Прошло полгода. В первых числах мая я, теперь уже с семьей, прибыл в Оттаву. Хорошо спланированный полутораэтажный город утопал в молодой весенней зелени, а его бульвары, скверы и улицы привлекали внимание прекрасно взращенными тюльпанами всех тонов и расцветок.

Удалось восстановить связи, заведенные на «Экспо», но не получившие развития из-за их проживания вне пределов Монреаля, в частности в Оттаве.

Небольшой город, политический центр страны, создавал определенные трудности для ведения оперативной работы. Интересующие разведку лица были представлены главным образом чиновниками правительственных учреждений, а из нужных НТР фирм — лоббистами при канадском парламенте.

Работа по заведению связей в основном строилась с использованием возможностей торгпредства. Были затруднения с подысканием мест встреч, которые бы не использовались ранее.

Довольно быстро почувствовал, что изучение меня спецслужбами Канады продолжается. В маленьком коллективе торгпредства из двенадцати человек, включая секретаршу и завхоза, каждый из сотрудников представлял несколько внешнеторговых объединений.

Казалось бы, все это удобно для меня при знакомстве с новыми полезными людьми. Но и канадской контрразведке облегчалась задача по подводу к сотрудникам торгпредства своих людей, например агентуры из числа специалистов и коммерсантов.

Однажды в торгпредстве появился Питер Паркин, президент крохотной посреднической фирмы из Монреаля. Торговое название ее претендовало на коммерцию в мировом масштабе: «Уорлд уайд пэтэнтс корпорейшн». Паркин, украинец канадского происхождения с весьма слабыми задатками коммерсанта, изо всех сил старался оправдать доверие правления фирмы (а может быть, и не только фирмы) и втянуть советскую сторону в деловые отношения при торговле лицензиями. Не имея достаточных средств, фирма привлекла в качестве основного пайщика некоего Жака Мозана.

Мозан был франко-канадцем лет пятидесяти, бывший архитектор с ярко выраженными аристократическими замашками, но по характеру добродушный и безобидный. Он занимал на фирме пост председателя правления, а потому время от времени предлагал торгпредству грандиозные проекты. В перерывах между активной деятельностью на фирме Мозан по два-три месяца лечился от шизофрении. Естественно, его болезнь тщательно скрывалась от торгпредства.

В прошлом в провинции Квебек Мозан был довольно модным архитектором. Его больное воображение иногда подсказывало ему интересные, но нереальные по выполнению замыслы. Например, он предлагал развернуть в Канаде массовое производство шампанского по советской лицензии, но на виноградном сырье, привозимом из Южной Америки. Это предложение напоминало идею «шахматной столицы» Остапа Бендера, ибо предусматривало вначале заполонить шампанским Канаду, затем — США и даже Латинскую Америку.

В противовес широко разрекламированной сети «Кентукки чикен», продающей жареных кур, Мозан предлагал создать мощную систему продажи русских пирожков, изготовляемых на советских автоматах.

Но наибольшее беспокойство Мозан принес сразу пяти советским учреждениям в Канаде — «Аэрофлоту», «Интуристу», «Морфлоту», торгпредству и посольству. Он предложил проект создания световой рекламы, которая даже днем могла быть видна с воздуха на расстоянии в сотню километров. За эту идею Мозан боролся со всей решимостью шизофреника.

Именно он первым из канадцев рассказал мне об интересе к моей личности со стороны канадской контрразведки. С возмущением говорил он о попытке привлечь его к сбору сведений «о его русском друге». Пользуясь случаем, я спросил Мозана, а не могли ли другие сотрудники его фирмы согласиться на такую работу с КККП? Мозан ответил, что в этом отношении его беспокоит лишь Паркин, который ранее имел какие-то контакты с полицией. И действительно, Паркин двумя годами позже сообщил мне о своих, как он выразился, «невинных» с ней связях.

