Брак не имел ничего общего со страстью или даже с любовью, хотя, если был удачным, его скрепляла и возникающая любовь. Браки планируются и закрепляются для укрепления родственных связей, передачи земель, укрепления власти. Это совсем не личное дело молодого человека такого положения, как Раймонд. В действительности уже много лет назад Раймонд был обручен с дочерью одного знатного гасконца. Он не вступил в этот союз только потому, что девочка умерла несколько месяцев назад.

До настоящего момента Раймонд почти не думал о смерти своей невесты. Он не знал эту девочку и никогда ее не видел. Их обручили шесть лет назад, когда ей было всего два года. В возрасте десяти лет она должна была приехать в Экс. Они поженились бы года через два, соединились, когда она стала бы способной к деторождению, и продолжали бы жить в надежде, что со временем полюбят друг друга.

Раймонд вдруг почувствовал, что не хотел бы такого брака. Он удивился своему чувству и почти презирал себя за то, как пара прекрасных голубых глаз вывели его из равновесия, – ведь Раймонд не подумал о том, о чем принято думать в подобных случаях. Нечто в поведении и сэра Вильяма, и самой Элис было такое, что ясно говорило «Мы другие люди». Эта девушка не для продажи.

Когда Раймонд это понял, у него появилось ощущение потери чего-то прекрасного. Чтобы отвлечься от своих мыслей, он повернулся к управляющему. Увидев Мартина в первый раз, Раймонд был изумлен, но тогда у него не было времени поинтересоваться, почему такое странное существо служит управляющим у рыцаря, пусть даже бедного. В тот момент он заставлял себя думать о том, как убедить сэра Вильяма принять его к себе на службу в случае, если у того возникнут какие-нибудь возражения.

– Вы приехали на службу к лорду? – спросил управляющий, когда они шли в северную башню.

– Да, – ответил Раймонд.

Вопрос показался странным, но тут же он вспомнил: Элис не сказала старику, что Раймонд – наемный рыцарь, а только то, что он остается у них. Сердце Раймонда сжалось. Она так же добра и мила, как и прекрасна, потому что решила удостоить его большего уважения, чем того мог ожидать просто рыцарь-наемник.

– Что за человек сэр Вильям? – спросил Раймонд, хотя было довольно глупо спрашивать об этом у слуги, который не может сказать что-либо плохое о своем хозяине. Просто Раймонд хотел побыстрее выкинуть из головы мысли об Элис.

– Добрый человек. Он нашел подходящее и почетное место для такого, как я, – ответил Мартин.

Раймонд был потрясен. Ответ мог быть уклончивым и резким, но не таким. В нем звучала горячая преданность и привязанность лорду. Большие карие глаза Мартина – единственное, что его украшало, – смотрели на Раймонда серьезно, затем он покачал головой, как будто что-то решив для себя.

– Вас рекомендовал другой лорд, который, как я понимаю, не знает хорошо моего хозяина, а может быть, он и рассказывал вам о доброте сэра Вильяма, – продолжал Мартин. – Вы и сами это быстро поняли бы, но я с удовольствием объясню вам. Посмотрите на меня – горб на спине, скрюченные конечности и уродливое лицо, таким уж я родился и за ненадобностью был оставлен на милость Божью у ворот аббатства в Хьюэрли. Таким и подобрал меня отец Мартин, он в то время был аббатом, дал мне свое имя и по доброте своей и святости не позволил умереть.

Управляющий сделал паузу. Раймонд открыл было рот, но не нашелся что сказать и промолчал. Мартин улыбнулся, понимая юношу, который, наверное, мог бы сказать ему нечто вроде «Аббат скорее был безжалостным человеком, чем добрым». В детстве Мартин считал так же. А теперь он стар и благодарен судьбе, познав в жизни не только несчастья и страдания, но и удовольствия.

