То, как немецкая революция задохнулась, еще не успев как следует начаться, многие годы не могли взять в толк ни сами немецкие коммунисты, ни Москва. Все ждали продолжения, говорили о задержке темпа, но не сомневались в неизбежности окончательной победы. И всё же надежду на мировую революцию под руководством умных, богатых и цивилизованных немцев пришлось отложить на неопределенное время и искать самим решения своих проблем и трудностей, каковых было совсем немало. Вышедшая из гражданской войны Россия едва дышала.

И взоры Москвы опять обращаются к Германии. Конечно, она не раз доказывала свою ненадежность и опасность для России. Конечно, трудно было найти в мире другого столь хищного и вероломного партнера. Но разве Германия не проиграла войну, как и Россия? Разве не заставили ее подписать унизительный Версальский мир, подобный похабному Брестскому? Разве не находилась она, подобно Советской России, после окончания войны в глубокой международной изоляции? Казалось, сама жизнь диктует России и Германии необходимость объединиться, чтобы вырваться из-под ига ненавистной Антанты.

Ленин еще в декабре 1920 года стал указывать на эту возможность. Конечно, отмечал он, немецкое буржуазное правительство ненавидит большевиков всеми фибрами души. Оно только что жестоко расправилось со своей собственной революцией. Но объективные интересы и международное положение вынуждают его вопреки собственной воле идти на сближение с Россией. Так начался новый виток большой игры старых, хорошо знающих друг друга противников и партнеров поневоле.

10 апреля 1922 года в Генуе открылась конференция, на которую впервые после войны была приглашена вся Европа — победители, нейтралы и побежденные — в их числе Германия и Россия. Послевоенное положение в Европе было аховое — безработица, падение производства и торговли, стачки и демонстрации, угрозы революционных выступлений. Новый версальский порядок в Европе, установленный Антантой, давал трещины и опасно шатался. Спасать положение взялся английский премьер Ллойд Джордж, придумавший такую схему международного сотрудничества, которая имела целью стабилизировать Европу за счет Советской России.

Вообще-то план этот был подсказан англичанам немцами. Их министр иностранных дел Вальтер Ратенау перед созывом Генуэзской конференции ездил в Лондон. Он предложил Ллойд Джорджу сформировать некий европейский консорциум “для восстановления России”, в котором главную роль должны были играть немцы. Извлекая доходы из освоения советских ресурсов, они брались удовлетворять репарационные претензии союзников к Германии и платить проценты по своим военным долгам. Таким путем Ратенау, являвшийся убежденным сторонником сближения с Англией, надеялся вернуть Германию в приличное европейское общество, постепенно заставить забыть об обидах военного времени, спустить на тормозах Версаль и создать единый антисоветский фронт, который бы со временем покончил с “большевистской чумой”.

Ллойд Джордж позаимствовал “идею” Ратенау, но, разумеется, не собирался позволять немцам играть первую скрипку на Генуэзской конференции. Он постарался по ходу конференции изолировать Германию так, чтобы она получила свой модифицированный план из английских рук уже в готовом виде. Основное же внимание Ллойд Джордж уделил России, пытаясь уговорить нашу делегацию заплатить по довоенным царским долгам, вернуть национализированную собственность ее прежним иностранным владельцам, открыть широкий доступ на российский рынок, позволить взять в концессию российские природные ресурсы, в первую очередь нефть и т. д. В качестве приманки он предлагал Чичерину уступить Советской России долю в контрибуции, наложенной Антантой на Германию, а также рассмотреть в благожелательном плане вопрос о предоставлении России иностранных кредитов. Россию как бы вновь предлагали принять в ряды Антанты. Ведь она тоже воевала против Германии. Так при чем тут капитализм или социализм? Братья по оружию должны были быть готовы по-братски поделиться с ней военной добычей. Но для начала надо было отдать свои долги другим “братьям” и отменить декреты о национализации.

