— Доктор Росси знает о том, что вы приехали и хотите с ним поговорить, синьорина Блейк. Он просил передать, что ждет вас в своем кабинете в четыре часа, — успокоила ее медсестра.

Семь часов ходить взад-вперед, воображая самое худшее? Даниэлла попыталась повлиять на ход событий:

— Но я надеялась встретиться с ним гораздо раньше…

— Увы, это невозможно, — ответила медсестра и объяснила:

— К северу отсюда на горном перевале перевернулся туристический автобус. Среди пассажиров много тяжело раненных. Мы ожидаем пострадавших в течение часа.

Опять этот благоговейный тон, подразумевающий, что без всеми почитаемого доктора Росси медперсонал больницы будет не в состоянии спасать жизни! Словно прочитав ее мысли, медсестра продолжила:

— Когда неделю назад вашего отца доставили к нам, доктор Росси сконцентрировался только на его лечении и приложил все усилия, не жалея ни себя, ни персонал больницы, чтобы состояние больного улучшилось. Он всегда готов быть рядом с теми, кто нуждается в его помощи…

Ненавязчивое порицание попало в цель: Даниэлла призналась самой себе, что судит обо всем несправедливо. Конечно, у доктора Росси есть и другие пациенты, требующие его внимания. Но видеть, как отец лежит здесь — абсолютно беспомощный, волею судьбы лишенный своей неукротимой воли… Нет, это было выше ее сил!

Даниэлла не ждала, что отец отблагодарит ее за проявленное беспокойство: они никогда не были близки. Алан Блейк принадлежал к типу людей, не привыкших расточать любовь и тепло по отношению к ближним. Такие люди уважают и ценят только самих себя. И все же… Мать Даниэллы умерла, когда дочери было одиннадцать лет, и у девочки остался один-единственный близкий человек — ее отец.

— Вам надо хотя бы ненадолго сменить обстановку, — посоветовала ей медсестра. — Несколько часов неторопливой прогулки пойдут вам только на пользу. Ведь здесь пока нечего делать, остается только ждать.

— Возможно, вы и правы.

Выйдя из главного здания больницы, Даниэлла увидела, как на территорию въезжают первые машины «скорой помощи» с пострадавшими. Слышался звенящий в утреннем воздухе вой сирен.

Повернув направо, девушка поспешила в противоположную сторону, желая как можно скорее оказаться в маленьком городке Галанио. За воротами больницы раскинулся луг, который заканчивался у моста через прозрачный ручей, берущий свое начало в горах. По ту сторону бежала мощеная дорога к самому центру городка.

Галанио теснился между Альпами и озером Комо. Лабиринт мощенных булыжником улиц заканчивался небольшими площадями и тихими зелеными парками. Широкая центральная улица, где с любого места был виден водопад, проходила через все это живописное разнообразие. Здесь находились фонтаны, шикарные бутики и дорогие рестораны. На окраинах Галанио можно было полюбоваться старинными виллами, со всех сторон окруженными пышно цветущими весной садами. А за городом раскинулись холмы, за которыми блестело водной гладью озеро.

При других обстоятельствах Даниэлла непременно сочла бы этот город чудесным, назвала бы его «городом любви и романтики». Возможно, она провела бы здесь незабываемый медовый месяц с Томом, если бы тот в последнюю минуту не решил жениться на ее лучшей подруге…

Наступил полдень. Даниэлла перекусила в кафе на одной из живописных улочек и, решив, что в ее отсутствие могло случиться чудо, поспешила обратно в больницу. Но ничего не изменилось, если не считать того, что солнечные лучи замерли теперь у отца в ногах. Борясь с охватившим ее разочарованием, девушка упала в кресло и стала ждать…

Даниэлла отправилась на прием к доктору Росси ровно в четыре часа пополудни. Кабинет главврача находился в левом крыле главного здания.

На двери висела медная табличка с именем, так что ошибки быть не могло.

— Синьорина Блейк? — Секретарша, женщина средних лет, приветливо ей улыбнулась. — Доктор Росси готов вас принять.

