Потомка еще одного гостя-сурожанина, ходившего против татар с Дмитрием Донским, Ивана Шиха, мы найдем» во второй половине XV в. Это Андрей Шихов, один из кредиторов князя Юрия Васильевича. Князь получил от него 30 рублей, отдав в залог постав ипрского сукна.

Мы видим, что денежные капиталы держались в отдельных купеческих родах иной раз почти на протяжении целого столетия. В этом несомненный признак прочности торговых связей и денежных богатств, накопленных московским купечеством. Среди него выделяются фамилии, которые приобретают земельное имущество и вступают в ряды родовой знати. Такой путь возвышения купеческих родов можно проследить на примере Ермолиных и Ховриных, двух знаменитейших московских купеческих фамилий XV в.

Наиболее замечательными представителями Ермолиных были Дмитрий Ермолин и его сын Василий, прославившийся своими архитектурными работами. О начале рода Ермолиных можно судить по тем прозвищам, которые носил Дмитрий. Его называли по деду Васкиным («…от московских великих купцов, нарицаем Ермолин Васкина»). Известно было, что отец Дмитрия, Ермола, постригся в Троицком монастыре, «…преобидев толикое богатство и таковый лик сынов, паче же благородием сущим и богатем», при игумене Никоне, т. е. до 1426 г. Пострижение в монастырь обычно обозначало конец мирской карьеры и совершалось на склоне лет. Следовательно, деятельность Ермолы надо относить к началу XV в., а вернее, к еще более раннему времени – концу XIV столетия. В том же Троицком монастыре был пострижен и Герман, брат Ермолы.

Отцом Ермолы, как мы видели, был некий Васка или Васька, т. е. Василий, родовое имя, сохранившееся у Ермолиных и позже. Ермолин не упоминается в списке гостей-сурожан, взятых Дмитрием Донским в поход против Мамая, но в нем показан на первом месте Василий Капица (или Капца), которого предположительно можно считать родоначальником Ермолиных.

Таким образом, перед нами вырисовывается родословная одного из купеческих родов XIV-XV вв. Он начинается гостем-сурожанином Василием Капицей и продолжается Ермолой и Германом, которых еще зовут по отцу Васькиными.

Дмитрий Ермолин, наследовавший в третьем поколении богатства Василия Капицы, принадлежал к числу знатнейших москвичей середины XV в. О нем рассказывается в сказании о чудесах Сергия Радонежского, причем характерна сама причина, по которой был записан случай с Дмитрием Ермолиным, в иноках Дионисием. Дмитрий ссорился с игуменом Троицкого монастыря Мартиньяном по поводу монастырской пищи. Смысл его речей был таков: «Что я могу сделать, если не в состоянии есть вашего хлеба и варева! Знаешь сам, что я вырос в своих домах, питаясь не такими кушаньями» («Что имам сотворити, яко хлеба вашего и варения не могу ясти? А ведаешь сам, яко возрастохом во своих домех, не таковыми снедми питающеся».

Род Ермолиных был довольно многочисленным. У Дмитрия были братья Петр и Афанасий, сын Василий, были и другие сродники. Еще одна любопытная черта характеризует Дмитрия Ермолина как образованного человека. Он умел «…глаголати русски, гречески, половецки»; под последним надо понимать татарский язык. Знакомство с греческим языком объясняется торговыми интересами Дмитрия Ермолина-Васкина. Он такой же гость-сурожанин, как и его предполагаемый дед Василий Капица. Перед нами бывалый человек, торговавший, судя по знанию греческого и татарского языков, с Азовом, Сурожем, Кафой и Константинополем.

К четвертому колену Ермолиных принадлежал Василий Дмитриевич, бывший видным подрядчиком и архитектором своего времени. Во второй половине XV в. Василий Дмитриевич Ермолин подновлял камнем кремлевскую стену, поставил на Фроловских воротах резные из камня фигуры Георгия Победоносца и Дмитрия Солунского, подновлял собор Вознесения в Кремле, поставил в Троице-Сергиевом монастыре каменную трапезную, собрал развалившийся собор в Юрьеве-Польском, знаменитый резными украшениями по камню, обновил каменную церковь и Золотые ворота во Владимире – одним словом, принимал непосредственное и деятельное участие в каменном строительстве начала княжения Ивана III. Василий Ермолин исполнял эти работы как подрядчик и архитектор, конкурируя с другим московским родом – Головиных.

