Элинор задумалась над этим, но сказанное выглядело несомненной ужасной правдой и обстоятельством, которого она не учла в своих расчетах. Она без особых мучений рассталась бы с деньгами, но мысль расстаться хоть с камнем или пядью своей земли или претерпеть хоть малейшее ущемление прав управлять ею по своему разумению причиняла ей невыносимую боль.

Иен был прав. Самое лучшее — это выйти за него. Никто не знал, сколько сокровищ хранилось в ее замках, кроме самой Элинор, но она была уверена, что сумеет оплатить любую прихоть короля. Вассалы тоже внесут свою лепту. Она имеет право обложить их податью на свою свадьбу.

Прикинув все «за» и «против», Элинор взглянула в глаза Иэну. «Господи, о чем же я думаю? Это же Иэн, а не расчетная книга!» Это был человек, с которым она бранилась, смеялась, друг, который утешал ее, когда умер ее малыш.

— Иэн, — воскликнула она с неподдельным страданием в голосе, — я расплачусь с тобой за всю твою помощь и заботу фальшивой монетой!

Он понял ее. С теми, кто становился ей дорог, Элинор была всегда честной. Она говорила ему, что не сможет любить его.

Он пожал плечами.

— Здесь не за что расплачиваться. — Он отвернулся и посмотрел на огонь в камине. — Это устраивает меня в такой же мере, как и тебя.

Впервые за много лет Элинор снова задумалась, почему Иэн до сих пор не женился. Он явно не был склонен к содомским утехам. Столь же очевидно, что он не безразличен к любви вообще, ибо в таком случае уже давно женился бы по расчету — недостатка в богатых наследницах после стольких войн не было. Немало девушек с большим приданым из могущественных семейств с радостью согласились бы на кровные узы с Иэном де Випоном. Следовательно, либо он все еще ждал женщину, которую мог бы полюбить, либо, что более вероятно, такая женщина уже была, но он не мог соединить с нею судьбу. «Как я люблю и не могу обладать», — с горечью подумала Элинор.

В ней вдруг проснулось сочувствие к нему, к человеку, который, возможно, тоже, как и она, страдал от безнадежной страсти. Однако, без сомнения, эта женщина была еще жива. Элинор с ужасом и удивлением обнаружила, что эта мысль вызвала в ней жгучий приступ ревности, «Я не буду собакой на сене, — твердо решила она про себя. — Я стану слепой и глухой. Я не вправе требовать от Иэна того, что он не может мне дать. Если он любит кого-то, я буду смотреть на это сквозь пальцы. Я дам ему свободу в благодарность за то, что он делает для меня. Возможно, этого он и хочет — женщину, которая не влюбится в него всем сердцем и, следовательно, не начнет терзаться от неразделенной любви».

— Раз ты говоришь, что я буду твоей, и я нахожу, что это полезно для меня, как ничто другое, давай подумаем, какой штраф король наложит на нас.

Иэн резко отвернулся от огня, и на лице его смешались выражение недоверия, облегчения и решимости. Это не похоже на Элинор — согласиться так легко. С другой стороны, она была достаточно рассудительной, а его предложение выглядело единственно разумным. Не сводя с нее глаз, он проговорил:

— Никакого. Я уже заплатил достаточно за право жениться, «на ком захочу». Это довольно распространенная процедура, когда мужчина не знает, от кого получит наиболее выгодное предложение.

— Король ничего не заподозрил?

— Он был так обрадован успехом осады, что в его сердце ни для чего другого не осталось места. Кроме того, у меня появился могущественный друг. На меня в Монтобане свалилась настоящая удача. Я не хотел рассказывать детям, потому что об этом вообще нельзя болтать, а они еще достаточно небрежны. Мне довелось спасти жизнь Вильяму Солсбери.

На лице Элинор отразилось скорее волнение, нежели радость.

— Разве это удача? — спросила она. — Я не думаю, что можно чувствовать себя уютно, когда кто-то из анжуйцев обязан тебе чем-либо.

— Это не относится к Солсбери. Я полагаю, что он больше взял от своей матери. Не стану отрицать, что сначала мне было не по себе, и я старался избегать его. Он сам пришел ко мне. — Губы Иэна вздрогнули в улыбке при этом воспоминании. — Он сказал: «Спасибо». Я ответила «Не за что». Потом он засмеялся и сказал, что, может быть, для меня его жизнь и ничто не значит, но для него имеет некоторую ценность. Я ответил, что сделал только то, что должен был сделать. Потом мы разговорились и со временем стали близкими товарищами. Он хороший человек.