– Я не мог копать землю, пасти овец или хотя бы убирать комнаты, – продолжал Мартин, – но мой разум оставался здравым. И следующий аббат, отец Ансельм, научил меня считать бочки с вином, соленым мясом и рыбой и определять качество соли и специй, которые покупал. Кроме того, я заботился о предметах первой необходимости, то есть выполнял обычные обязанности управляющего. Но меня никогда не брали, например, в церковь, так как не находилось человека, пожелавшего внести за меня входную плату; были и такие, кто думал, что церковь – не самое подходящее для такого урода место. Потом отец Ансельм состарился и умер. Новый аббат посчитал мое уродство вызовом Богу, олицетворением греха, отмеченным Сатаной и выгнал.

– Но… – запротестовал было Раймонд, почувствовав ужас.

– Это было его право, – пожал плечами Мартин. – Правда, тогда я так не считал. Теперь… теперь я понимаю, что это было великим благодеянием, оказанным мне Богом. Очень глупо просить у него благодеяний или сомневаться в его доброте.

Раймонд изумленно посмотрел на Мартина. Ему стало стыдно: совсем недавно он осуждал тиранию материнской любви, в то время как это измученное существо так искренне благодарит Бога за его доброту.

– То, что я был изгнан и оставлен на произвол судьбы, привело меня к сэру Вильяму. Я чувствовал себя глубоко оскорбленным и покинул аббатство, перейдя реку. Но на другом берегу никто меня не знал, все в ужасе закрывали передо мной двери. В конце концов я упал на дороге еле живой. Сэр Вильям, проходивший мимо, остановился и спросил меня, кто я такой. Он всегда охранял мир и покой на своей земле и опасался того, что я могу украсть что-нибудь или как-то иначе навредить его людям. Дошедший уже до крайности я попросил подаяния, а он посмотрел на меня и сказал: «Ты странно просишь милостыню. А что ты умеешь делать?»

Я рассказал ему свою историю, опасаясь, не станет ли аббат все отрицать, но еще больше боялся солгать.

«Бог подарил нам хорошую встречу, – сказал затем сэр Вильям. – У меня больна жена, и твои навыки пригодятся в доме». Он поднял меня, грязного и больного, и принес сюда. Увидев, что все, кроме Элис, которая была тогда совсем ребенком, боятся меня, он обязал своих слуг ухаживать за мной, а потом назначил меня старшим среди них на почетное место управляющего. Вы спросили, что за человек сэр Вильям, и вот я все рассказал вам.

– Я… Тогда мне повезло, – сказал Раймонд.

Он не мог ничего больше сказать, так как был потрясен рассказом, а приехал сюда доказать измену человека с такими достоинствами. Казалось невероятным, что отец Элис и покровитель Мартина мог быть предателем. Правда, иногда крайности сходятся в одном человеке. Только ведь и сам сэр Вильям мог обманываться относительно короля. От такого предположения Раймонду стало легче. Если дело в этом, уверял себя молодой рыцарь со свойственной юности самонадеянностью, то он сможет удержать этого хорошего человека от пагубных поступков, сохранит Мартину его место и защитит Элис, которая была так добра к нему – «бедному, одинокому наемнику», от разочарований и боли Влюбленный видит мир таким, каким представляется он его сердцу, а глаза влюбленного слепы.

Перепоручив Раймонда Мартину, Элис попросила свою горничную выбрать для гостя подходящую одежду и передать ее управляющему, а сама отправилась в комнату отца в южную башню.

– От сэра Раймонда немного воняет тухлой рыбой, – сказала она. – Я разместила его в северной башне.

– Элис, – решил подразнить ее Вильям, – неужели ты настолько жестока, что решила убедить его в том, будто он произвел на тебя такое же впечатление, как ты на него? А почему бы не постелить ему в зале? И что значит «тухлой рыбой»? Он один из того сброда, который обычно сопровождает королевский двор, но по крайней мере приехал сюда с намерением честно служить, зарабатывая на жизнь.

– Честно? Ты уверен? Вильям насупился.

– Что ты имеешь в виду? Юноша достаточно беден для…

– Ты так считаешь? – перебила Элис. – А ты видел его меч?

Вильям рассмеялся, к нему вернулось хорошее настроение.

– Конечно, ты думаешь, я не заметил такую деталь? Не будь глупой, Элис. Мужчины часто жертвуют всем, остаются на хлебе и воде, лишь бы купить такое оружие, а если имеют его, то предпочитают голодать, но не расставаться с ним. И я бы так сделал.