Она задумчиво смотрела в сумерки. Снизу доносилось потрескивание дров в камине. Другого ответа она не получила.

Немного погодя она услышала шаги Боба в холле.

В детскую она так и не вошла, а спустилась вниз.

Сидя перед камином, они обсудили ужин, который им предстояло дать на следующей неделе; составили список гостей. Среди них были Хвостик и Милонич.

Мило уже в шесть часов пришел к Пепи. Хвостика он застал вполне одетым. За последнее время Хвостику удалось даже, постепенно подкорачивая свои беличьи усишки, придать им вид маленькой щеточки. Вечерний костюм был безупречен (вкупе с лакированными ботинками, разумеется). Хвостик выглядел как любой другой господин, получивший приглашение на званый обед. Так подумалось Харриэт, хотя до ее сознания эта перемена не дошла так отчетливо, как до сознания Мило. Она была едва ли не разочарована. Роберт Клейтон много рассказывал ей о Хвостике. А она ничего особенного в нем не увидела, так же как и Клейтон (хотя он прежде и знал его во всем его убожестве!); не увидела бы и в последующие дни, если бы ей и представился случай с ним встретиться. Ибо с того самого ужина Хвостик уже ходил во всем новом, а старье куда-то сбыл.

На ужине присутствовали и доктор Эптингер с супругой. Последний, само собой разумеется, что-то заподозрил. Новое обличье Хвостика потребовало известного времени, чтобы он сам и другие к нему привыкли. Этот период длился совсем недолго, наверное недели две. Мило был очень доволен, но всего больше он удивлялся хорошо сидящему галстуку своего друга (в ту пору галстуки носили куда более широкие, чем сейчас).

Госпожа доктор Эптингер - уже в те дни она носила ученое звание своего супруга - была красивой дамой с иссиня-черными волосами, выглядела она даже импозантно, покуда сидела. Когда же она поднялась и вышла из-за стола, то, к общему удивлению, оказалась совсем маленькой из-за своих коротких ножек. После ужина все расселись в холле у камина. Хвостик рядом с Харриэт. Английский язык нимало его не затруднял. Он рассказывал хозяйке дома о близлежащем горном массиве и об альпинизме, которым занимался. Это заинтересовало и Роберта Клейтона. А вскоре и все стали прислушиваться к его рассказу, однако после нескольких чисто деловых пояснений он внезапно умолк. Тогда же Клейтоны решили под водительством Хвостика совершить восхождение на Раксальпе.

Поздняя осень и зима с деловой точки зрения была лучшим, даже наилучшим сезоном для Фини и Феверль. В туман и в сырость мужское племя, снующее по улицам, прельщается уголками, где можно укрыться от непогоды. Обе эти женщины всегда бывали вместе, и с этим уж ничего нельзя было поделать, нельзя было, к примеру, сказать: Феверль и Кo, так как их профессия носила чисто личный характер. Это, конечно, относится не к личности, а к профессии. Тут следует добавить, что с точки зрения духовной жизнь Фини и Феверль можно было назвать весьма перспективной, хотя бы уж потому, что они ничего не делали и существование их было простым и безыскусственным. Что же касается характеров обеих этих без труда познаваемых особ, то они, несомненно, были бесхитростными, как и большинство жильцов вышеназванного дома в Адамовом переулке. Только в полуподвальном этаже у консьержки Веверка обитало чрезмерное зло и дьявольски неутомимая хитрость.

Вообще-то у этих троянских коней, как нам известно, имелась своя конюшенка и в другом месте, а в Адамовом переулке, так сказать, служебные помещения. Они снимали не слишком далеко отсюда, но все же в другом квартале комнатку с кухней.

Милой комнаткой ее нельзя было назвать (отнюдь нет), но в теплые месяцы (когда дела шли хуже) из нее можно было убежать. И тут-то и проявлялось странное свойство троянских лошадок, а именно: они были водяными крысами.

"Нет ничего лучше воды", сказал греческий одописец Пиндар, и, наверное, как раз синева этой благороднейшей материи требовалась, чтобы сгладить неудовольствие Феверль и Фини (а это неудовольствие заставляет нас считать их дилетантками в избранной ими профессии). Словом, они плавали и купались там, где им предоставлялся случай, а как только становилось достаточно тепло - то в Гензехойфеле, некогда бывшем рукавом Дуная, то в Дунайском канале по соседству с Адамовым переулком, хотя полиция неодобрительно относилась к купанию в этом месте. Еще императрица Мария-Терезия наложила строгий запрет на купание в канале "бесстыдных бабенок".

Итак, приход весны они воспринимали не поэтически, чего, собственно, принимая во внимание профессию подруг, от них и нельзя было ожидать, хотя она и приносила им неплохой доход; нет, для них весна была просто предвестницей вновь приближавшегося сезона купания. Разумеется, тем напоминаниям весны, которые (чтобы сказать это покороче) каждого больно и даже бестактно задирают своим молчаливым и назойливым посулом: из тебя, мол, что-то еще получится, ибо повсюду вокруг что-то да получается, надо только не прозевать момент, - этим животрепещущим напоминаниям подчинились Феверль и Фини, впрочем, терпеливо и без барахтанья. Они покорно и не задаваясь никакими вопросами сносили свои различные состояния, или "сильности", как они это называли. Весною всегда так, зато скоро уже можно будет поплавать.

Когда наконец до этого дошло, они стали нырять в военной плавательной школе в Пратере, в последнее время по определенным дням открытой для штатской публики, и ныряли неизменно до самого дна обширного бассейна. Это они повторяли с такой горячностью, что их толстые попки, обтянутые мокрыми купальными костюмами, казалось, упирались в самое небо (в те времена в воде еще много чего на себя надевали), такое утиное кокетство доставляло неимоверное удовольствие пожилым мужчинам, толпившимся у парапета. Фини и Феверль на них было наплевать, о том, чтобы здесь завязывать знакомства, они даже не помышляли. После ныряния и прыжков с трамплина у них появлялся зверский аппетит, они спешили в недавно открывшийся буфет. Там каждая съедала по батону копченой колбасы.

Благодаря военной плавательной школе купание в Дунайском канале (и без того запрещенное) отошло у обеих на задний план, к тому же сильное течение относило в сторону купальщицу и одной из них постоянно приходилось караулить платье. Мокрая пловчиха могла также привлечь внимание полицейского, и он бы ее оштрафовал. Быстрая вода в Дунайском канале была ко всему еще грязновато-мутной. Впоследствии здесь устроили городские проточные купальни, то есть ряд маленьких бассейнов, правда, к быстрому плаванию они не были приспособлены.