Оказавшись на стене, Хью уже не торопился. Часто останавливаясь, он тщательно рассматривал расположение вражеского отряда. Некоторые шотландцы устраивали лагерь, небольшие группы ускакали в близлежащие хозяйства, чтобы раздобыть фураж, другие были в деревне, раскинувшейся под крепостью. Пока он наблюдал, над соломенной крышей одной из лачуг вспыхнуло пламя. Хью вполголоса выругался. Жители деревни должны были укрыться в замке, однако для этого не хватило времени. Либо вторжение было в самом деле неожиданностью для кастеляна, либо тот настолько хорошо знал о нем, что не решился раскрыть это, предупредив деревенских жителей. Не успел Хью повернуть голову, как запылала другая крыша. Нетерпение Саммервилля росло, и он решил поторопить кастеляна Уорка с решением, демонстрируя свою мощь сжиганием деревни.

Хью смотрел в задумчивости, когда вспыхнуло еще несколько огней, однако, как он заметил, пламя охватывало, в основном, небольшие дома, далеко стоящие друг от друга.

Самое заметное здание в деревне — двухэтажный дом хозяйки пивной — находилось вдали от горящих строений. Его они не подожгли и, по крайней мере, не подожгут, пока там не кончится питье. Хью озабоченно посмотрел на небо. Утро было безоблачным, однако теперь насовывались тучи, и скоро станет достаточно темно, чтобы можно было незаметно уйти. Боковым зрением он уловил какие-то движущиеся отблески слева и увидел, что неподалеку на настиле собралось несколько латников, привлеченных пожарами в деревне. Хью быстро направился в западную сторону. К счастью, внимание воинов настолько было занято происходящим на юго-востоке, что никто не обратил внимания на необычную фигуру с лицом, скрытым капюшоном. Но когда один из них прокричал об увиденном во двор замка, и командир побежал в башню, чтобы доложить кастеляну, Хью почувствовал, что пора прекращать красоваться в таком виде.

Он стал двигаться быстрее, бросая взгляды то на пространство за стеной, то на лестницу, которая поднималась на курган к главной башне; из башни стали появляться люди. Кто-то в этой группе что-то кричал. Хью был слишком далеко, чтобы узнать лицо или голос кричавшего, однако ему показалось, что он услышал свое имя. Он пригнулся вниз, чтобы голова и плечи не были видны на фоне неба над стеной, и направился к одной из лестниц, ведущих с настила на землю. Как раз повернув на нее, чтобы спуститься, он поймал взгляд человека, бегущего от основания подъемного моста у главной башни к конюшням. Возможно, кастелян распорядился подготовить коня себе, чтобы выехать к Саммервиллю для выражения покорности и тем самым прекратить нападение на деревню, однако у Хью создалось впечатление, что кастелян пожелал узнать, находится ли в стойле конь главного оруженосца сэра Вальтера. Вид другого человека, бегущего в сторону охранников подъемного моста у стены нижнего двора замка, убедил Хью, что кастелян осведомлен об его отсутствии и разыскивает его.

Хью быстро спустился с настила и проскользнул за его опоры, находившиеся рядом со стеной. Здесь он приостановился, чтобы вывернуть наизнанку свой плащ, подбитый мехом; мех был более темным, чем изумрудно-зеленый верх плаща. Путь между опорами и стеной был ужасным. Никто здесь обычно не ходил, и всякие нечистоты и отбросы капали, брызгали и падали сюда сквозь щели между досками настила. Хью внезапно остановился, его лицо исказила гримаса отвращения, когда нога вступила во что-то хлюпающее, издающее тошнотворный гнилостный запах, но, возможно, он достиг своей цели — места примерно на половине пути вдоль западной стороны частокола, где прямо к подпоркам настила был пристроен один из складских сараев.

Здесь Хью отодвинулся от частокола и оперся спиной на заднюю стену сарая, встав рядом с одной из вертикальных опор настила. Теперь, чувствовал Хью, он будет в безопасности, если его поиски не станут столь тщательными, что факелами будет освещаться каждый дюйм. Он прижался к стене сарая плотнее, перекрестился и произнес молитву, прося помощи у Девы Марии и святого Иуды [10], спасителя всяких безнадежных дел. Хью не находил у себя склонности к религиозной жизни, однако архиепископ Тарстен оказал на него огромное влияние. Хью твердо верил во Всевышнего, что поощрял Вальтер Эспек, который сам был глубоко религиозным человеком. Утешив себя молитвой, Хью расслабился. Он продолжал прислушиваться к любым звукам, доносившимся сюда, ловил любой намек на усиление или ослабление интенсивности поисков, однако мысли Хью теперь были заняты тем, что он увидел со стены.

