Все были виноваты, что 22 июня 1941 года оказались неспособными задержать немецкий огонь. На холодных равнинах, в холодных лесах миллионы серых шинелей согревались, хмурые, у костров, в ледяную грязь были разъезжены дороги. Приостановленный зимой-матушкой, было ясно, что поползет с наступлением теплоты немецкий огонь по русской земле дальше на восток. Вспомнили старики прежние немецкие нашествия. Последнее, еще свежее — 1918 года. А до этого… опускалась ищущая думка солдата в седые глубины веков до самого 1242 года, до победы над тевтонскими рыцарями на льду Чудского озера. В ту зиму вспомнили о белокуром князе Александре, ровно за семьсот лет до этого остановившем тевтонов. И учредили орден Александра Невского. И сделали фильм. Помогло? Вначале нисколько. Не орденами и фильмами останавливают дивизии. Попер уже в мае немец прямиком в Крым, на Кавказ и на Волгу. Но, стоп, товарищ, потому что именно в мае зачат был солдатом и девушкой сын…

Это исключительное счастье, что отец его не оказался на фронте. Почему он не оказался на фронте? По простой причине, что, будучи мобилизован в 1937‑м, в момент, когда могущественность Народного Комиссариата Внутренних Дел достигла зенита, отец был взят в войска НКВД. (Памятью о тех славных годах в семье долгое время существовала фарфоровая солонка с зелеными буквами «НКВД» на ней, подчеркнутыми двумя красными линиями.) Выбор НКВД объяснялся тем, что к 19 годам Вениамин уже был своего рода специалистом в электротехнике. Еще подростком он собирал радиоприемники, окончил курсы киномехаников. Существует фотография юного отца: улыбаясь, он висит на верхушке телеграфного столба, среди фарфоровых белых изоляторов. На ногах отца — железные рога «кошки», это с их помощью отец забрался на столб. Как феодал имел право первой ночи с невестами вассалов, НКВД обладал никем не оспариваемым правом выбирать себе лучших допризывников. Так электротехник из Воронежской области попал в войска НКВД. И оставался в них двадцать восемь лет.

Солдат был красивый. Красивый тонкой, интеллигентной красотой, казалось бы, не принадлежащей, не долженствующей принадлежать юноше из небольшого воронежского городка. На одной из фотографий трое: Вениамин, Юрий и Аля — у отца очень современная (на 1987 год) прическа, крупной волной темные волосы над лбом, темная куртка распахнута, обнажая красивую шею. Прямой нос (предмет постоянной зависти курносого, в мать, сына), деликатные, не крупные и не мелкие черты лица. В сочетании с музыкальной одаренностью (он пел и играл на гитаре, но также умел управляться с пианино и прочими инструментами и даже сочинял музыку) можно себе представить, что он производил на девушек впечатление. Ладная, тонкая фигурка, среднего по тем временам роста метр семьдесят два. Есть фото солдата Вениамина Савенко у знамени дивизии. Отец-юноша стоит, тоненький, красивый, почему-то еще в буденовке, восторженно вытянутый вверх, похожий на дореволюционного юнкера. Лишь лучших солдат фотографировали у знамени дивизии.

Девушка, недаром Казань, столица Татарской автономной республики, совсем рядом, похожа была на татарку. С возрастом татарскость чуть растворилась, но видна простым глазом и в костяке лица, и в цвете, скорее желтом, кожи, и в хрящеватом, чуть поднятом вверх кончике носа, и в пропорциях тела. Сын помнит, что мать умела считать по-татарски, и даже он вспоминает смутно все эти экзотические «бер», «икэ», «дур», «биш», завалившиеся в детстве в уголки памяти, как клочки бумаги и трамвайные билеты проваливаются в дыры карманов, за подкладку… Позднее отец называл мать по-домашнему ласково «татаро-монгольским игом». Сын, уже в Нью-Йорке одно время предававшийся любовным радостям с девушкой, отец которой был настоящий монгол-степняк из Монгольской Народной Республики, не раз замечая в движениях девушки, в ее поведении и характере нечто неуловимо знакомое, вдруг догадался, что она напоминает ему мать. Вставая с супружеской постели, мать проходила мимо его, мальчишки, кровати, какой-то особой, присущей им, татаро-монгольскому игу, степной походочкой. Следуя семейной традиции, он стал называть свою девушку «татаро-монгольским игом».

