Зато бык заметно повеселел и, гораздо увереннее переставляя ноги, зашлепал по грязи вперед, к пока еще неведомой цели.

Повозка еще долго тряслась по бескрайнему морю вязкой жижи. Дождь, то утихая, то усиливаясь, кое-как смыл грязь с тела Конана, а конца пути все не было видно. Бык шел, не останавливаясь, только грязь равномерно чавкала под его ногами да скрипели старые колеса повозки. Конан уже начал терять терпение, ему казалось, что он промок насквозь, до самого сердца, и даже гнев, пылавший в нем, потух, уступив место мрачному отвращению.

Наконец, когда дождь утих настолько, что можно было видеть бескрайнюю равнину далеко вперед, стал заметен крохотный бугорок посреди ровного места. Поначалу Конан решил, что это ему только кажется. Но бык шел именно туда, к этой темной точке, то появлявшейся, то исчезавшей за пеленой дождя.

Когда дождь почти прекратился, сеясь из низких туч мелкой пылью, Конан смог разглядеть очертания большого холма и какую-то постройку на его вершине.

Они медленно приближались к холму, и киммериец, привстав в повозке, пытался разглядеть, что за постройка темнела на его макушке. Но дождь, припустивший с новой силой, скрыл с глаз и загадочное сооружение, и сам холм, только бык уверенно шел вперед знакомой дорогой.

Постепенно грязь становилась мельче, бык с надсадой тянул повозку в гору, едва перебирая разъезжающимися ногами. Конан спрыгнул на землю, с удовольствием почувствовав, что ноги больше не проваливаются в отвратительную жижу, и пошел рядом, жалея замученную скотину. Бык посмотрел на него с почти человечьей благодарностью и потянул вверх громыхающую на камнях пустую повозку.

Дождь кончился внезапно, словно повинуясь чьему-то приказу, и Конан, шагавший рядом с телегой, держась рукой за ее край, невольно остановился. Они были уже совсем рядом с невысокой, не выше человеческого роста, каменной стеной, огораживавшей огромный дом, стоявший на вершине холма. Когда-то крепкие ворота, сделанные из добротных брусьев, сейчас представляли собой жалкое зрелище.

Бык медленно подошел к воротам и сильно ткнул рогами приоткрытую створку. На землю посыпались щепки и мокрая труха. Створка как будто нехотя отворилась, и бык затащил повозку во двор.

Они стояли посреди большого двора, кое-как замощенного выщербленными камнями. Бык понурил голову и словно уснул, а Конан, отойдя на пару шагов от повозки, с изумлением стал осматриваться:

– Клянусь Кромом, такого я еще не видал! Ну и домина! Кто же здесь живет, хвост Нергала ему в глотку?!

Дом действительно поражал своей величиной и нелепостью. Казалось, его строили пьяные великаны, чтобы потом уйти и навсегда забыть о нем. Стены были сложены местами из грубо обтесанного камня, а где и просто из валунов. Узкие окна, расположенные как попало, зияли пустыми дырами, лишенные переплетов и ставень. Лишь три окна внизу были прикрыты трухлявыми ставнями, да входная дверь еще была цела, наверное, благодаря широким железным полосам, набитым крест-накрест. В левом крыле дома возвышалась квадратная башня, похожая на исполинскую голубятню. На уцелевших кое-где остатках черных стропил еще виднелась черепица, но ясно было, что ей уже недолго осталось украшать этот дом. Круглая башня, торчащая справа, сохранилась лучше. Узкие, как бойницы, окна, прорезавшие грубую складку стен, тоже не имели уже ни рам, ни ставень, зато крыша здесь была почти целой. Середина дома, длинная, как сарай, тоже лишь местами сохранила кровлю. Как раз там, где были закрытые ставнями окна, стропила были покрыты гнилой соломой, кое-где для верности придавленной камнями.

Да, время, ветер и дождь хорошо потрудились, превращая нелепый дом в груду развалин, и им осталось поработать совсем немного, чтобы довести дело до конца!

Конан запустил руку в мокрые волосы, еще раз удивленно оглядывая диковинный дом. Бык, подтащив повозку поближе к дверям, остановился и протяжно замычал. Внутри дома послышались тяжелые шаги, кряхтение, и дверь, чуть не слетев с петель, распахнулась от мощного пинка.

На крыльцо, пригнув голову, чтобы не расшибить лоб, вышел великан, раза в полтора выше Конана. Глядя на него, киммериец опять, было, схватился за отсутствующий меч и шепотом выругался.

