— Во двор впихнули, а у ворот — караул. С пиками, ружьями.
Моисеенко сдёрнул шапку, быстрыми движениями пригладил рыжеватые вихры и опять надвинул треух по самые глаза.
— Так… Твои приютские-то где? Далеко?
Ваня сунул два пальца в рот и свистнул. Тотчас из-за углов, из подъездов, с деревьев посыпались мальчишки и девчонки.
— Это мы тебя бережём, понял?
Моисеенко оглядел подскочивших мальчишек и девчонок, впереди приютские — Кочеток, Миня и Гриня, Вася Шарик — всё Ванино воинство. Чуть не потерялся среди них, сам-то он повыше ребят на голову разве.
— Летите, братцы, лётом во все казармы, и чтоб все люди тотчас на улицу шли. «Волкова губернатор схватил!» — так и кричите.
Ребята — врассыпную, один Ваня не ушёл.
— Мне от тебя нельзя, — голову опустил. — Сам понимаешь, шпики тебя небось днём с огнём ищут.
Анисимович подмигнул:
— Не дрейфь, Ваня. Они, может, и теперь на нас через щёлочку глядят, а взять — кишка тонка. Смотри, как люди-то из казарм высыпают.
Моисеенко поднял правую руку, пошёл к рабочим:
— Братцы! Идём к губернатору. Пусть наших товарищей всех до одного отпустит.
Бросились к воротам.
— …Товсь! — раздалась воинская команда.
Казаки выставили пики.
— Не дрейфь, братцы! — Моисеенко рванулся на частокол пик, но казак, стоявший против него, не дрогнул, ткнул остриём в грудь. Пётр Анисимович упал в снег.
«Не испугались бы!» — подумал о своих и тотчас вскочил на ноги.
Толпа уже подалась куда-то в сторону.
— В банные ворота! — кричали.
Банные ворота оказались открыты. Толпа ворвалась во двор. Кто-то кинулся к звонкам.
— Тревога! Тревога!
Люди бежали из казарм на помощь. Анисимович прислонился к стене, перевёл дух.
— Дядя Анисимыч!
Как тяжело разжать веки.
— Это ты, Ваня?
— Нет! Я Ванин друг, Вася Шарик. Я знаю, где сидят арестованные.
Тяжесть отлетела прочь..
— Где? Веди.
Вася Шарик вёл в приют.
Три-четыре совсем маленьких мальчика ползали по полу в просторном зале.
— Где же арестованные?
— В другом отделении! Вот дверь.
Дверь была заперта, но вдоль стен — тяжёлые, во всю длину, скамейки.
— Помоги!
А мальчишки уже тут как тут. Подняли скамейки, раскачали:
— И-и-и-ах!
Дверь подалась.
— И-и-и-ах!
Настежь.
Столовая приютская. На другом её конце сгрудились арестованные.
— Выходи!
Кинулись бежать.
— Волков здесь?
— Нет, с Шелухиным в контору его увели.
Во дворе уже солдаты цепью. Теснят рабочих.
— Что вы делаете? — крикнул Моисеенко с крыльца. — Прочь! На кого подняли ружья? На отцов своих, на братьев!
Выбежал к самой цепи. На него медленно шёл солдат. Так же медленно, не сильно, упёрся штыком в грудь.
Схватился за ствол ружья, дёрнул на себя, и вдруг ружьё оказалось у него в руках. Не по своей, видать, охоте солдат на рабочего ружьё направил.
Моисеенко бросил ружьё в снег, перебежал к своим.
— Отходи, ребята!
Толпа качнулась, попятилась. Солдаты перестроились, ружья — на руку. Замерли.
Моисеенко увидел, что среди рабочих есть раненые.
— Что тут было?
— Дрались с солдатами. Они кинулись нам наперерез, ну а мы на них.
«Вон как осмелели», — подумал о своих.
Правда сильнее пуль
Во дворе появился губернатор, полковник на лошади, с ним казаки, тоже на лошадях.
— Рабочие! — громко и властно крикнул губернатор. — Зачем вы сделали это? Вы противитесь власти, которая поставлена над вами ещё более высшей властью! Вы нарушаете порядок и своими поступками делаете для себя хуже.
«Вот и мой черёд», — сказал себе Моисеенко и выступил из толпы.
— Неправда! Не мы нарушаем порядок! Мы не пошли бы на это, если бы вы не арестовали рабочих, которые подали вам требования мирным путём. Всё это из-за вас. Поглядите, вон кровь рабочих, раненных вашими солдатами.
— Этого нужно арестовать! — наклонился с седла к губернатору полковник.
— Попробуй! — крикнул Моисеенко.
Полковник тронул повод, но толпа рабочих сделала шаг вперёд, и Моисеенко исчез в толпе. Он крикнул из толпы:
— Освободите Волкова и остальных! Иначе вам придётся всех нас арестовать, с жёнами и детьми.
— Эй! Губернатор! — зазвенел задорный женский голос. — Чего ты за нами бегать приехал? Аль Морозов штаны новые посулил?
И грянул смех. Рабочие хохотали, глядя, как багровеет, как поглядывает на своих, поводя круглыми плечами, сытый, всесильный человек.
Всех галок с деревьев смехом этим так и сорвало. Летят, галдят, отродясь не слыхали, чтоб столько людей разом смеялось.
— А ведь генералы да полковники боятся нас! — кричал Ваня своим приютским. — Их много, а нас-то — ого! — сколько. Весь народ!
Подтолкнул локтем рыжего Кочетка:
— Ты вон купцом хотел стать. Смотри, как все они, купцы-фабриканты, трясутся перед нами. Лучше нет рабочих людей. Они за правду стоят.
И действительно, не только Ваня и рыжий Кочеток, но и все фабричные поняли в эти дни: рабочие люди за правду стоят, рабочие люди — настоящая сила.