Появление этого коммерсанта в стенах торгпредства не могло быть случайным. И канадские, и американские деловые круги ревниво относились к работе в их регионе новых конкурентов, тем более из Советского Союза, к которому, по известным причинам, они не питали особых симпатий. Тем более их настораживали наши попытки продвинуть на рынок передовую технологию и технику.

Это была целенаправленная кампания по блокированию Канадой и США продвижения советских товаров. Дальше продукции сувенирного характера деловой мир этих стран не хотел нас пускать.

Усилиями американцев была сорвана демонстрация самолета «ЯК-40» на ежегодном авиационном салоне в Канаде. Американо-канадская фирма «Фергюсон» много сделала для того, чтобы помешать нашему «Трактороэкспорту» поставлять фермерам этих двух стран отличный трактор «Беларусь», конкурентов которому на этом рынке не было — трактор средней мощности, в 65 лошадиных сил здесь не производился.

По тракторам и станкам советского производства возбуждались судебные дела. Нашу страну обвиняли в демпинговых ценах на стекло и турбины для гидроэлектростанций.

И все же мы продвигались на канадский рынок.

Фирме Паркина мы решили не мешать работать над нашими предложениями, а тем временем устанавливали прямые контакты с потенциальными покупателями наших лицензий на ноу-хау и различное оборудование.

Время показало, что такая тактика была оправданной. Паркин и Мозан ездили на переговоры в Москву, но серьезные компании не желали иметь дело с безвестным посредником между ними и «Лицензинторгом».

Тем временем переговоры напрямую позволили продать крупнейшим в стране фирмам-производителям стали и алюминия лицензии на передовую технологию. Компания «Стелко» («Стил компани оф Канада») приобрела право на внедрение в свое производство высокоэффективной системы охлаждения доменных печей, а мировой концерн «Алкан» («Алюминиум компани оф Канада») — на разливку алюминия в магнитном поле.

С оперативной точки зрения «невинные» связи Паркина с КККП меня устраивали — мне было известно, кто меня изучает и докладывает в эту спецслужбу.

Стала ли фирма во главе с Паркиным сдерживающим фактором в торговле советской стороны с Канадой? Нет и нет. Через нее не прошло ни одного контракта, однако регулярное пребывание людей фирмы в стенах торгпредства позволяло получать некоторую информацию об устремлениях «русских коммерсантов» на этом рынке. Прорабатывая отдельные поручения Минвнешторга, мы давали запросы и этой фирме. На что жила эта фирма, было не ясно, но, забегая вперед, можно предположить, что она приносила пользу спецслужбе Канады.

Сообщение Мозана о его беседе с представителем КККП в отношении меня могло носить для этой службы оперативно значимый характер. Она могла проверить мою реакцию на появление человека, имеющего связь с канадской контрразведкой. Не была ли эта попытка проторить дорожку от меня к людям спецслужбы на тот случай, когда сложится благоприятная обстановка в процессе разработки меня их силами?

В Оттаве произошли еще две встречи с людьми, значение которых в изучении меня спецслужбами Канады можно было оценить лишь позднее, да и то косвенно.

Дело в том, что история Канады внешне менее блистательна, чем у стран Старого Света. Европейцы, прибывая на вновь открытую землю, привносили в ее жизнь дух тех мест, выходцами из которых они были. Вот почему через сто лет после провозглашения канадского государства в стране преобладал, в частности в архитектуре церквей, европейский стиль двухсот-трехсотлетней давности. На улицах Оттавы, Монреаля, Торонто, городов центральных провинций страны и маленьких городков можно было видеть отличные копии «древних» церквей и соборов Европы, но построенных в довоенное и послевоенное время.

В Монреале я частенько заглядывал под прохладные своды кафедрального собора Нотр-Дам — «слепка» со знаменитого парижского. Весьма знаменательно, что во время работы «Экспо-67» чудесная его акустика и вместительное помещение на две тысячи человек привлекли внимание монреальской общественности как к месту, которое больше всего подходило для концерта донских казаков, выступавших в Канаде по культурной программе советского павильона.