У гостиницы стоял чистенький автобус, и в него загружалась делегация в костюмах и при галстуках. Мы прошествовали со своими грязными рюкзаками в вестибюль. Я подошел к конторке. "Сколько у вас стоит номер?" — "Тридцать долларов. Двойной". — "Мы хотели бы взять два. Четверо лягут в одном, пятеро в другом". — "Это невозможно. У нас приличная гостиница". — "Тогда можно я позвоню?" Она назвала цену. Я попросил ее набрать номер министра культуры и информации. "Это Эдуард Лимонов", — сказал я. Министра не было. Совещался. Тогда я попросил набрать номер газеты "Солдат России". "Как это вас занесло сюда, господин Лимонов?" — воскликнула женщина за конторкой. Подполковник Алескандер Энверович Рамазанов приветствовал меня из трубки. "Нам нужно место, чтобы разместиться, — сказал я, — в гостинице дорого". — "Сколько вас, Эдуард Вениаминович?" — «Девятеро». Рамазанов в трубке крякнул. "Ну, что-нибудь придумаем". Через несколько минут появились офицеры, посланные Рамазановым. Еще через десяток минут мы уже входили на территорию 201-й и оказались в зеленом дворике, уставленном военными автомобилями по периметру. В автомобилях помещается полевая типография. Цвели розы, зрелыми гроздьями свисал тутовник. Посредине дворика находился запущенный бассейн. Мы оказались в раю. Рамазанов с бритым черепом, загорелый, коренастый, вышел навстречу. Путешествие от Москвы до Душанбе заняло у нас 14 дней. Мы узнали, что никто из нормальных людей до нас не прибывал в Душанбе поездом через всю Азию. Такое путешествие считается смертельным риском.
14 мая. 8.20.
Николай Шрамко, молодой помощник Рамазанова, пьет чай. Беседует с замредактора газеты. Вечером нас качнуло. Землетрясение в 5–6 баллов. Подъем здесь в 6 утра. Подметают, чистят территорию. Тогда, к вечеру первого дня, пришел полковник Крюков с офицерами. Начальник штаба Крюков местный, родился здесь. В 1992 году приехал в отпуск и попал в гражданскую войну. Его семь раз за день ставили к стенке то «вовчики», то «юрчики». Каждый раз спасало командировочное удостоверение. Сегодня дивизия официально занимается «миротворчеством» и действительно сдерживает кое-как многочисленные хрупкие перемирия между правительственной властью Таджикистана и оппозицией. Нынешнее перемирие самое длительное. На политической сцене все те же «вовчики» и «юрчики». "Вовчики" обосновались на севере города, порой можно видеть проносящихся в «газиках», увешанных оружием «духов». Офицеры встревожены положением в соседнем Афганистане. Наступление талибов прессует к границе большие массы беженцев. Если талибы займут весь север Афгана, то беженцы, а с ними и отряды оппозиции и оружие, хлынут в Таджикистан. Граница и сейчас проходима, контрабандисты ходят туда и обратно, но десятки тысяч беженцев страшат командование. Вчера был застрелен майор Торлин. Его убийца ожидал его в кустах, дело происходило днем. Три выстрела в спину, майор бежал, убийца за ним, чтобы нанести контрольный выстрел в затылок. Майор Торлин ничем особенным не отличался, рядовой офицер из техобслуживания. Но он был в форме. Торлин — 26-й офицер дивизии, убитый с начала этого года в Таджикистане.
15.25. В кабинете полковника Крюкова в дивизии. Карта размещения воинских частей, полузадернутая шторами. Трехцветное знамя за спиной у Крюкова. Портрет министра Родионова на стене. Два стола буквой «Т», у окна столик с чаем и кофе и с какими-то книгами, фуражка и кепка на шкафу, сигареты «LM» под рукой. Беседуем. Я освободился, отправил троих своих ребят в артиллерийский полк (Влада, Димку и Сашку), двое других — Кирилл и Мишка Хорс — поехали на полигон стрелять. В час дня оставшиеся трое — Макс, Лешка-мент и майор Бурыгин — поедут в Курган-Тюбе в 191-й полк.
"В дивизии много местных русских контрактников из Душанбе и Курган-Тюбе. Гонит их в армию безработица… Старухи, те, чтобы выжить, продают все, но не платяной шкаф- шкаф будет гробом. Помогаем, как можем. Время от времени офицеры отказываются от своих пайков в пользу стариков… Самое криминогенное место, почему-то, русское кладбище. Убито там несколько человек и множество ограблено. Гражданская война 92–93 годов была не против русских, внутритаджикской, кулябцы против ленинабадцев, гармцы против памирцев, «вовчики» — фундаменталисты-ваххабиды против «юрчиков» под красными знаменами…"
Спрашиваю, почему не выдать офицерам оружие, чтобы они могли защитить себя, а не служить легкой добычей. "Тогда нужно выдавать и солдатам?" — парирует Крюков. "Ну дайте и солдатам". — "Солдатам придется дать автоматы". — "Тогда выдайте всем автоматы".
