Он повторил. На этот раз она была одна, никакого Бека с ней не было. Мы тоже были вдвоем.
— Не звонили туда?
— Мы же обещали.
— Как ты думаешь это сделать, он же, возможно, разговаривать не захочет с незнакомым.
— Не знаю. Я думаю, надо просто сказать, что я по поводу Руслана.
— По поручению.
— По поручению. (Послушно.) А там я уже
— Хорошо. А если не он подойдет?
— Но мне кажется, что я уже пойму, что мне дальше делать.
— Почему-то решили, что он обязательно мужчина.
— Я знаю, как надо, — сказал Руслан, решительно снимая трубку.
А Лариса задумчиво рассматривает затертую страничку с "килл".
— Ни имени, ничего. Боялся, что ли.
Подошла женщина.
— Что же он скрывал, — спрашивала Лариса.
— Слушаю, кого Вам? — спросила она с сильным зарубежным акцентом, не уступающим акценту Джорджа Харрисона. Молодая и красивая или старая грымза, которых сейчас много тут?
— Я по просьбе Руслана, с ним слю-чи-лось не-ща-стье, и он сам, к со-жа-ле-ни-йу, не мо-жит, — говорил я, подчиняясь странному вдохновению и, как это обыкновенно в разговоре с иностранцами, повторяя ее акцент и одновременно старательно отделяя слоги.
Скорее, молодая. Вероятно, очень спортивная. С оттянутым гузном, легкой восьмеркой переходящим в прямую спину. Ноги длинные, особых примет нет. Как всегда у иностранок, некрасивое лицо, но с шармом. Длинноносая. Возможны очки. Жесты резкие, немного суетливые, как и все поведение. Я бы не хотел, чтоб она
— Слюшаю? — спрашивала женщина в недоумении.
— А я, к со-жа-ле-ни-йу, не знаю, с кем мне на-до. — Я заторопился под конец, теряясь и опять следя за тем, как с нею надо говорить, говоря. — Так Вы, может быть, по-зо-вйо-тэ.
— Кто есть это Ру, как это, Рус-лан?
У меня не было оснований сомневаться в ее искренности.
имела к этому отношение
— Так вы позовитэ, по-жа-луй-ста, кто у Вас там. (В отчаянье?)
— Пи-те-ра? Вам надо Питера, пожалуйста, по-до-жды-тэ, пожалуйста. Питер! Пожалуйста, послюшай.
Там происходило какое-то движение, а здесь все смотрели на меня. Но я уже не думал, что что-нибудь получится.
— Да. Кто это? — недовольно отозвался тот, кого назвали Питером (Петр?).
— Петр?
— Ну?
— Меня Руслан попросил
— Никакого… Руслана, да? я не знаю.
передать Вам конверт, — подчинялся я вдохновению.
Он помолчал. И я почувствовал себя увереннее.
— А что с ним?
— Он, я бы так сказал, что он болен, Вы меня понимаете? — подчинялся я, не понимая ничего.
— Да, конечно. (Неосторожно, ах, как неосторожно!)
— Где это можно сделать? Мы встретимся? Говорите.
— Нет. Я не знаю, о ком Вы, никого я не знаю.
Он уже принял решение, но теперь я знал точно
— Что мне делать с конвертом?
— Оставь себе.(Грубо!) — И повесил трубку.
что это он.
— Это он.
— Тогда поехали. Только я узнаю сначала. (Беря у меня трубку.) Ну, выяснил? Диктуй. Молодец, как всегда. (Повесила.) У меня уже все готово. И адрес есть. Что за конверт? — спросила она в машине.
— Вероятно, он остался должен.
— Деньги? Какие деньги?
Да откуда же я знал.
Мы едем к киллеру
Ехали на трех «мерседесах». В «седан» расположились мы с Галей, и Лариса села с водилой. В два «hatchback» натолкались ее мальчики. Они курили у подъезда, когда мы вышли. Знакомого Бека по-прежнему не было, зато их и было 11 человек (без шоферов, которые не выходили), таких же безволосых. Вероятно, в этом количестве они только и могли его заменить.
— 1 страница
В то время, когда солнце пепси только всходило на городских щитах (солнце пепси поднималось над городом), солнце в небе (перевалило на другую его половину) клонилось к закату (заходило). Солнце города заходило, в то время, как солнце пепси в то время, как солнце пепси (поднималось), солнце города восходило солнце города, в то время как закатывалось
у солнца пепси было то преимущество перед солнцем в небе, что оно не заходило никогда, в то время как
у людей было то преимущество перед ними самими, что они не замечали своего приподнятого праздничного настроения, отражающегося на их лицах, обычного в конце ясного (солнечного) осеннего весеннего дня, но (нелепо выглядящего) кажущегося неподходящим (среди) к обилию толкающих друг друга, медленно продвигающихся или (просто) тесно стоящих на светофорах, между которыми люди сновали, оглядывались, перебранивались и друг друга окликали
в Доме Островского шел "Царь Федор Иоаннович"
странным было то, что иностранн(ая реклама)ые буквы «Philips» или над сталинскими многоэтажками уже не казались странными
с рекламного, насквозь видного щита украли машину. У едущих и стоящих машин было то преимущество перед
Вечерело.
