— Браво, Левка! — закричал Сакс и зааплодировал.

— Ишь ты, дядя Лева! Как ручка от помела выглядит, высох весь, а молодец, — сказал Ленька Литвак.

— Предлагаю подраться, — сказал Костя Член и насмешливо повел носом. — Померяемся силами: команда «стариков» против команды «молодежи».

— А что — прекрасная идея! — воскликнул Старский. — Дабы навсегда решить — «кто есть кто в нашем коллективе».

— Кто за то, чтоб бить друг другу морды, разделившись на команды, прошу поднять руки, — сказал Сакс.

Кроме меня и Мирского, они все были за мордобитие.

— Предложение принято большинством голосов, — констатировал Сакс. — Приступим к формированию команд.

Южноафриканский гражданин Питер, единственный нерусский среди нас, но женатый на русской женщине — дочери известного скрипача, сказал, что он желает участвовать.

— Могу я би…ть with you?

— Нет, — сказал Сакс, — ты не можешь бить.

— Очень даже может. Хотим Питера, — сказал Ленька Литвак. — Он — сильный, а вы — старые жулики, боитесь его мышц, потому хотите его дисквалифицировать как нерусского. Прекратите свой расизм.

— Хуй с ним. Пусть будет с вашей командой, если хочет.

Все они поднялись, шумно двигая стульями.

— Да бросьте на хуй, не пожрали даже… — пробормотал я. — Придумали…

— Да, — поддержал меня Мирский, оторвавшись от салата. — Закончим хотя бы ужин.

— Ничего страшного, — сказал Патрон. — Я разогрею рыбу. А нажравшись кулаками махать трудно.

— Будем биться по-крестьянски, как некогда мужики в России мордобой устраивали: стенка на стенку. Бить можно как угодно, но голыми руками, у кого есть кольца, снимите! — скомандовал Сакс.

— У меня слабая спина, — сказал Кирилл и сгорбился.

— Знаем. Я тебе дам свисток — будешь судить. Останавливай, свисти, если увидишь, что мордобой принимает опасный оборот. А за тебя Лимон станет.

— Еще чего… — сказал я.

— А как драться будем? До того как с ног сбить, или до первой крови?

— С ног… — сказал Старский.

— Ишь ты, кровожадный какой… Вставай, Лимон!

— У меня очки…

— Сними очки! Ладно, кончай выебываться, ты что, рожи не увидишь перед собой. И ты, Мирский, не увиливай.

— От них не отвертишься, Лимонов, трусом назовут, ославят… — со вздохом сказал Мирский и стал снимать пиджак. — Ты здесь первый раз?

— Первый.

— Мы с тобой, как разумные интеллигентные люди, станем друг против друга и будем делать вид, как в катче, что деремся. Побольше руками маши только.

Сакс свел нас ниже бассейна на лужайку и выстроил противников друг против друга. Руководствуясь ему одному понятными соображениями. По-видимому, приблизительной равностью весов. Сына Димку он спарил с Костей Членом, коротенького Леньку Литвака поставил против Старского, Сакс не возразил против пары Мирский—Лимонов, себе выбрал, не щадя себя, трудного массивного Питера, а в адверсари Патрону достался хмурый молодой человек по фамилии или кличке Пушкин.

Этот самый молодой человек и был первым, свалившим противника. Едва Кирилл, забыв о свистке, закричал: «Начали!» — и, вспомнив о свистке, — засвистел, сырой, и большой, и тяжелый этот молодой человек, мотнув головою, ударил ею Патрона в живот и свалил его. Я успел увидеть падающего Патрона в момент, когда кулак Мирского попал в мой подбородок. Больно и сильно. Я хотел было закричать, что мы договаривались лишь махать кулаками, но не бить друг друга, однако фраза показалась мне невозможно длинной, посему я ответил жестом — ударил Мирского в тощий живот. Он преспокойно выдержал удар и не по-боксерски, но сбоку, запрещенным в боксе приемом, сильнейше врезал мне в ухо. «Сотби», бля, интеллигент… такое впечатление, что человек работает спарринг-партнером в карате-клубе в Гарлеме. Таким казался тихим и беспомощным…

Ухая, охая, сопя, хрипя и ругаясь, потные, «старики» и «молодежь» избивали друг друга, топчась по лужайке. Эфир над дерущимися был полон случайных восклицаний:

— На, держи, милый!

— А вот мы тебя!

— А хуя лысого, Димчик!

— Держись, дядь Лева!

— Блядь!

Несмотря на то, что и первая кровь, и сваливание с ног в случае Патрона были очевидны, побежденный вскочил и ударил хмурого Пушкина ногой в самое хрупкое у мужчины место — в яйца. Кирилл засвистел…

Следует заметить, что наблюдения мои над мордобитием на лужайке вынужденно отрывочны. Ибо, сам будучи участником, я не имел спокойного и «хорошего», как говорят американцы, времени, необходимого для обозрения. Я не заметил, я предполагаю, внушительный кусок времени. Каким-то образом оказалось, что я держу Мирского за голову и, прижимаясь к его наодеколоненной лысине, пытаюсь укусить его за ухо! Почему? Очевидно, из чувства мести. Насколько я помню, незадолго до этого Мирский, загнав меня в позицию, называемую в борьбе «партэр», удивительно больно и долго заламывал мне руку.

Грызя ухо Мирского, я огляделся вокруг. Никто уже не боксировал, бойцы перешли на катч и вольную, очень вольную борьбу. Питер бросил Сакса через себя, и тот, взмахнув крепкими рыжими ногами, неожиданно ловко не грохнулся на спину, но приземлился на мостик и из него ловко выпрямился.

— А-аааа! — закричал Мирский.

Кирилл, мерзко свистя, оторвал меня от уха и наодеколоненной лысины.

— Очнись, Лимонов, ухо откусишь!

Физиономия у Кирилла была довольная, ибо сам он не участвовал, сославшись на спину. Спина его выручала уже несколько лет.

— Дезертир! — бросил я.

— Мирский и Лимонов — выйдите оба с поля! — закричал Кирилл. — Я вас дисквалифицирую!

— Наконец догадался, — вздохнул Мирский, и мы, тяжело дыша, отошли и сели на отлогий склон, поднимающийся к бассейну, лицом к продолжающемуся рукоприкладству.

Питер лежал ничком, и Сакс, заломив питеровскую руку, на наших глазах перевернул его на спину. Прижал его грудь коленом.

— Победа! Нокаут! — возгласил Кирилл и засвистел. — Нокаут. Победа Сакса. Питер и Сакс, сойдите с поля!

— А нам что за очки? — осведомился Мирский, вытирая грудь чьей-то тишорт.

— Вам ничья. Зиро—зиро.

— Несправедливо, но хуй с тобой, Кирилл. Вообще-то ты должен был дисквалифицировать Лимона и присудить победу мне. За ухо нельзя. — Мирский потрогал свое ухо.

Сидя на задницах, переплетясь ногами, Димка и Член пробовали крепость шейных позвонков друг друга, испытывали их на растяжение, стараясь отжать подбородок противника как можно дальше от туловища. Оба кряхтели как тракторы.

Патрон и Пушкин, у первого глаз тяжелый, налит синяком, у второго в углу рта запеклась темная звезда — подсохший сгусток крови, обхватив руками предплечья, упершись головами, рыли ногами землю, явно обессиленные.

— Разведи их, хули ты глядишь, судья категории хуевой! — Сакс наклонился к Кириллу и приложился к его свистку, не снимая свистка с шеи. — Эй, вы что, олени? Зиро—зиро. Ничья. Сойдите с поля. Отдыхайте.

Кирилл поморщился.

— Почему у тебя такой едкий пот, начальник? Как у животных из породы мускусных.

— Вторичный признак гениальности… — Сакс сел.

Ленька и Старский — маленький и длинный — вальсировали, нанося друг другу удары и отскакивали тотчас же.

— Иди на сближение, Ленька, — посоветовал я. Не уверен, что он меня услышал.

— Эти два гимнаста никогда не закончат работу, будут выдрачиваться, делать красивые мушкетерские выпады… — сказал Сакс.

Подпрыгнув вдруг, Ленька обеими ногами ударил Старского в грудь. Оба упали.

— Ничья! — закричал Сакс.

Кирилл поспешно последовал его указанию.

— Ничья!

— Эй, Сакс, — сказал я, — не оказывай давление на судью. А ты, судья, будь самостоятельным.

— А что, разве это не ничья, Лимон?..

— Но они могут продолжать…

— Ты жрать, что, не хочешь, да? Потом было сказано, что деремся до сбивания с ног. Если оба сбиты — ничья.

Кирилл объявил результат матча: 2:1 в пользу команды «стариков». Команда «молодежи» встретила результат возмущенными криками и свистом.