Постепенно стало совсем темно, и он решился покинуть свое убежище. Вокруг было очень тихо. Хью начал подумывать, что его начальное предположение было неверным и кастелян его вообще не искал. Значит, та стремительная беготня к конюшням и к страже у ворот являлась подготовкой к переговорам о сдаче замка. Эта мысль разозлила Хью, однако такая ситуация была благоприятной для него: ведь тогда и охрана Уорка, и охрана отряда Саммервилля скорее ослабят бдительность, чем будут готовиться к штурму. Хью тихо прошел к углу сарая и выглянул. Ничего. Скользнув обратно, он прошел к другому углу — и оттуда не увидел никакого движения. После наступления сумерек он ни разу не слышал шагов по расположенному над ним настилу. Недалеко стояла стремянка. Хью покинул укрытие и полез на нее. Высунув голову над настилом, он помедлил и всмотрелся вправо и влево. В обозримых пределах, ограниченных темнотой, на настиле никого не было. Если там и оставались стражники, то все, вероятно, наблюдали за лагерем неприятеля. Хью полностью забрался на настил, пригнувшись, чтобы его не было видно над верхней линией частокола. Не разгибаясь, он стянул моток веревки с плеча, обвязал один конец вокруг заостренного конца бревна частокола… и застыл, как только раздался предупреждающий возглас, и факел, вставленный в гнездо, вспыхнул ярким пламенем

Паралич, порожденный неожиданностью, длился всего мгновение. Обхватив веревку сильными пальцами, Хью перебросил свое тело через стену и заскользил вниз так быстро, как и сам не ожидал от себя. От жара и боли, вызванных трением о веревку, он закусил губы; ее льняные жгуты находили нежные места в его мозолистых ладонях, раздирая их до мяса, но он не пытался замедлить спуск. От удара мечом охранника веревка резко задрожала. Однако боевой меч — не нож для шинковки капусты, и, чтобы перерубить веревку, стражнику пришлось нанести еще два удара. Когда последняя прядь, наконец, лопнула, Хью полетел вниз, и его ноги инстинктивно согнулись, чтобы смягчить удар; он был достаточно близко к земле, чтобы упасть без ушибов. Однако стенка рва под крепостным валом была крутой, и он беспомощно покатился вниз, получая толчки и жгучие ссадины от каменистой почвы.

Хью не обращал внимания на травмы, хотя каждый раз, перекатываясь, ощущал болезненные уколы от меча, кинжала и мешочка со шпорами в разные части тела. Его больше беспокоил создаваемый шум. При одном из перекатываний его взгляд мельком упал на стену, но этого было достаточно, чтобы заметить появление над нею еще нескольких факелов. Затем пламя расцвело буквально под ним, и пришлось скрутиться, приложив неимоверные усилия, чтобы не попасть в огонь факела, сброшенного со стены, чтобы осветить участок. Его тело не погасило бы пламя, вероятнее всего, горящая расплавленная смола подожгла бы плащ. Упали следующие факелы, но не так близко, однако Хью уже стукнулся о дно рва, осыпаемый землей и камнями. В тишине, которая наступила после того, как он ударился о противоположную стену рва, Хью услышал раздавшееся позади жужжание и щелчки выпускаемых стрел. Люди на стене ожидали, что он будет оглушен и останется лежать. Первые стрелы не задели его, так как Хью сразу же пополз на четвереньках вперед, сначала прямо на несколько футов, а затем петляя из стороны в сторону. И все же его спасло только то, что возбужденные люди стреляли порознь вместо того чтобы накрыть весь участок залпом.

Спустя мгновение Хью был за пределами освещенного участка. Он резко остановился, набрал полную горсть земли с галькой и бросил ее недалеко вперед. Опираясь на колени, он сгреб побольше земли обеими руками и снова кинул ее сначала левой рукой, а затем — сильнее — правой. Для Хью звук падающей земли не походил на тот, который мог бы сопровождать бегущего или ползущего человека, однако, достигнув частокола, шум должен был стать невнятным. Через некоторое время стрелы с жужжанием стали улетать в темноту и впиваться в почву на значительном расстоянии впереди Хью. Короткая передышка дала ему возможность растянуться лицом вниз, но не по дну рва, а по его склону, обращенному в сторону частокола. Он лежал неподвижно, стараясь сдерживать тяжелое дыхание.