Вот был случай. Встали мы на позицию. Хорошая позиция, только на линии возможной стрельбы дерево стоит. Послал я двух вьетнамцев дерево срубить. «Да, да». Взяли топоры и ушли. Ну сколько там рубить нужно? Минут двадцать, полчаса.

Мы подготовили комплекс к стрельбе. А «Фантомы», надо сказать, по часам летали. Десять утра – и они тут как тут. Наступает десять часов. На радаре появляется цель. Ведем. Попадает в зону захвата – залп! И – что за чудеса? Ракета взрывается метрах в трехстах. Ну, второй-то цель сняли, но самолеты парами летают, так вот второй нас здорово потрепал. А потом я посылаю бойцов выяснить что там и как. И что выясняется?

Пришли те два бедолаги к дереву и сначала решили отдохнуть после марша. Ну, устали. И легли под тем самым деревом, которое срубить должны были. Уснули. Ну, после ракеты от того дерева только пенек низенький остался. И еще два топора и каска порванная. И еще сапог с остатками ноги. После того случая наши вояки приказы старались выполнять как надо, поняли кое-что.

Кстати о касках.

Мы много чего вьетнамцам поставляли. Ракеты, оружие, продукты. Многое доставлялось морем, но много поставок делалось и через Китай. При этом на многих упаковках товаров, произведенных в СССР, стояла маркировка, что это сделано в Китае. Может быть, это была такая стратегическая, согласованная обеими державами уловка, но в нашей среде бытовало мнение, что китайцы это делают без спроса, и приносило определенный результат. Многие вьетнамцы, видя ящики и мешки с рисом, патронами, одеждой, медикаментами и прочим практически в открытую упрекали нас за то, что вот, мол, Китай нам помогает, а вы нет. По этой причине многие товары китайского производства они считали лучшими по качеству по сравнению с советскими.

Был такой показательный случай. В отряде, который занимался охраной нашей ракетной установки, все бойцы ходили исключительно в касках китайского производства, а когда я через переводчика спросил почему, мне ответили, что они лучше, хотя по сравнению с нашими они объективно проигрывали по качеству. При этом под здесь же навесом было до черта наших новеньких касок. Тогда мы решили устроить демонстрацию.

Был у нас в группе здоровенный ефрейтор, Василием звали. Весу в не как в двух вьетнамцах, а по силе он и пятерых превосходил. Ну вот как-то во время занятий, когда собрался почти весь личный состав – порядки в отряде установили как в настоящей армии, то есть боевая подготовка, политическая и прочее – Вася берет за ремешки две каски, нашу и китайскую, и с размаху бьет одна о другую. Китайская вдребезги, а нашей хоть бы хны. На утро под навесом ни одной каски не осталось, а китайские еще долго по всему лагерю валялись.

Раз встали на позицию. Очень удачную позицию, в самом конце ущелья. Американцы, когда их стали много сбивать, что придумали. Они стали летать по ущельям, чтобы с боков их горы прикрывали. А так они вылетают прямо на нас.

Но была в нашей позиции и одна очень большая опасность. Дело в том, что когда наш радар захватывает «фантом», его аппаратура это сразу же засекает и в свою очередь определяет источник сигнала. Разница только в том, что наша наземная ракета имеет радиус боевого применения в десять километров, а самолетная вдвое меньше. То есть наша задача состоит в том, чтобы поразить цель до того, как она выйдет на расстояние эффективного огня. Но тут есть и еще одна тонкость. Дело в том, что наши ракеты на больших, а тем более предельных дистанциях не всегда поражали самолеты. А здесь еще в условиях сложного горного рельефа. Но тут уж так – если не поразил, то выключай всю аппаратуру, чтобы исчез сигнал с экрана радара, и жди, когда самолет пролетит мимо. Бывало, что они пролетали, не заметив установку. Но бывало, что и нет.

Так вот, встали мы на позицию, замаскировались как смогли, сидим ждем. Надо сказать, что место управления стрельбой представляет из себя такую тесную металлическую будку, даже коробку, которая от солнца разогревается не хуже сковородки, в ней жарко и душно, за полчаса вся одежда так пропитывается потом, что хоть выжимай. И еще. Кнопка «Пуск» закрывается защитным колпачком, запираемым на ключ, что сделано во избежание случайного старта.

