- Так рано, господин Хвостик?

И это едва ли не каждое утро.

Итак, в пять тридцать поезд шел через мост и дальше по виадуку к Пратерштерн.

На лужайках было пустынно. Многие, так же как Хвостик, любили совершать прогулки еще до начала рабочего дня. Только на манер более благородный: на ездовых дорожках, слева и справа от Главной аллеи, пряно пахнущее дубовое корье брызгало из-под копыт красноватыми крошками.

Улицы тоже были еще пустынны. Хвостик ходил ведь не только в Пратер. Тогдашним набережным далеко было до того совершенства, коего они достигли за последние два десятилетия. Но появились уже улицы - именно в ту пору, застроенные новыми домами. Они еще и сегодня, поскольку фасады никаким изменениям не подверглись, отпугивают нас своими украшениями.

Главная аллея Пратера, прямая как стрела - подзорная труба, оптический прицел, - идет между каштанов от Пратерштерн до так называемого "Увеселительного домика". В то время Хвостик еще не был знаком с Харриэт Клейтон. Красноватые крошки дубового корья брызгали из-под копыт. Дама проскакала мимо. Он едва взглянул на нее. Справа широкая полоса воды просматривалась меж старых, головокружительно высоких деревьев, обступивших луг. Здесь Хвостик мог бы придать известный аристократизм своей прогулке, если не на кавалерийский, то по крайней мере на навигационный манер. Но лодочник, видимо, еще спал. Цветные кораблики рядами стояли у безлюдных мостков. Утренний воздух был подернут легкой молочной дымкой и насыщен запахами: заболоченный рукав канала слева от аллеи распространял студеный влажный аромат, на дорожках валялось дубовое корье, и воздух все еще был напоен ночным благоуханием всевозможных растений. На обширные луга, уже озаренные дневным светом, ложилось бремя солнечных лучей и вырастало до нестерпимой жары.

Выйдя на середину проезжей части, можно было увидеть желтое пятно "Увеселительного домика".

Павильон в стиле барокко. Обитель бесчисленных болтливых попугаев. Может быть, они тоже жили еще в прошедшем веке.

Позднее в павильоне сделали кафе-ресторан, там он остался и доныне.

Водная гладь отступила от аллеи, но, правда, с правой стороны меж старых деревьев еще сохранился продолговатый мелкий пруд. Хвостик с удовольствием ступил на его полупесчаный-полузаболоченный берег. Утром комары еще не кусались. Раскидистые кроны деревьев, прохладное дыхание взблескивавшей воды, поворот дороги в густом кустарнике, еще хранившем ночной холодок, - все это сберегало голубую тень, хотя солнце стояло уже высоко, молочной дымкой притушая скапливавшуюся жару.

Из этого видно, что он был один как перст, наш горемыка. Да и какие у него были знакомые? Мило. Хвостик знал, что Мило к нему привержен, и всякий раз радовался, встречаясь с ним. Его вечные предостережения касательно финн, Феверль и англичан, собственно, не трогали Хвостика; он и не думал избегать Андреаса. И также не проявлял ни малейшей строптивости, только реагировал на его речи как-то кисло и пассивно. Вообще-то он в известной степени сдружился кое с кем из своих коллег и даже встречался то с одним, то с другим. Так как почти всех служащих у Клейтона подбирал Милонич, то они каким-то образом даже внешне смахивали друг на друга, и это порождало взаимные симпатии, что хоть и неприметно, но постоянно приносило фирме довольно существенную пользу.

Утренние прогулки Хвостика, как уже упомянуто, не ограничивались лугами и лесными зарослями Пратера, он любил ходить и по улицам, иногда по ближним, а случалось, и по очень даже дальним. Одна длинная улица, в большей своей части уже застроенная, шла почти параллельно каналу, который образовал здесь широкий и плоский изгиб. Хвостик видел бледный утренний свет, прислонявшийся к длинному ряду побеленных домов, и отдельные окна на верхних этажах, уже освещенные утренним солнцем. Конечно, не всегда выдавалось ясное утро. Да и некоторые из окон постоянно были в тени. На них даже летом стояло или лежало что-то - для сохранности. Бутылки с молоком, например. Хвостик любил смотреть на окна во втором этаже углового дома, там довольно часто менялась декорация (а раз в году, 6 декабря, в день святого Николая, на подоконнике стояли детские башмачки, в которые покровитель всех послушных детей клал какие-нибудь подарки, эти подарки высовывались из шелковой красной гофрированной бумаги). В это время года Хвостик уже прекращал свои утренние прогулки; разве что после восьми утра делал небольшой круг перед тем, как идти на работу. Если небо было пасмурным, свет, словно пыль, ложился на ряды окон. Комнаты в этих новых домах были большие, окна широкие - не то что в Адамовом переулке, - и мутноватый свет достигал даже задней стены.

Как-то раз Хвостику пришлось уйти из конторы в 11 часов утра, он перешел через мост на другой берег. Там проживал господин доктор Эптингер, дельный адвокат, представлявший фирму "Клейтон и Пауэрс".

Сегодня утром он не был в своей конторе, находившейся в центре города, не был и в суде, он дожидался дома господина Хвостика, которого попросил зайти. Хвостик впервые был у него.

Доктор Эптингер занимался и налоговыми делами (в те времена это еще не считалось специальностью). Не следует забывать, что здесь речь идет о новой сумме налогов ввиду недавних и очень значительных инвестиций, иными словами, о том, чтобы незамедлительно установить благоприятные оценки таковых, то есть исходную точку. Речь шла о выработке наиболее правильного суждения о пределах возможного, а возможность эта существовала, не угрожая подорвать моральный кредит фирмы. Итак, эта акция, это основоположение многие годы, вернее, всегда способствовало бы повышению рентабельности предприятия в целом.

Доктор Эптингер уже давно занимался налоговыми вопросами. Он, можно сказать, любил самую эту проблему. Собственно говоря, ряд проблем. Одна из них касалась покупки старым Клейтоном земельных участков в Вене, с чего, по правде говоря, все и началось. Эти участки, приобретенные по весьма сходной цене, доктор Эптингер хотел включить в инвестиции, хотел, чтобы они считались частью последних, то есть были включены в таковые. Словом, прикидывал и рассчитывал! В налоговом управлении поначалу с этим не согласились, намереваясь приобщить налоги на эту недвижимость к сумме налогов, взимаемых в Австрии со старого Клейтона за фешенебельную виллу на краю Пратера, купленную им у некоего коммерции советника Гольвицера, который перебрался в другую виллу, им унаследованную, радуясь, что наконец-то сможет отделаться от огромного, дорогостоящего и вдобавок сырого точно погреб дома в Пратере (где теперь жили Роберт, Харриэт и маленький Дональд; разумеется, у самого старого Клейтона там тоже была комната).