Даниэлла ожидала увидеть пожилого мужчину доброго, седовласого, респектабельного, элегантно одетого мэтра. Каково же было ее удивление, когда ей навстречу из-за стола поднялся довольно молодой человек, не имеющий ничего общего с образом, который она себе представляла. Карло Росси было лет тридцать с небольшим, а безупречное телосложение давало все основания полагать, что он, скорее всего, увлекается лыжным спортом.

Его не портили даже небольшие мешки под глазами — очевидно, следствие бессонных ночных дежурств и чрезмерного употребления кофе. Одетый в безликий белый халат, уставший и немного растрепанный, он все равно оставался очень привлекательным мужчиной.

— Синьорина Блейк, примите самые искренние извинения за то, что меня не было на месте, когда вы приехали, — у него был приятный голос, глубокий и гипнотически доверительный; а какие удивительные руки! Он нежно и в то же время уверенно взял ее ладонь в свою…

Немного ошеломленная, Даниэлла позволила усадить себя в одно из кожаных кресел, стоявших вдоль стены у окна, из которого открывался прекрасный вид на пруд, окруженный цветущими рододендронами.

— Спасибо, что приняли меня, — с трудом ответила она. — Я знаю, что вы были очень заняты.

— Увы, как всегда… — вздохнул Карло Росси, опускаясь в соседнее кресло. — Не успеваешь разобраться с одной критической ситуацией, как тут же возникает другая… Однако вы здесь не для того, чтобы выслушивать мои жалобы. Хотите обсудить состояние отца, не так ли?

Бархатный взгляд его серых глаз успокаивал.

Даниэлла не могла не обратить внимание на длинные ресницы, которые делали их особенно выразительными. А губы!..

— Вы уже, конечно, в курсе, что с ним произошло и почему его доставили к нам…

— Нет, — Даниэлла отрицательно покачала головой. — Мне сообщили только, что отец очень сильно пострадал в результате несчастного случая.

— Он занимался сноубордингом в горах и упал на крутом склоне, так как решил прокатиться вне огороженной территории.

Занимался сноубордингом? Девушка была потрясена: как мог ее отец увлечься таким экстремальным видом спорта?

— Я и понятия не имела, что он в Италии и катается здесь на сноуборде, — призналась она.

Если Карло Росси и удивился тому, что дочь так мало знает об увлечениях своего отца, то не подал виду:

— Боюсь, синьор Блейк получил очень серьезную травму головы.

— Насколько серьезную?

— Поврежден череп.

— Разве на нем не было защитного шлема?

— Полагаю, что нет. Хотя даже он вряд ли помог бы при таком падении… Повреждения черепа всегда являются поводом для беспокойства, синьорина, но в случае вашего отца все гораздо сложнее.

Его состояние критическое… — И доктор Росси рассказал Даниэлле, в чем именно заключается опасность.

— Значит, вот почему он без сознания…

— При такой травме головы кома — скорее правило, чем исключение, — Карло вдруг замолчал и посмотрел ей прямо в глаза. — Однако я не утверждаю, что ему не удастся выйти из этого состояния… Говоря простым языком, синьорина Блейк, если ваш отец придет в себя, он может оказаться парализованным. Обычно паралич поражает либо все тело, либо правую или левую сторону…

Алан Блейк, который так гордился тем, что в свои пятьдесят пять лет может пробежать марафон, — и вдруг парализован?!

Напуганная такой перспективой, переполненная жалостью к отцу и совершенно не подумав о том, как могут быть истолкованы ее слова посторонним человеком, Даниэлла воскликнула:

— Лучше бы вы дали ему умереть! Лучше бы он умер!

— На каком основании, синьорина? — Теперь серые глаза доктора Росси смотрели на нее холодно, а в голосе звенела сталь. — Чье это желание — его или ваше?

Конечно же, доктор подумал, что Даниэлла бесчувственный, эгоистичный человек. Но если бы девушка начала рассказывать об отце сейчас, это выглядело бы как оправдание… Нет, она не обязана отчитываться в своих поступках перед посторонним!

— Я говорю то, что считаю нужным, доктор Росси! А вы согласились бы жить в таком состоянии, зная, что навсегда лишены движения?