Потягиваясь и зевая, на него смотрело сонными бесцветными глазами огромное существо с телом, покрытым жесткой щетиной. Гнилые зубы торчали из разинутой пасти, громадные черные от въевшейся грязи руки скребли волосатую грудь. На нем были надеты лишь сильно потертые короткие штаны из грубой кожи, да на поясе болтался огромный нож. Босые черные ноги с мозолями, жесткими, как копыта, могли, наверное, ходить по самым острым камням.

Великан опустил глаза, увидел Конана, угрожающе сжавшего кулаки, и хрипло расхохотался:

– Охо-хо-xo! Хо-хо-xo! Ты только посмотри, Хозяйка, кого притащил сегодня этот бездельник! Да иди же скорей, мы сегодня с добычей! – Он, все еще булькая от хохота, подошел к быку и, наклонившись, принялся его распрягать.

– Эй, дохлятина, а где же солома?! Куда делась солома, я спрашиваю?! Ты посмел ее сожрать, мешок с костями? И так от тебя одно разорение, только и знаешь, что жрать! – И град ударов и пинков обрушился на несчастную скотину.

Бык, не пытаясь убежать или увернуться, покорно снес все пинки и понуро вошел в полуоткрытую дверь. Повозка осталась сиротливо стоять посреди двора, а великан снова завопил:

– Хозяйка, ну где ты там копаешься? Иди скорей сюда, да неси сеть – у нас богатая добыча!

Слушая эти вопли, Конан весь напрягся и начал потихоньку отступать к воротам. Но великан с неожиданным проворством опередил его и отрезал путь к отступлению.

– Да где ты там, в подпол, что ли, провалилась?! Тебе говорю – иди скорей, а то он улизнет!

На его крики из дома не спеша вышла такая же, как он, безобразная великанша. Юбка из давно потерявшей цвет толстой материи едва прикрывала колени, открывая могучие волосатые ноги с такими же черными мозолями, как и у ее мужа. Огромную трясущуюся грудь обтягивал кожаный жилет, туго зашнурованный в талии. Жесткие космы, собранные в пучок на макушке, были украшены жемчужным ожерельем и торчащими во все стороны драгоценными заколками. Сверкающие драгоценности выглядели так нелепо на ее уродливой голове, что Конан, засмотревшись, не сразу заметил перекинутую через плечо великанши сеть.

Когда он отпрянул в сторону, было уже поздно – брошенная ловкой рукой сеть накрыла его, и оба великана захохотали, любуясь, как он яростно пытается освободиться. Замотав добычу потуже, они взвалили её на плечи и понесли в дом. Там, не церемонясь, вытряхнули из сети на пол и с грохотом опустили решетку.

Конан тут же вскочил на ноги и, рыча, бросился на прутья. Великаны стояли рядом и смеялись, скаля кривые желтые зубы.

– Глянь, глянь, Хозяйка, как кидается! Молодой, сильный! Ишь, ты, какую добычу Гоц сегодня отхватил! Если бы он по дороге не сожрал всю солому из повозки, я бы ему, пожалуй, подкинул охапку… Смотри, глазами-то, глазами как сверкает!

– Слышь, Хозяин, а может, нам его прямо так поджарить, а? Гляди, какой крупный, и мяса на нем много… Я бы мигом приготовила… Правда, там еще с прошлого раза осталось, но так хочется свеженького!

– Еще чего! Прямо так! Да это нам на один раз! Нет уж, доедим, что есть, а этого надо откормить. Фу, я что-то устал его тащить. Где там у нас вино? Быстро неси сюда кувшин и все, что осталось!

Он, развалясь, сел на лавку у громадного стола из кое-как обструганных брусьев, а Хозяйка, бросив на Конана жадный взгляд и облизнувшись, грузно пошла внутрь дома.

Вскоре она вернулась с охапкой полусгнивших дров и, бросив их на пол у громадного почерневшего очага, проворчала:

– Дрова кончаются… Слышишь, Хозяин, скоро дичь не на чем будет жарить! Съезди завтра на Гору за дровами! Да ты уснул, что ли?!- И она угрожающе замахнулась поленом.

– Ну, ну, потише, не видишь, я устал! Вот отдохну денек-другой, тогда съезжу!

– А этого на чем жарить будем? – Она кивнула в сторону Конана.- Ты же знаешь, я сырого не ем! Я тебе не какая-нибудь дикарка! Я из приличной семьи!- Ее голос перешел на пронзительный визг, и полено уже было готово опуститься на всклокоченную голову Хозяина.