Тогда с нами был вьетнамский майор, резкий такой, злой мужичок, при этом самого бравого вида, с боевыми орденами и медалями. Он захотел присутствовать при стрельбе. Может, опыта хотел поднабраться, может, из любопытства, а может, и проконтролировать нашу работу решил. Ну, я ему предварительно все вежливо объяснил и показал. Вот это радар, вот это настройка, вот это пуск. Он спрашивает, я отвечаю, ну, нормально.

Подходит время, я занимаю свое место, и этот майор лезет в кабину, где и без него тесно. Объясняю ему, мол, нечего тут делать, лучше иди в укрытие, мало ли что, но он упертый, буду, говорит, здесь. И тут цель пошла, так что не до разговоров. В общем, черт с тобой, смотри, если охота.

Радар показывает, до цели двенадцать километров. Хорошо. Начинаю подстраиваться, держу его. Десять. Цель взята, но, чувствую, не очень плотно. То есть сделает ООН сейчас маневр и все, ушел. Девять… Держу цель. Майор сопит над ухом. Скорость у самолета огромная, через несколько секунд он будет над нами. Если промажу, то он нас хоть ракетами, хоть пушками порвет. И хоть и есть у нас рядом окопчик, куда наши солдаты уже попрятались, но добежать до него не успею ни за что. Восемь!

– Стреляй! – кричит вьетнамец. По-русски он немного говорил, в свое в ремя учился в Москве.

– Нет, – мотаю головой в ответ.

Семь…

Майор откидывает защитный колпачок. Я молча захлопываю.

Шесть… Пять!

Все, американец уже может стрелять, ведь он нас наверняка видит на своем радаре, аппаратура у него в кабине давным-давно орет дурным голосом, предупреждая об опасности.

Вьетнамец опять откидывает колпачок и тянется к кнопке. Нервы на пределе и вообще разговаривать мне с ним некогда, не тот момент для этого. Ну я отмахнулся от него, тот отлетел назад, по звуку судя, что он сильно впечатался в стенку. Но пока не до него. Да и вообще не до чего.

Четыре с половиной кэмэ… Мама дорогая! Четыре…

Цель держу уверенно, плотно. Пуск.

Самолет взорвался только что не над нашими головами.

А на следующий день этот майор перед строем, сломанная рука в гипсе, вручил мне вьетнамский орден.

Я уже говорил, что майор Карасев карате увлекался. И то, что он называет «отмахнулся», окончилось переломом руки. Кстати, у Карасева в числе других орденских планок была и невиданная нами вьетнамская, а когда он надевал парадную форму, у него на груди среди других наград был необычный иностранный орден.

ДУХ СВЯТЫЙ.

Есть у меня знакомая, назовем ее Валентиной Николаевной. Довольно необычная женщина с редкой для ее возраста энергией, жутко коммуникабельная, с массой подружек и родственников. Судьба ее не совсем обычна. Имея юридическое образования и зная пару иностранных языков, она участвовала в организации спортивных соревнований, да, видно, настолько успешно, что в виде благодарности за это ее пригласил погостить к себе один арабский принц, у которого она некоторое время гостила – в доме комнат из ста, не меньше. Только гостила и ничего кроме, факт.

При всей бойкости ее характера за свою жизнь она не много нажила, из недвижимости имея однокомнатную квартиру, а из движимости – взрослого сына. Муж ее пропал лет десять тому назад. Просто пропал и все. Где, что, как – никто не знает. Она объявляла его в розыск, но без результата. По прошествии времени она решила, что, скорее всего, он попал в какой-нибудь переплет и погиб, а тело… Ну, мало ли как бывает. Спрятали где-нибудь, хоть, скажем, в неприметной могилке лесу или на дне озера. Или вывезли в другой район, а там бросили. Пролежал неопознанный труп в областном морге положенное время, а потом его упокоили в могиле под номером где-нибудь в дальнем углу кладбища. В общем, вариантов больше, чем можно себе представить. Внезапная страстная любовь к негритянке, столь же внезапное умопомешательство с потерей памяти и помещением в больницу имени Ганнушкина – да все, что угодно. Столько лет прошло, что он уже стал забываться.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: