Геннадий Александрович, имея общительный и открытый характер, легко сходился с новыми людьми. И уже находясь в колонии, познакомился и быстро подружился с местным Кумом – начальником оперативно-режимной части ИТК. Тоже майор внутренней службы, чуть постарше Геннадия, мечтающий когда-нибудь вырваться на столичные просторы и... оторваться вволю. Что ж, Геннадий вполне серьезно пообещал тому собственную помощь, когда тот появится в столице в первый же свой отпуск. А у жены Охрамкова, красавицы, естественно, такие подружки, что... ох, куда там, какие еще девочки с Тверской?!

Короче говоря, перспективы для холостого майора из «заповедной глуши» определили и дальнейшую доверительность в отношениях его с командировочным москвичом, который вовсе не собирался, проводя проверку писем и жалоб осужденных, высказывать какие-либо претензии в адрес руководящего персонала колонии.

Сам собой возник разговор и о тех, кто в скором времени освобождается в связи с истечением срока наказания. Был среди них и некто Щербатенко, носивший в колонии кличку Щербатый. Только он освобождался не скоро, а уже послезавтра, тогда, когда, по странной случайности, заканчивалась и командировка Геннадия Александровича. И майор внутренней службы Охрамков, будучи человеком любознательным, не больше того, посмотрел на этого осужденного, но издалека, стараясь не привлекать к себе его внимания. Сравнил мысленно с фотографией, переснятой из тома уголовного дела, нашел сходство, отметил и различия – время-то на месте не стояло, да и жизнь оставила свои отпечатки...

С тем и уехал Геннадий Александрович из колонии, оставив у руководства самые благоприятные о себе воспоминания.

Щербатенко ехал в плацкартном вагоне, и держать его в поле зрения майору особого труда не составило. Помимо собственных знаний, он получил самые подробные инструкции от тестя, который во всяких подобных делах собаку съел. Да, кстати, Михаил Григорьевич собирался сам встретить освобожденного из колонии лично и «проводить» до места, где тот захочет остановиться. Наверняка ведь двинет в Воронеж. Вот и этот вариант надо заранее предусмотреть. Железнодорожный билет, то, другое... Вряд ли вчерашний зэк станет здорово шиковать в столице, хотя... Весь вопрос, есть ли у него средства, кроме тех, что он сумел заработать за пятнадцать лет пребывания в колонии. И если есть, то необходимо узнать, где он их хранит. Нет, узнать не на предмет грабежа, жертва сама, по идее, должна предложить хорошие деньги, чтобы изменить направление пули из ствола киллера, который взялся исполнить заказ за приличный, естественно, гонорар. Уж это должно быть понятно. Ликвидировать же опасность для твоей жизни, перевести стрелку – работа непростая, стоит дорого. Вот о чем речь. И вести эту речь придется самому «киллеру», проявившему на этот раз в высшей степени гуманный подход к судьбе своего «клиента».

То есть, можно понимать и так, что он сознательно пошел на нарушение своей профессиональной этики. Пошел, рискуя, в определенной степени, своей жизнью. Отсюда и соответствующий гонорар.

Со своей стороны, и Михаил Григорьевич трезво отдавал себе отчет, как это хорошо и правильно, когда действуют профессионалы, а не «любители», которых он на дух не принимал. «Профи» не прокалываются в деталях, в мелочах. Действуют четко и всегда заранее намечают пути для срочного отхода, если таковой потребуется. В этом смысле учить Михаила Григорьевича, да, в общем, и Геннадия Александровича, несмотря на относительную молодость последнего, не надо было. Они быстро настроились на волну друг друга и действовали как единый организм. Да, впрочем, так оно и было на самом деле. Вовсе еще и не старик, Гапонов с удовольствием называл Генку сынком, радуясь, что любимая дочь привела к ним в семью такого молодца. Умница, идеи на лету ухватывает, решительный и трезво глядящий на некоторые жизненные перипетии, не всегда соответствующие, как говорится, известным заповедям. Ну и что, не всем, значит, дано, – только и всего...

А клиент действовал так, будто загодя был знаком с планами, которые неизвестные еще ему люди строили относительно его дальнейшей судьбы. Он поселился в одиночном недорогом номере гостиницы возле бывшей ВДНХ – наверное, по старой еще памяти.

Тут была еще одна деталь, на которую Щербатенко как-то сразу не обратил внимания. Пока он ожидал у стойки администраторши, пышнотелой дамочки, размышляя о том, что ее было бы совсем неплохо пригласить к себе вечерком в номер, та с кем-то разговаривала по телефону, при этом несколько раз бросив пытливый взгляд на мужчину, стоявшего возле ее окошка. А затем, положив трубку, быстро оформила Щербатенко проживание, не задавая лишних вопросов. И проводила его долгим взглядом, когда тот отправился к лифту.

Действительно, а как могла возражать администраторша, если ей позвонил «ответственный товарищ» и, сославшись на куратора гостиницы, указал, в каком номере она должна поселить приезжего, только что выпущенного из колонии в связи с окончанием срока его осуждения и необходимостью установления за ним, во время его краткого пребывания в Москве, плотного наблюдения? Впервые, что ли? Она и сделала, как ей было указано. Освободив и соседний номер – для «технических нужд».

В конце вечера, когда в моральном смысле каждый человек готовится к спокойному сну, не отягощенному угрызениями совести, в дверь к Щербатенко постучали. Постоялец решил, что это, наверное, горничная, и крикнул: «Открыто, заходите!»

Но вошла не средних лет женщина с хитрым, словно у лисицы, выражением лица, которая и вселяла его сегодня сюда, а относительно молодой человек – выше среднего роста, неприметный такой шатен с темными усиками. И одет он был так, что и захочешь – не запомнишь сразу: серые брюки, песочного цвета куртка. Все как бы ускользающее от внимания. Кого-то он отдаленно напоминал Николаю Матвеевичу, но, хоть убей, не мог вспомнить, кого конкретно. Единственное, что более-менее определенно мелькнуло в голове, – видел недавно. Но где? Ну не в колонии же... В дороге? Может быть. Или уже здесь, в гостинице?.. И поэтому он немедленно почувствовал, как от незнакомца будто пахнуло на него ощутимым ветерком серьезной опасности. И напрягся.

Опыт полутора десятков лет непрерывного существования в колонии строгого режима не канул бесследно в день освобождения, и Щербатенко не то чтобы закалился в специфической атмосфере места «заключения и исправления», но сделался навсегда осторожным и недоверчивым – привычная форма поведения осужденного среди себе подобных.

Между тем незнакомец поздоровался легким кивком, не протягивая руки, и, не спросив разрешения, отодвинул от стола стул и сел.

– Можете расслабиться, Николай Матвеевич, – он слегка усмехнулся, – я к вам по делу и, значит, прямой опасности для вас пока не представляю.

– Пока? – переспросил хриплым голосом Щербатенко. – А вы кто?

– Сейчас я вам все объясню... Вам, естественно, известен некто Георгий Витальевич Корженецкий?

– Ну, – коротко и нетерпеливо отреагировал Щербатенко.

– Собственно, я к вам – от него. Правильнее сказать, не по его просьбе, а скорее вопреки нашей с ним договоренности. Короче, Корж нанял меня. Для какой цели, вам и без долгих объяснений должно быть понятно. Я полагаю, что ему не нужно, чтобы вы появились, как угрожающая тень из его прошлого... – Незнакомец чуть раздвинул губы в ухмылке. – В условия нашего с ним договора входит, во-первых, ликвидация представляющего для него прямую опасность объекта и, во-вторых, предъявление соответствующих доказательств исполнения заказа. Сумма аванса для вас, Николай Матвеевич, в настоящий момент роли не играет. Так я понимаю. Вот в этой связи я и решил навестить вас, если вы не возражаете...

Щербатенко, даже если бы и очень хотел, возражать все равно не смог бы. Он лихорадочно думал о том, почему этот убийца так запросто пришел? Он что, решил поторговаться? У него есть свое, встречное предложение? Или он просто тянет время, наслаждаясь беспомощностью своей жертвы?.. И еще одна, возможно, совсем нелепая, мысль сверлила мозг: «Зачем это Жорке?! Ему что, все еще мало?» Да кончилось же все, ушел поезд! И вдруг дошло: он же никогда, оказывается, толком и не знал Коржа! А теперь – тем более, столько лет прошло! Ну, вампир ненасытный!.. И прислал этого... небось, и ствол с длинным глушителем – в кармане, куртка-то просторная, чего хочешь спрятать можно.