Для рода Ермолиных характерно стремление обзавестись недвижимым имуществом. В XV в. им принадлежало село Спасское-Семеновское (теперь Спас-Каменка), а также Старое Ермолинское (ныне Ермолино). Спасское-Семеновское было куплено Василием Дмитриевичем Ермолиным у Рагозы Терентьева в XV в. Оно находилось поблизости от села Старое Ермолинское, на южной окраине Дмитровского уезда. Свое название Ермолино получило от известного нам Ермолы, деда Василия Дмитриевича. Это указывает на то, как рано гости-сурожане стали переходить в ряды земельной знати и родниться с боярами. Так, уже дочь Василия Дмитриевича Ермолина вышла замуж за Дмитрия Васильевича Бобра, который получил на купленное им у тестя село Спасское несудимую грамоту в 1463 г. Вотчинами владел и Петр Ермолин, дядя Василия Дмитриевича. Ему принадлежало село Куноки в Дмитровском уезде.

Василий Дмитриевич был крупнейшим и, кажется, наиболее выдающимся из Ермолиных, любителем и знатоком архитектуры, скульптуры и книжного дела. Таким он выступает перед нами в послании «От друга к другу», которое упоминалось нами выше в связи с торговлей Москвы с Западом.

Еще показательнее история купеческого рода Ховриных. Сами Ховрины вели свое происхождение от некоего князя Стефана, который пришел к Дмитрию Донскому «…из своей вотчины, с Судака да из Манкупа да из Кафы». У князя Стефана был сын Григорий Ховра, а у Григорья – сын Володимер. Это родословие было составлено одним из Ховриных и внесено в «Государев Родословец» в середине XVI в., значит, спустя более полутора столетий после выхода на Русь предполагаемого родоначальника Ховриных. Почему Ховрины потеряли свое княжеское имя и что это была за вотчина у князя Стефана в Судаке, Манкупе и Кафе, в родословной не объяснено. Поэтому уже И. Е. Забелин предполагал, что родоначальник Ховриных «…хотя и назван князем, но явился в Москву не боярином или князем-воином с дружиною, как приходили другие иноземцы, а человеком гражданским, торговым». С этим замечанием можно вполне согласиться, впрочем, с добавлением, что князь Стефан никогда и не был родоначальником Ховриных, род которых, по нашему мнению, начался от Кузьмы Коверя (Ковыря, Ковра, Ковера), названного выше в числе гостей-сурожан, современников Дмитрия Донского.

Владимир Григорьевич Ховрин, внук предполагаемого Стефана, оказывается гостем и казначеем великого князя. Ховрины быстро выдвинулись в первые ряды московских богачей. Владимир Григорьевич в 1450 г. построил на своем дворе каменную церковь Воздвиженья Креста Господня. Это была уже вторая церковь Ховриных, поставленная на месте первой, развалившейся во время большого московского пожара. Судя по позднейшим описаниям, каменная ховринская церковь имела небольшие размеры. «Она была построена на подклетном нижнем ярусе, где, по всему вероятию, помещались кладовые палаты. Так обыкновенно строились храмы именно для сохранения имущества от пожаров». При церкви помещалась палатка длиной 3 аршина, а шириной 4,5 аршина (2,2 х 8,3 м), видимо служившая для хранения казны Ховриных.

Позже Ховрины построили для себя каменные палаты в два этажа. Вверху находились 4, а внизу 5 комнат («переделов»). При палатах устроено было два каменных погреба.

На примере Ховриных можно наблюдать тот переходный период, когда прежний купец делается родовитым человеком и превращается в боярина. В 1450 г. Владимир Григорьевич Ховрин назван необычным титулом: «…гость да и болярин великого князя». Слова «да и болярин» как будто указывают, что перемена в положении Ховрина произошла недавно. Пожалование боярством могло и в самом деле стоять в связи с денежной помощью, которую Ховрины оказали Василию Темному в тяжкие годы его ослепления, заключения в Угличе, удачного бегства в Кириллов монастырь и победоносной борьбы с Шемякой.