— Ну ты знаешь, что ты должен делать, — он, как всегда, возвышался надо мной, ласково хватая за плечо. Другой рукой настойчиво засовывал мне ключи, а я отталкивал нерешительно.
Я не хотел брать у него ключи, и тогда еще не был согласен на все это, а он меня уговорил. Но я был с ним внутренне несогласен. Но я-то думал, что он передумает. Не решит же он в самом деле, что я чего-нибудь испугался или боюсь. И когда наступил намеченный день и я поехал с ним встречаться, решил отказаться окончательно. А он — ключи, как само собой разумеющееся. Я пошел к нему домой, а он за Ларисой поехал.
В квартиру входил осторожно, как будто опасался подвоха, что кто-нибудь выскочит, например, или меня ждет. Темно, в прихожей, коридоре. Свет поскорее включил. Я боялся в комнате что-нибудь трогать или переложить, вдруг она замечает. Даже кофе не приготовишь, вдруг не успею убрать. Когда приедут, неизвестно. Я сначала думал, что мы будем вместе ее ждать, но он поехал за ней. Вдруг она заметит что-нибудь и решит, что кто-то побывал, начнет расспрашивать и обращать внимание. Ему тоже придется разыгрывать. Они уедут, и наш план сорвется. Или решит все обыскать. Заглянув в шкаф, на его полу обнаружил подушки. Руслан говорил: "Тебе тут будет удобно, он же пустой, не тесно, не душно," — открывая и показывая. Примерился, забравшись с ногами, в самом деле, щель открыть чуть-чуть.
Они приехали на удивление скоро. Услышал, как в замке зашевелилось, еле успел. Сейчас же взглянув на меня в шкафу, я вздрогнул, отодвигаясь, "по-моему, тоже", — продолжает начатую где-то там фразу. — "Да, спасибо." Он шел за ней. — "Видишь, я же тебя лучше знаю." Примериваясь, бросила шляпу на диван и, подойдя, сама села. А шляпа подержалась на краю, подержалась да и сползла. Он тоже сел рядом, робко скрестив длинные ноги. — "И я приезжаю регулярно, как договорились, тебе плохо со мной?" — "Хорошо." Вот так вот, видишь? — сделали ее глаза, которыми она смотрела на меня. — "То есть все, как я обещала, что у нас будет как раньше. А значит, выполнила свою часть уговора. Теперь твоя очередь выполнять свою." — "Что?" — "Ты не должен ни во что вязаться, приставать, а все предоставить мне." — "Разве я теперь пристаю?" — "Конечно, у тебя всегда такой вид, как будто я перед тобой виновата." — "Какой вид?" — "Такой. Не спорь, ты должен лучше следить за собой." — "Я буду." — "Все равно всегда оказывается, что я сделаю лучше. Тогда иди ко мне." Мы встретились глазами, а он к ней придвинулся, обнимая.
Он боролся сначала с ее губами, которые она убирала или сжимала, потом одновременно с пуговицами. Она выглядывала из-за его головы. Ее руки неподвижны на коленях, а лицо выражало равнодушие и неохоту. Вдруг отталкивает: — "Подожди, я сам-сама," — встает и решительно начинает стягивать юбку через голову, задерживаясь и выглядывая поверх краев раструба. Опять задержалась. Мы опять встречаемся. Дальше тянет, скрывшись. Он тоже снимает джинсы, путаясь и прыгая, забыв обо мне. Ее лицо выразило: я делаю это из принципа. Хорошо развитый живот напрягся, показывая рельеф мышц. Бросила, скомкав. Нагибается и сворачивает с ног чулки, подняв голову. Груди свисают. Он тоже уже готов и обнимает ее за плечи, но она опять оттолкнула: — "Догони сначала." Так что он садится на диван. Вскакивает и привычно бежит за ней. А она прыгает вокруг стола, как белка, сбивая стулья. Но ее все-таки схватил. Она борется ним и тянет себе сторону моего шкафа. Обхватив за живот, плывя полу ногами. Когда ее голова оказывается напротив моих сидящих плеч, легко стряхивает. Опрокинутый набок, выбирается. А она на четвереньках. Опять, опять не сможешь? — Теперь я теперь тебе смогу, говорит запыхавшийся Руслан, хватая ее за зад. Влажно сверкнув горячей красной глоткой, и вот уже опять кусает и скрипит. Протрещала газами, разрывая ягодицы. Он садится, раскинув ноги, обессилев. Она сейчас же встает. Ну вот, теперь хорошо, говорит она, — пойдем? Все уже. А то мне надо еще несколько успеть. (Озабоченно.) — "Да, конечно." — "Ты меня проводишь?" Подняв шляпу. Торопясь, молча одеваясь. В дверях оглянувшись. Он не вспомнил обо мне.