Земля задрожала от топота шести сотен скачущих коней, но Белая Птица спокойно расставлял своих воинов перед лагерем. Когда налетела первая волна кавалеристов, сахаптинские воины открыли убийственно меткий огонь. За несколько секунд двадцать четыре солдата было убито и сорок два ранено; атака захлебнулась, кони вставали на дыбы, седоки падали с седел.

— Это был ближний бой, — рассказывал вождь Джозеф, — он шел на расстоянии в двадцать шагов, и, отразив нападение первой линии, мы взяли трофеи у мертвых — оружие и патроны. В первый день и первую ночь мы потеряли восемнадцать мужчин и трех женщин.

Среди мертвых был брат Джозефа Оллокот и неуступчивый старый шаман Тугульгульзоте.

Когда пала ночь, сахаптины попытались проскользнуть на север, но Медвежья Шуба окружил их лагерь кордоном. Целую ночь воины охраняли укрытия, так как ожидали, что с рассветом солдаты снова пойдут в атаку.

Однако Медвежья Шуба не стал атаковать, а выслал парламентера с белым флагом. Парламентер передал Джозефу, чтобы он сдался и спас жизнь своих людей. Джозеф ответил, что подумает и вскоре сообщит генералу Майлсу свое решение. Начал идти снег, и воины надеялись, что вскоре начнется пурга, под прикрытием которой они смогут уйти в Канаду.

В тот же день от Майлса снова прискакали с белым флагом несколько следопытов — сиу. Джозеф пешком через поле боя вышел им навстречу: сиу сказали ему, что, по их мнению, генерал Майлс искренне хочет мира.

Вождь пошел в палатку генерала Майлса. Но Майлс искренно хотел захватить Джозефа в плен…

Два следующих дня Джозеф был пленником Медвежьей Шубы. За это время Майлс установил пушки и снова начал наступление, но сахаптины выстояли, а Джозеф отказался капитулировать. Целых два дня морозный ветер заносил поле боя снегом.

На третий день сахаптинским воинам удалось освободить Джозефа. Они захватили одного из офицеров Майлса и пригрозили, что убьют его, если генерал не выпустит их вождя. Однако в тот день Майлсу пришло подкрепление — генерал Говард со своим громоздким воинством. Джозеф понял, что судьба его редеющего племени решена. Он всегда был реалистом — вождь сахаптинов Джозеф. Когда Майлс прислал парламентеров с белым флагом, чтобы договориться на поле боя о совместном решении, Джозеф пришел выслушать генеральские условия капитуляции. Они были просты и недвусмысленны.

— Если вы выйдете из укрытий и сложите оружие, — сказал Майлс, — мы сохраним вам жизнь и отправим вас в вашу резервацию.

Джозеф вернулся в свой окруженный лагерь и в последний раз собрал вождей. Зеркало и Белая Птица хотели сражаться дальше и готовы были пожертвовать жизнью. Они пробивались с боями тысячу четыреста миль, и сама мысль о капитуляции была им невыносима. Джозеф с большой неохотой согласился отложить свое решение. Во время последней перестрелки, которая произошла на четвертый день после полудня, какой‑то стрелок попал Зеркалу прямо в сердце.

— На пятый день, — рассказывал Джозеф, — я пришел к генералу Майлсу и отдал ему свое оружие.

Именно тогда Джозеф произнес свою знаменитую речь (ее записал лейтенант Чарлз Эрскин Скотт Вуд, впоследствии известный юрист и писатель. До сих пор ее чаще всего приводят в своих заявлениях американские индейцы):

— Скажи генералу Говарду: я знаю, что у него на сердце. У меня же на сердце то, что он мне сказал перед этим. Я уже не в силах сражаться. Наши вожди перебиты. Зеркало мертв. Тугульгульзоте мертв. Все старики мертвы. Молодые воины сами решают — да или нет. Оллокот, тот, кто стал во главе молодых воинов, — мертв. Стоит зима, и у нас нет даже одеял. Маленькие дети гибнут от холода. Некоторые мои люди бежали в горы, у них нет ни одежды, ни пищи; никто не знает, где они, — может быть, замерзли. Дай мне время, чтобы я поискал своих детей и выяснил, сколько их осталось. Возможно, что некоторых я найду среди мертвых. Послушайте меня, мои вожди! Я устал; сердце мое больно и опечалено. Вот солнце станет сейчас над горой, и с этого момента я уже никогда не буду сражаться.