Немцы, до которых доходили слухи о возможной сделке Антанты с Россией за их счет, были в панике. День за днем они сидели в своем отеле, никому не нужные и всеми забытые. На неоднократные просьбы о встрече с Ллойд Джорджем следовал неизменный отказ: английский премьер занят! Получалось, что немецкой делегации придется вернуться с конференции, в очередной раз подчинившись решениям Антанты, выработанным и принятым без их участия. Новый Версаль? Нет, это было бы хуже Версаля, потому что теперь бы пришлось платить репарации еще и русским, тем самым русским, которых немцы совсем недавно давили и топтали ногами в Брест-Литовске. Для главы германской делегации канцлера Вирта и Вальтера Ратенау это означало бы политическую смерть.

Чтобы понять душевное состояние немецкой делегации, надо представить себе характер настроений в Германии после Версальского мира. Немцы чувствовали себя униженными, обобранными до нитки и отхлестанными по щекам. Они вдруг на своей шкуре почувствовали, что испытывали русские, которым они только что навязали Брестский договор. Теперь пришла очередь Германии содрогаться от позора и бессильной ярости. Ненависть к Антанте и западным державам владела всеми слоями германского общества. Те политики, которым приходилось по должности исполнять Версальский договор, делали это с риском для жизни. Некоторые из них, такие как Ратенау или Эрцбергер, впоследствии жизнью и поплатились. Версальский договор считался невыносимым и позорным. Но что могли поделать немцы? Германия была разбита, разоружена и политически бессильна. Сопротивляться в одиночку — бесполезно. Требовался союзник. Но никому в качестве союзника немцы не были нужны, кроме России.

Русские, кстати, перед Генуэзской конференцией попробовали постучаться в немецкие двери. Они заехали перед Генуей в Берлин и предложили заключить новый договор о сотрудничестве взамен Брестского, который канул в Лету в ноябре 1918 года. Но Ратенау не согласился. Он предпочел подождать, поиграть на противоречиях между участниками конференции и затем выбрать наиболее выгодный для Германии вариант. Теперь же Германия оказывалась у разбитого корыта. Выбирать было не из чего, а обиженные русские больше к немцам не обращались.

В ту пасхальную субботу 15 апреля немецкая делегация совещалась до глубокой ночи. Получалось, что куда ни кинь, везде клин. Порешили под конец идти спать, но заснуть не могли. Поздно ночью в дверь Ратенау постучал заведующий восточным отделом МИД Аго фон Мальтцан. Было 2 часа 30 минут. Ратенау метался по комнате в пижаме, с измученным лицом и глубоко запавшими глазами. “Вы, вероятно, принесли мне смертный приговор?” — спросил он. “Отнюдь!” — ответил Мальтцан. Он сообщил, что в отель, где жили немцы, позвонил заведующий экономическо-правовым отделом НКИД Сабанин, который просил передать канцлеру Вирту, что Чичерин предлагает продолжить переговоры, начатые в Берлине, и приглашает встретиться уже утром.

Сбежавшаяся в номер Ратенау немецкая делегация принялась обсуждать, что сие означает. Понять это было нетрудно. Видимо, русских не устраивало то, что предлагал им Ллойд Джордж, и они решили вновь прощупать возможность договоренности с немцами. Тем надо было решаться на что-то. Здесь и сейчас. Они, однако, колебались. Ратенау вздумал немедленно отправиться к Ллойд Джорджу и сообщить ему “о русской интриге”. Но какой от этого прок для Германии? Ллойд Джордж немцев в упор не видел. Профессионал-дипломат Мальтцан предупредил своего министра, что в таком случае он уходит в отставку. В конце концов все решил канцлер Вирт. Он высказался в пользу договоренности с Россией. Ратенау, правда, настоял на том, чтобы по крайней мере предупредить англичан по телефону. Однако из этого у него ничего не вышло. Первый раз ему ответили, что британская делегация еще спит, а второй — что ушла на прогулку. Англичане были уверены, что немцы ни на какие самостоятельные действия не решатся.