На самом деле дивизии не дано решать, выдавать оружие или нет ее офицерам. Мощная сила, около семи тысяч штыков, как раньше говорили, парализована Москвой. На всякое движение требуется разрешение Москвы. Мой приезд всполошил местных особистов. Моих ребят практически посадили под арест в артиллерийском полку и в конце концов выставили со стрельбища.
15 мая, около 9 часов.
Ночью слышна была канонада. Николая Шрамко возили в госпиталь промывать желудок с подозрением на холеру. Здесь затихает эпидемия брюшного тифа. Было десять тысяч больных, из них умерло 159 человек. Изгнанные с полигона, мои ребята рассказали, что на полигон время от времени совершает набеги полевой командир Рахмон Гитлер. Он захватил себе кусок дороги и собирает дань. С этого и живет. Происхождение полевых командиров самое экзотическое. Файзалли торговал пивом. Сангак Сафаров — бывший уголовник. Сангак убил Файзалли, а телохранители Файзалли убили Сангака. Еще был Лангари Лангариев, но его тоже убили. Все это звучит, как библия.
16 мая. 11.30. Курган-Тюбе.
Сидим в помещении командира 191-го полка. На мне камуфляжная форма, ребятам выдали тоже, дабы не выделяться на броне. Нас принимают подполковник Закутко и майор Денисов. Это лучший полк дивизии. Мы прибыли сегодня сюда под дождем, на броне БТРа из Душанбе.
"Терактов в Курган-Тюбе нет. Есть подполье оппозиции, но сидят тихо. Боятся Махмуда Худойбердыева, командира особой бригады президентской гвардии. Худойбердыев — реальная сила в Таджикистане. Президентская гвардия против него не тянет". — "Но он ведь сам президентская гвардия". — "С недавних пор это устраивает и Рахмонова, и Махмуда".
Двор 191-го- чистый, зеленый. Портреты Суворова, Кутузова, Жукова. Похожие на таджиков, полководцы рдеют пунцовыми ртами и темнеют глазами. Над солдатским туалетом, с дувалов кривляются подростки, предлагают солдатам все, от жвачки и водки до девушек. Мои ребята спрашивают «лимонку». 50 тысяч русских рублей. Разумеется, запрещаю покупать. Обедаем в офицерской столовой. Отличная пища. Отдельно лук, огурцы. Слушаю Закутко и Рамазанова: "Три года назад были жуткие очереди за хлебом. В очередях убивали женщин, стреляли в воздух. Всего было два хлебозавода. Два года назад Рахмонов раздал землю. Сколько хочешь бери земли. Трудолюбивые таджики тотчас засеяли пшеницей все что можно, даже улицы. Таджикистан впервые накормил себя. Собирают до 56 центнеров с гектара. Один хлебозавод закрыли, второй закрывают. Нет необходимости. Таджики неприхотливы, пища: чай, лепешка, молоко, кислое молоко, разведенное — «чеку».
Рядом с военным городком полка — памятник погибшим жителям Катлонской области, я насчитал около 900 фамилий, но мне сказали, что это только основные семьи. Рамазанов рекомендовал книгу Кавметдина Файса «Затмение». "Файс священник, в книге правдивое освещение событий 89-го, 91-го и 92-го годов. Есть еще книга "Таджикистан в огне" — сборник статей. Возможно, до 250 тысяч человек погибли. А все началось с приезда в 91 году Травкина, Собчака, Велихова. Приехал старший брат и указал младшему: "Давай в демократию!" Эх, неплохой был народ таджики, Эдуард Вениаминович! — говорит Рамазанов. — Из рук выпустили. Нельзя выпускать детей, животных, скотину из рук".
Под вечер мне устроили встречу со знаменитым полковником Махмудом Худойбердыевым, хозяином Курган-Тюбе. На невидной улочке мы вылезли из «газика» под взглядами и прицелами дюжины автоматчиков и через дворы прошли к хозяину. Под террасой, где он нас принял, текла быстрым потоком горная река. Два огромных деревянных топчана находились на террасе. Худойбердыев вышел в спортивном костюме и извинился, что плохо себя чувствует. Ему только что сделали болеутоляющий укол: болят старые раны. Я поговорил с ним в присутствии Рамазанова и его людей. Вот что я выяснил.