Мать не может сказать, когда, на каком именно этапе татарская кровь проникла в жилы Зыбиных и татарские кости стали попадаться в их скелетах, но и то и другое — неоспоримые факты, хотя у сына Раисы Зыбиной видимого татарства — цвет кожи да строение тела. Желтый, даже если на него годами не попадает солнце, торс его длиннее и мощнее ног. В том человеческом котле в районе Нижний Новгород — Казань народ взаимно портил расы, бурлил спокон веков, кипя племенами, и если юноша из татарской деревни переспал с чужой женой из русской, то кто это мог доказать? Да кто бы и стал доказывать? Когда в семье семеро детей, то станешь ли вглядываться в каждого до потери сознания? У крестьян было достаточно забот и без этого. О матери матери ничего не известно. Может быть, она была татаркой? Однако верно и то, что у деда Федора и его дочери однотипные квадратные лица, так что, очевидно, не в матери матери дело. Раиса родилась в городе Сергач. А что такое город Сергач, находясь в Париже и не имея доступа к Волге, сказать трудно. Может быть, ходят там по улицам сплошь Чингисханы в шароварах? Поди знай… В 1970 году сын Раи Зыбиной будет жить в Москве, в доме на Садовом кольце, у Красных ворот. (В подвале этого дома была создана в тридцатые годы первая советская ракета. Предание утверждает, что ракета была отвезена Королевым и его друзьями на испытания за город в… трамвае.) Так вот, в одной квартире с сыном Раи Зыбиной окажется живущей татарская дворничиха с мужем и ребенком. Большая, молчаливая, краснолицая тетка с сердитым лицом. (В Москве большинство дворников были во все времена — татары.) Узнав о том, что мать соседа родилась в Сергаче, дворничиха почему-то очень обрадовалась, и с тех пор сын Раисы Зыбиной попал в друзья к дворничихе. Каждый раз, когда краснолицая тетка пекла беляши, то есть специальные татарские пироги с бараниной, несколько штук доставались соседу и его подруге того времени, еврейской женщине Анне Моисеевне.

Девушка зачала его и, если подозрения обоснованны, пыталась избавиться от плода таким же радикальным способом, как впоследствии пыталась избавиться от татуировки, — наглоталась хинину… А может быть, она действительно заболела малярией? Однако автору кажется, что для того, чтобы заболеть малярией, следовало спуститься много ниже, к Каспию, к болотам дельты Волги, где самая что ни на есть малярийная атмосфера… Если автор ошибается и зря катит бочку на свою маму, то пусть его покарают соответствующие мелкие боги. Солдат и девушка наверняка не знали, что же делать, жить ли вместе, иметь ли ребенка… Может быть, они собирались и обсуждали проблему. Может быть также (и очень похоже на это), что красивый солдат, заделав девушке ребенка, гулял с другими девушками. Ему было 24 года, и, хотя народ в войну взрослел раньше, нет никаких указаний на то, что Вениамин собирался жениться. Копаясь в бумагах своих родителей много позже, сын вдруг (с удовольствием!) обнаружил, что родился «незаконнорожденным». По каким-то особым, известный только им причинам родители его зарегистрировали брак только в 1953 году. Следовательно, первые десять лет жизни он просуществовал как бастард. Короче, плод был, а брака не было.

Пока все это происходило, немцы, не остановленные, перли на восток. Утверждают, что оккупанты, расстегнув мундиры и обнажив шеи, чтобы легче было горланить, уже переделали русскую песню:

в немецкую и, сидя на броне танков, прущих на первой скорости по нашим степям, орали:

Второго июля 1942 г. пал Севастополь. Немецкий огонь залил Северный Кавказ. И тевтоны вышли к Сталинграду! Плод любви солдата и девушки уже ворочался в девушке. Желал выйти в негостеприимный мир. Если бы мужчины его народа не собрали все имеющееся у них мужество, вышел бы он в мир рабства.