В то время, пока шли еще переговоры о капитуляции, исчез вождь Белый Бык с группой непокорных воинов. Они ушли пешком к канадской границе. На другой день они пересекли ее, а на третий день увидели вдали конных индейцев. Один из всадников спросил знаками:

— Кто вы?

— Сахаптины, — ответили беглецы и в свою очередь спросили: — А вы кто?

— Сиу, — показали знаками конные[1].

На следующий день вождь сиу Сидящий Бык принял сахаптинов — беженцев в свой лагерь.

Но вождю Джозефу и его товарищам не удалось дождаться мирной жизни. Их доставили вовсе не в Лапваи, как обещал Майлс Медвежья Шуба. Солдаты пригнали их, как скот, в форт Ливенворт в штате Канзас. Их поселили в нездоровой и болотистой низине, содержали в бараках, как военнопленных. Когда человек сто умерло, оставшихся перевезли в пустыню на Индейской Территории. И сахаптины болели и умирали — от малярии и печали.

Чиновники и члены благотворительных обществ часто навещали их, произносили сочувственные речи и даже направляли различным правительственным организациям бесконечные послания. Джозефу разрешили приехать в Вашингтон, где он встретился со всеми крупными правительственными деятелями.

— Каждый говорит, что он мне друг, — рассказывал он, — и что он добьется для меня справедливости, но, хотя их уста неустанно говорят о справедливости, я, однако, не понимаю, почему никто не помогает моему народу… Генерал Майлс обещал, что мы сможем вернуться в нашу страну. Я поверил генералу Майлсу, иначе бы я никогда не сдался.

Я слышал много речей, но не видел дел. Добрые слова живут недолго, если они ничего не означают. Слова не заменят моих мертвых. Не заменят мне мою страну, которую теперь захватили белые… Добрые слова не сделают здоровыми моих людей и не отвратят от них смерть. Добрые слова не дают моим людям родины, где они мирно жили бы и заботились о себе. Мне надоели речи, из которых ничего не следует. Мое сердце болит, когда я вспоминаю все добрые слова и нарушенные обещания… Не ждите, что реки потекут обратно, и не ждите, что человек, родившийся свободным, будет доволен, когда его поместят в клетку и не позволят идти туда, куда он хочет… Я спрашивал нескольких больших белых вождей: что дает им право приказывать индейцу, чтобы он не двигался с места, в то время как белые ходят везде, где им хочется? Они не смогли мне ответить.

Дайте мне свободу — разрешите мне свободно путешествовать, свободно стоять, свободно работать, свободно торговать, где мне понравится, свободно выбирать собственных учителей, свободно исповедовать веру моих отцов, свободно думать, говорить и поступать — я подчинюсь любому закону. А если я нарушу его, я приму наказание.

Но старого вождя никто не слушал. Его снова отправили на Индейскую Территорию. Он оставался там до 1885 года. К этому времени в живых осталось уже только двести восемьдесят пленных сахаптинов, и они были либо так молоды, что уже не помнили о прежней свободной жизни, либо так стары, больны и сломлены духом, что не могли стать угрозой могучей силе Соединенных Штатов. Некоторым из тех, кто выжил, разрешили переселиться в резервацию своего народа в Лапваи. Вождя Джозефа и сто пятьдесят других ветеранов посчитали, однако, очень опасными. Им не позволили жить вместе с остальными сахаптинами, чтобы они не оказали влияния на молодых. Правительство перевело их в Неспелем, в резервацию Колвилль, штат Вашингтон, и там в изгнании они дожили до смерти.

21 сентября 1904 года Джозеф скончался. Врач в индейском агентстве записал в графе «Причина смерти»: «Разрыв сердца…»

В эпоху, когда карта мира являла собою лист бумаги, лишь постепенно заполнявшийся надписями и чертежами, первооткрыватель волен был давать обнаруженному им острову, реке, горе, морю да и материку любое название. И вписанное скрипучим гусиным пером название это позволяет нам через века узнать имена и тех, кто покровительствовал экспедиции и снарядил ее, и тех, кто в экспедиции участвовал, а также представить себе душевное состояние людей, увидевших после долгого плавания землю, их восторг или разочарование. Хранят для нас названия и уверенность в правоте, и слепую веру, и заблуждения, и ошибки.