Что же касается частного сыщика, то для него этот крик послужил последней каплей - он просто потерял сознание. Наверное, это его и спасло, потому что сфинкс с лицом девочки-подростка, изуродованным гримасой страдания, повернулся в его сторону.

Острые когти зависли над неподвижным телом - но тут же отдернулись, так и не решившись причинить вред беспомощному человеку.

И тогда сфинкс заплакал по-настоящему...

34

- Итак, вы - мистер Ремблер? - Джейкобс еще раз просмотрел документы и протянул их обратно. Он еще не совсем оправился от потрясения, вызванного спонтанным возгоранием Джулио Кампаны, и поэтому вел себя почти что вежливо.

- Да. Только я попросил бы вас по возможности не предавать огласке наш разговор. Моя фирма не должна нести убытки из-за моих личных проблем. Я с готовностью отвечу на все ваши вопросы, если это условие будет соблюдено.

- Хорошо, - Джейкобс понял вдруг, что ему просто тяжело повышать на кого бы то ни было голос. И то хорошо, что Бейли сам вызвался писать отчет о происшедшем. - Нас интересует доктор Джоунс. Что вы можете нам рассказать о нем?

- Ничего. Я впервые обратился к нему вчера, чтобы проконсультироваться по мелкому, но очень важному вопросу, касающемуся одного из членов моей семьи. Дело достаточно личное и не имеет никакого отношения к вашей работе. Скажу вам откровенно: доктор Джоунс, несмотря на свою молодость, произвел на меня очень хорошее впечатление. Я бы сказал, что он довольно грамотный специалист.

- И в честь этого вы решили отправиться вместе в клуб?

- Видите ли... - Ремблер сидел, упершись руками в колени и широко расставив ноги. - У меня там была встреча, и я сам высказал желание, чтобы доктор Джоунс на ней присутствовал.

- Очень неосторожно с вашей стороны, если учесть, что он балуется шантажом, - вставил Джейкобс.

- Может быть. Я же сказал: я чужой в этом городе, а Джоунс произвел на меня хорошее впечатление.

- Но все равно в клуб вы пошли вместе?

- Нет, он сказал, что будет там в связи с каким-то своим делом, но в случае надобности я смогу к нему обратиться. Мы пришли не одновременно, и большую часть времени я провел вне зала.

- Вы не могли бы уточнить, где именно вы были?

- Это личное...

- Поймите и меня, - Джейкобс убрал с лица светлую прядь. - Если вы в этот момент находились в производственной части помещения - это кулисы, подвал костюмерные, мастерские, кулинарный цех, - мне придется задать вам гораздо больше вопросов. Так где вы были?

- Увы - я был за кулисами.

- Почему, вы не скажете? - Джейкобс внимательно посмотрел на Ремблера.

"А ведь он, бедняга, вроде меня, только он осмелился довериться этому мерзавцу врачу... Ему можно только посочувствовать", - подумал он.

- Я разговаривал там с одной женщиной, - Ремблер оглянулся и покосился в сторону склонившегося над отчетом Бейли.

- Пол, выйди, пожалуйста! - окликнул того Джейкобс... - А теперь можете вы уточнить, где именно и о чем вы беседовали? Я ничего не стану записывать... Правда, у меня включен магнитофон, но если ваши показания не имеют отношения к делу, я просто сотру запись прямо у вас на глазах.

- Ну хорошо... Я разговаривал с Гертрудой... Когда мы расстались, она носила мою фамилию. Короче, речь идет о моей бывшей жене. Этого достаточно? Вы можете и сами спросить об этом у нее...

- Когда я встретил вас на улице, у вас был очень расстроенный вид. Это произошло из-за разговора с ней?

- Да, - на лице Ремблера начало проявляться недовольство. - Только не понимаю, почему вы спрашиваете об этом, - я же сказал, что речь идет об очень личных делах...

- Потому что вполне могло оказаться, что вы расстроились из-за ухода Джоунса.

- Я и не знал, что он там был. Точнее, знал, что он должен быть в клубе, но лично не видел.

- Ну хорошо... Тогда еще один вопрос: о чем вы разговаривали с Рафаэлем Салаверриа?

- С кем?

- С Рафаэлем Салаверриа.

- Не помню такого, - недоуменно поднял брови Ремблер.

