. Я был в поле.

– Что же вы там видели?

– Птицу видел я.

– Какую птицу видели вы гам?

– Розовую птицу.

Услышав последние слова Гонзаги, племянница повернулась и. протянув руку к одному из гостей, воскликнула:

– Как ее зовут?

– Фламинго, – последовал быстрый ответ.

Все захлопали в ладоши и закричали: «Правильно». Игра продолжалась. Когда же кто-то из гостей на вопрос «Какую белую птицу вы видели?» ответил невпопад: «Тукана», то все засмеялись и потребовали фант. Туканов белых не бывает. Игра шла до тех пор, пока у хозяйки не собралось штук десять фантов. И тогда проштрафившиеся снова играли на клавесине религиозные песни и декламировали рождественские стихи. Авторство некоторых из этих стихов принадлежало Гонзаге. И ущемленное самолюбие Гонзаги, выполнявшего роль «попугая», было удовлетворено, когда часть аплодисментов была адресована не только исполнителю стихов, но и ему, автору.

Но вот все игры закончены, и гости направились к столу.

Вы не можете себе представить, что это был за стол! На больших блюдах возвышались горы аппетитного мяса. Здесь была говядина жареная и говядина, приготовленная на вертеле, но, безусловно, главное место занимали расположенные в центре блюда с жареными поросятами. Затем шли тарелки с козленком, облитым зеленым соусом, и козленком, облитым яичными желтками. А куриц, уток, индюшек, причем индюшек с ножками, обложенными креветками и устрицами, было не перечесть! Стол был колоссальной длины Но, несмотря на его исполинские размеры, толкотня вокруг него была порядочная. Правда, дам пропускали вперед. В то время в Бразилии столовых приборов еще не употребляли, и даже во дворце губернатора, даже на званых обедах в ход пускались пятерни. Многие гости обладали очень хорошим аппетитом, и у некоторых изо ртов, набитых жареной говядиной, свисали длинные жирные мясные волокна, которые временами падали на скатерть или прямо на пол.

Бразильская модница конца XVIII века.

Казалось, всю эту массу снеди трудно уничтожить даже такому количеству приглашенных гостей. Однако через каких-нибудь пятнадцать-двадцать минут на столе валялись лишь одни тщательно обглоданные кости. Мужчины ели вволю, от них не отставали и женщины, которые хотя и заботились о талии, но при этом возлагали очень большие надежды на костяные и металлические корсеты и кринолины.