– Он уже стар, мой лорд, – встал на защиту Телор.

Яркие черные глаза лорда Уильяма какое-то время внимательно изучали Телора, прежде, чем губы его тронула улыбка.

– Это действительно так, менестрель, но я вовсе не хотел обидеть сэра Ричарда. Все дело в том, что я тоже люблю слова больше меча. Я не знаю тебя, но думаю, знаю твоего учителя. Это, случайно, не менестрель Юрион?

– Да, мой лорд, – ответил Телор.

– Великий артист, – лорд Уильям какое-то время смотрел на де Данстенвилла, потом снова перевел взгляд на Телора и кивнул головой. – Надеюсь, он все еще жив и здоров. Я не видел его несколько лет.

– У него все очень хорошо, мой лорд, – ответил Телор, сияя от удовольствия, – но он становится слишком стар для странствий. Сэр Ричард отвел ему место в своем доме, и теперь Юрион тоже живет в Марстоне.

– Если бы я узнал пораньше, что он собирается прекратить странствовать, я с радостью предоставил бы ему место в своем доме, – во взгляде лорда Уильяма мелькнула явная зависть. – Мой отец предлагал ему это несколько лет назад, еще до смерти короля Генри, но тот сказал, что отупеет, если будет долго оставаться на одном месте, – он усмехнулся. – Я понимаю, что это была только отговорка с его стороны, но я никогда не мог понять, почему он отказался. Из-за того ли, что он был уэльсцем и не потерпел бы милости от норманна, или же потому, что в нашем доме не было человека, которому искренне хотелось бы стать его учеником.

– Мне кажется, он и в самом деле любит странствовать, – сказал Телор, – как и я.

Лорд Уильям засмеялся.

– Это что же, учтивое предупреждение на тот случай, если я попрошу тебя остаться у меня в доме? Нет, нет, не отвечай. Как-нибудь ты обязательно расскажешь мне, как встретился с Юрионом. Я хочу сказать, что мне очень понравилась твоя песенка о Катэгранде. В искусстве должно быть место и для смеха. Есть ли еще в твоем репертуаре подобные песни?

– Да, конечно, мой лорд, – с готовностью ответил Телор.

– Хорошо. Я обязательно выкрою время, чтобы послушать тебя и, может быть, ты заедешь ко мне в Шрусбери, где мы сможем поговорить о твоих песнях. Вижу, что за тем столом тебя ждет твое место, – лорд Уильям указал на стол, расположенный ниже и за которым сидели менее титулованные гости. – Ступай и поешь, а потом мы с тобой еще поговорим.

Гость не имел права отдавать подобные распоряжения, но де Данстенвилл ничем не выразил своего недовольства, напротив, он улыбнулся и кивнул Телору. Когда лорд Уильям заметил, что Юрион – великий артист, лицо его были лишено какого бы то ни было выражения, но он сурово взглянул на де Данстенвилла, и тот почувствовал себя не в своей тарелке из-за язвительного замечания относительно учителя Телора. Он решил быть помягче с менестрелем, чтобы тот не стал мстить и не пожаловался бы на него лорду Уильяму. Граф Глостер уже далеко немолод, и когда лорд Уильям унаследует после смерти отца титул графа, то приобретет неограниченную власть. И хотя он действительно не столь славный воин, как его отец, все же он сумеет достойно управлять делами графства и, возможно, еще больше увеличит свои владения и власть. Люди Глостера боялись его больше, чем старого графа, и подчинялись ему с необыкновенным рвением и преданностью. И совсем мало было тех, кто не желал покориться лорду Уильяму. Да и те давно мертвы.

Эта мысль заставила де Данстенвилла поспешить отвлечь мысли лорда от менестреля и, наклонившись вперед, он спросил:

– Как обстоят дела по ту сторону пролива, мой лорд?

– Лучше, – ответил лорд Уильям, улыбаясь. – В Нормандии сейчас царит больший мир и покой, чем в голове моей тетушки, императрицы Матильды, решившей, что настал, наконец, подходящий момент воспользоваться советом моего отца и привезти в Англию принца Генри. Хотя никто и не возражает против внука короля Генри и не считает его неподходящим наследником престола.