- Вспомните: сегодня днем, около полутора часов назад, возле дома Джоунса... Так о чем вы говорили?

- У дома Джоунса? Хм-м... Как он выглядел?

- Вы же разговаривали с ним - тому есть свидетели.

- Понимаете, я разговаривал там с несколькими... точнее, с двумя людьми.

- И о чем?

- Оба они искали доктора Джоунса. Один из них вел себя довольно странно и...

- Полагаю, это был не тот, о ком мы спрашиваем... Хотя мне его поведение кажется еще более странным: по идее этот человек не должен был там околачиваться.

- Не знаю, о ком вы и при чем тут я...

- Ну что ж... Пока больше вопросов у меня нет. Если понадобится, мы вас еще пригласим.

- А вы полагаете, что такая необходимость возникнет?

- Что? - Джейкобс слегка запнулся. Последнюю фразу он произнес совершенно машинально, не задумываясь над смыслом, как произносил ее по десятку раз на дню. - А... Полагаю, что нет.

- И на том спасибо.

- Пожалуйста... И впредь будьте осторожнее с выбором доктора. Вы могли очень и очень крупно нарваться...

- Благодарю, - сухо кивнул Ремблер и встал.

"Пусть уходит... У бедняги и так свои проблемы", - сочувственно проводил его взглядом Джейкобс.

Ремблер вышел на улицу и словно впервые ощутил ужасающий гнет жары. Ему стало трудно дышать, в сердце закололо.

Вся его жизнь шла словно наперекосяк. Может, и впрямь не стоило приезжать в этот город? Ведь Гертруда уже давно ушла из его жизни и к этому следовало привыкнуть, как привыкают к любым потерям. Все равно он потерял ее - пусть даже она едва ли не призналась ему в ответном чувстве. А Изабеллы в его жизни вообще не существовало - так стоило ли узнавать о ней...

"А ведь она придет, - понял вдруг Ремблер. - Обязательно придет... Моя дочь. Или не моя? Нет - но чья же тогда?.. Она сама нашла меня, вопреки желанию матери... И я должен теперь сделать все, чтобы мы нашли друг друга не только издали. Пусть так. Если у меня получится с девочкой, надо полагать, и Труди сама пойдет мне навстречу... Пусть будет так. Пусть будет так!!!"

35

Она приходила в себя медленно и с трудом.

От жизни можно долго прятаться, можно упорно закрывать глаза, утверждая, что мир прекрасен; но однажды реальность все равно ворвется в тесный, придуманный вместо настоящего мирок, и окажется, что она так огромна в своем горе и жестокости, что твой мирок треснет по швам и осыплется ненужной трухой. Для этого надо немного... совсем немного...

Она не просто бежала от мира - она не хотела его знать. Она верила в свои благополучные выдумки, она играла в жизнь, доказать наличие которой у нее самой было сложно. Существо - нежить - не-живое...

И все же она жила, и потому неожиданная потеря одного из друзей обрушилась на нее с безжалостностью поистине невероятной. Джулио... Он был самым незаметным в их сообществе, самым серым и непримечательным из членов группы - но это ничуть не уменьшало потерю.

Она уже не раз слышала от Селены о цепи взаимных убийств - но впервые "солнечные" люди убили на ее глазах одного из ее братьев по крови. Одного из братьев, похожего на них самих. Это было дико, непонятно и жестоко.

Когда боль и слезы отошли, на их месте начало расцветать новое чувство. Еще раньше она произнесла слово, обозначающее его, - но настоящая ненависть возникла позже.

"Я убью их, - с неожиданной яростью и спокойствием решила вдруг она. - Я уничтожу... Я ненавижу их!!!"

Перескочив через спящего дневного человека (она плохо понимала, что значит обморок, так как сама не была способна его испытать), она направилась к выходу. Страсть кипела в ней, совершенно отодвигая разум на задний план.

Убить! Ощутить вкус их крови, погрузить клыки в свежую дымящуюся плоть... Она еще не знала, что в ней просыпается не просто ненависть инстинкт вражды, проходящий через много поколений. Она была сейчас не свидетельницей одиночного и к тому же невольного убийства - она словно почувствовала всю боль убиваемых веками братьев и сестер, страдание тех, кто видел и не мог помочь - чтобы выжить и передать произнесенные в минуту отчаяния проклятия новым поколениям...


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: