Остальные гребцы согласно заворчали, хотя никто из них не видел Казукву.

— Мы принесем ему в жертву самого превосходного борова сегодня вечером. — сказала Клайхи. — Даже если твое видение было вызвано чрезмерным употреблением пива, а я думаю, что это наиболее вероятно.

— Пусть Кхо поразит меня насмерть, если я вру! — завопил гребец.

Те, кто находились рядом с ним, отпрянули назад, смотря вверх, другие вниз, ведь Кхо могла нанести удар с земли или же с неба. Но ничего не произошло, и все с облегчением вздохнули. Хэдон дал совет капитану, чтобы тот велел гребцу заткнуться, не то весь отряд ударится в панику. Капитан ответил, что он возмущен тем, что юнцы дают ему советы, даже если им и предстоит стать героями. Тем не менее, он сказал гребцу что-то резкое.

Зловещий и ужасный Казуква больше не показывался во время их путешествия к морю, хоть и тревожил сон многих, а гребцы всякий раз бледнели, когда на поверхности воды возле лодок показывался гиппопотам. Поздним вечером на третий день путешествия они обогнули поворот. Здесь, за широким устьем реки раскинулось море, Кемувопар.

На северном берегу размещались причалы, у которых пришвартовались великолепные галеры, а также находились хранилища, тотемные залы, дома и каменный форт. Рулевые вышагивали в такт ударам бронзовых гонгов. Гребцы, несмотря на усталость, широко улыбались, обнажая свои широкие лопатами зубы, и копили силы, в которых нуждались для последнего броска их массивные волосатые руки. На какое-то время гребцы могли ощутить себя в безопасности от кавуру, богини леопардов и речного божка. Сегодня вечером они устроят пир в зале своего тотема, а затем уснут, осоловевшие от выпитого пива.

Но Хэдона ожидало другое. Предаваться чревоугодию и накачиваться пивом — это занятие не для юноши, который должен оставаться легким и быстрым, чтобы участвовать в Великих Играх. И все же Клайхи пообещала принять его сегодня вечером в маленьком храме Кхо, расположенном вблизи форта. Эта женщина, на десять лет старше его, была красива, если не обращать внимания на заметно растущий от чрезмерного употребления пива животик и на то, что ее большая грудь уже стала терять прежнюю упругость. А Хэдон и не обращал. Кроме того, быть принятым жрицей — большая честь. А если жрицам, состоявшим под началом ее сестры, направленной сюда на службу, понравится его общество, им также не придется долго спать этой ночью.

Хевако был недоволен. Он надеялся, что Клайхи обнимет его жаркими бронзовыми от загара руками и что огромные серые глаза зажгутся огнем любви к нему. Услышав, что Клайхи сказала Хэдону — да, он посмотрел сердито и заиграл внушительными бицепсами. Хевако не осмелился ничего произнести, поскольку Клайхи могла услыхать. Хэдон улыбнулся ему, но мысль о предстоящем морском путешествии не была приятной. Насмешки Хевако испортили Хэдону настроение, хотя он и отличался покладистым характером.

Судьба ли Хэдону стать победителем Игр или нет, — все равно он станет героем. Правда, проиграв, он получит звание героя посмертно и найдет покой в могильном кургане под высоким монолитом из мрамора. Проходящие мимо станут молиться за него и прольют на землю мед или вино. Для него это будет благом. И когда он задумывался о том, что ему предстоит меряться силами с самыми сильными и быстрыми юношами империи, его уверенность в себе колебалась и дрожала, подобно тростинке на ветру. У Хэдона было сильное эго, иначе он и не попал бы в участники соревнований. Но только самовлюбленный человек мог принимать как должное, что он сможет обойти всех соревнующихся с такой же легкостью, как фермер идет с косой сквозь просо.

И тем не менее, в то утро в доходившем до потолка бронзовом зеркале Хэдон увидел мужчину, который выглядел как герой, даже если он мог признаться в этом лишь самому себе. Имея рост шесть футов и два дюйма, он был самым высоким человеком в Опаре. Этим Хэдон был обязан своим прародителям из рода Клемсааса и, без сомнения, богам, которые были его предками — хотя, как он теперь думал, в высших слоях общества в Опаре, или даже в самой империи имелось немало людей, которые могли бы претендовать на то, что их прародителями являются боги в количестве от одного до двадцати. Все его праматери, как то повелевал священный долг, отправлялись на месяц в божий дом как храмовые проститутки. Хотя по правилам эти женщины должны принимать любого верующего мужского пола, однако же они верили, что лишь король, герой, великий купец или нуматену будет допущен в их комнатенки. Дети, появившиеся в результате подобных союзов, усыновлялись богом того храма, где они жили. Хэдон мог перечислить имена двенадцати богов, не говоря уже о сорока божках, которые многократно являлись его предками. Теоретически так и было. Некоторые образованные люди полагали, что сия концепция возникла вследствие вмешательства Самой божественной Кхо. Это признавалось всеми, кроме наиболее консервативных людей, которые считали, что за беременность несли ответственность сами мужчины. Но, по существу, значения это не имело. Тело мужчины использовалось богом храма во время святого совокупления, а ребенок принадлежал богу, а не мужчине. Мужчина был просто орудием.

Хэдон не являлся ребенком храма. Его старший брат, первый ребенок их матери, был усыновлен самим великим Ресу. Но Ресу не благоволил к нему. Ребенок умер в возрасте трех лет от лихорадки и оказался первым из семи братьев и сестер, которые последовали за ним, будучи еще детьми, в лапы Сисискен, мрачной правительницы царства теней.

Красновато-бронзовые вьющиеся волосы Хэдона свидетельствовали о том, что его дедом был Пламенеющий Бог. Большие карие глаза давали понять, что он из рода Клемсааса. По крайней мере, о том можно было предполагать, хотя он замечал, что многие из старинного рода Кхоклем имели карие или даже голубые и серые глаза. Черты его лица, как он считал без ложной скромности, отличались исключительной красотой, характерной для тех людей, которые спустились с гор Саасарес восемьсот шестьдесят четыре года назад и захватили город Кхокарса. Его лоб был высокий и узкий, правда, у висков — слегка припухлый. Небольшие слегка заостренные сверху уши плотно прилегали к голове. На выпуклой складке над глазами росли широкие, почти сросшиеся брови. Нос, хоть и прямой, все же не такой длинный, как у большинства тех, кто, по общему мнению, происходит из рода Клемсааса. Среди них многие имели крючковатые носы. Ноздри Хэдона раздались несколько шире, чем у представителей рода Клемсааса. Вне всякого сомнения, этим он обязан своему предку из рода Кхоклем. Но впоследствии ни один из них не остался чистокровным, хотя многие из рода Клемсааса отрицали, что смешались с низкорослыми, темными, плотного телосложения прямоволосыми аборигенами, награжденными носами картошкой.

Набор приятных глазу черт завершался короткой верхней губой, полными, но не толстыми губами, волевым сильно раздвоенным подбородком.

Тело юноши, как он говорил себе в моменты наиболее критического настроения, сформировалось слишком худым. Все же плечи выдались широкие и мощные. Он обладал физическими данными бегуна на длинные дистанции, хотя никогда не проигрывал и в забегах на короткие. Боги наградили Хэдона невероятно длинными ногами и руками. Благодаря ногам он мог развивать большую скорость, руки же давали большое преимущество при фехтовании. И в самом деле они отличались такой длиной, что его часто высмеивали, говоря, что он произошел от обезьяны.

Хэдон вспомнил о том, как много он дрался, будучи ребенком, отвечая на оскорбление, а еще больше из-за насмешек приятелей над лишившимся руки отцом, стоявшим теперь на низком социальном уровне. Но большинство из тех, кто тогда глумились над ним, теперь завидовали Хэдону. Из них только Хевако удалось стать участником соревнований в Опаре. Хевако до сих пор отпускал замечания в адрес людей с длинными руками, у которых предками являлись обезьяны, и относительно полов, которые необходимо подметать. Но при этом он никогда не смотрел в сторону Хэдона и не упоминал никаких имен. Поэтому Хэдон решил игнорировать его до Игр. Затем он возьмет реванш. Если смотреть на вещи реально, то, конечно же, Хевако сам мог бы взять верх, но о подобной возможности Хэдон предпочитал не думать.