— Возможно, — с сомнением согласилась Элинор. Она не хотела с ходу обвинять человека, с которым за всю свою жизнь обменялась разве парой безразличных любезностей. С другой стороны, она не склонна была доверять суждениям Иэна о людях так, как доверяла мнению Саймо-на. Саймон был плохим предсказателем будущего, но его видение настоящего было очень острым и никакого энтузиазма в него не вселяло. Иэн был более благодушным, чем Саймон, легче шел на поводу у сочувствия, и, разумеется, не обладал многолетним опытом Саймона. И это делало его менее осторожным в оценке людей.

— Боюсь, однако, — добавила она неуверенно, — верна старая поговорка: яблоко от яблони недалеко падает.

— Но это не про него, — настаивал Иэн. — Он совсем не похож на короля Джона, насколько это вообще возможно.

— Солсбери любит короля или, во всяком случае, притворяется, — упорствовала Элинор.

— Солсбери никогда не притворяется. Он совершенно открытый человек и, вне всяких сомнений, любит Джона, — резко оборвал ее Иэн.

Наступившее молчание весьма красноречиво свидетельствовало, что Элинор осталась при своем мнении.

— Видишь ли, я думаю, это связано с их общим детством. — Иэн нахмурился, пытаясь найти слова; объяснившие бы ей, что он имел в виду. — Солсбери всего лишь на два-три года его старше. Джон из-за своего положения всегда был окружен неприятностями, даже в малолетстве. И Солсбери, как старший брат, всегда защищал его. Это вошло в привычку. Он часто не соглашается с тем, что предпринимает Джон…

— Но ты же не слышал возражений из его уст? — спросила Элинор, пораженная горячностью, с какой Иэн защищал этого анжуйца.

— Слышал, — резко ответил Иэн, — и я тоже высказал свое мнение на сей счет, но речь не шла об измене! Не нужно так смотреть на меня, Элинор. Я не ребенок.

— Это мы еще увидим, — рассердилась Элинор, — но я не имею ни малейшего желания узнать, что моего мужа обвинили р заговоре или какое там еще название придумает король, чтобы погубить тебя. Ты уверен, что ни одно слово из всех произнесенных не достигнет ушей короля?

Иэна разрывало одновременно несколько желаний, в том числе нормальная мужская реакция — желание намекнуть Элинор знать свой шесток и попридержать язык. В отличие от Саймона Иэн не воспитывался при дворе, где королева обладала почти той же властью, что и король. Кроме того, ему хотелось оградить Солсбери от несправедливых обвинений, но более всего — защититься от подозрений в глупой доверчивости. И превыше всего было убеждение, что Элинор все же приняла его предложение. Властная манера, в которой она произнесла слова «мой муж», не оставляла в этом никаких сомнений. Он придвинулся к ней ближе.

— Значит, ты берешь меня?

— Я уже сказала, что дело…

— Мы к этому скоро вернемся. Сейчас для меня важно другое. — Иэну казалось неестественным, что Элинор так быстро и легко согласилась. Он сказал, что она беспомощна против него, но это было неправдой. Элинор могла использовать множество уловок. Но она даже и не пыталась всерьез отбиваться от этого брака. — На каких условиях ты берешь меня?

— Условия? — Элинор сжала губы — ей казалось, что он пытается увести разговор в сторону. — Я полагаю, на тех же, на каких взяла Саймона. Твое — тебе, мое — мне, на всю жизнь. Твои земли перейдут по мужской линии — если ты не захочешь оставить что-нибудь дочери, но это не обязательно. На приданое дочерям у меня хватит. Нужно будет составить специальный пункт, если у тебя не получится иметь единокровного сына и ты захочешь передать свои владения Адаму. Это твое право. Ему вполне хватит земель, которые он имеет от Саймона. Ладно, Иэн, это может подождать, пока мы не поручим клеркам составить брачный договор. Ты увидишь, что я не совсем дурочка. Сейчас гораздо важнее выяснить, что на уме у Солсбери и что он может предпринять.