Незначительная язвительность в адрес менестреля сделала свое дело, думал лорд Уильям, довольный тем, что Телор стал удобным инструментом с точки зрения политики, отметил он также и бесспорные артистические способности менестреля. Готовность де Данстенвилла стереть маленькую разницу во мнении относительно Юриона, волей-неволей заставила его перейти к обсуждению политических проблем, теме, которую он до этого старательно избегал. Теперь же лорд Уильям был уверен – он сможет убедить де Данстенвилла принять у себя в доме Матильду и Генри, когда те приедут, и тем самым заставить принять сторону Глостера в гражданской войне, вспыхнувшей после того, как смерть короля Генри оставила престол без наследника мужского пола.

При жизни старый король был достаточно силен, чтобы заставить английских лордов дать клятву, что королевой станет его единственная дочь, императрица Матильда, но все-таки он не был силен настолько, чтобы заставить их сдержать клятву после своей смерти. К сожалению, Матильда была и горда, и глупа. Ее властные манеры и неспособность признать, что женщина должна быть нежной и покорной, вылились в самое настоящее негодование со стороны лордов, которыми управляла эта женщина. И вместо того, чтобы отдать свои голоса за Матильду, большинство лордов с радостью встретили племянника короля Генри, Стивена, когда через две недели после смерти дяди он приехал в Англию и привез лживую историю о том, что король Генри на смертном одре отрекся от Матильды и провозгласил своим наследником Стивена.

Сначала Стивен казался действительно неплохим выбором, потому что храбрый, как лев, прекрасно руководил сражениями, но этого было недостаточно. По натуре добрый и мягкий, он был слаб и руководил страной с помощью фаворитов, вероломных и невежественных. Их злость, жадность и ревность заставляли Стивена с подозрением относиться к людям, которые возвели его на трон, под их влиянием он начал совершать глупые поступки, которые превратили большинство могущественных лордов и духовенство Англии в его противников, начавших выступать с открытыми мятежами.

Сопротивление одержало верх, Стивена бросили в тюрьму и со всеми подобающими почестями встретили Матильду, которую признали королевой. Но Матильда еще глупее Стивена, со злостью думал лорд Уильям. Жена Стивена, Мод, вновь принялась собирать тех, кто оставался верен ее мужу, и Матильду удалось изгнать из Лондона. Но та не извлекла урока из своего поражения и продолжала терять своих сторонников, поэтому, когда армия Мод перешла в наступление, лишь очень немногие выступили на защиту Матильды и, предоставив ей убежище, Глостер сам был взят в плен. Уильям надеялся, что по крайней мере, у Матильды хватит ума понять: без Глостера ее дело безнадежно. Она уехала в Нормандию на то время, пока велись переговоры об освобождении ее единокровного брата Глостера в обмен на Стивена.

Сейчас вопрос о власти продолжал висеть в воздухе, не было в стране и четких границ, то тут то там постоянно вспыхивали случайные войны и, что самое плохое, в стране не было доминирующей власти, достаточно сильной, чтобы навести порядок. А пока любой жадный лорд или корыстный полководец, обладающий достаточно большим войском, могли преспокойно напасть на каждого, кто был слабее и кого можно было завоевать.

Вслед за замечанием лорда Уильяма, что императрица Матильда собирается приехать в Англию вместе с принцем Генри, последовала небольшая пауза, во время которой в памяти лорда Уильяма всплыли события, начавшиеся в 1136 и закончившиеся в нынешнем, 1144 году, почти абсолютной анархией. Лорд Уильям относился к де Данстенвиллу с некоторой долей симпатии и одновременно цинизма. Он прекрасно понимал, почему этот человек предпочитает придерживаться нейтралитета. И тем не менее, когда лорд Уильям решительно покачал головой в ответ на слабый протест де Данстенвилла, считающего, что еще слишком рано привозить принца Генри в Англию, в улыбке его сверкнул отблеск угрозы.

– Ведь мальчику еще только девять лет, – неуверенно продолжил де Данстенвилл. И потом добавил уже с большим оптимизмом: – Конечно, если императрица не намерена стать его регентом, то эта роль перейдет к вашему почтенному отцу до совершеннолетия принца Генри.