— Итак, ты предлагаешь мне себя, как жертвенного барашка? Не иначе как считаешь меня негодяем, способным требовать сексуального общения в награду за услугу.

Чейенн, опустив глаза, осененные длинными ресницами, ничего не сказала в ответ.

— Иначе ты бы не пришла ко мне? — настаивал он.

Она закусила губу и продолжала молчать.

Он, улыбаясь, провел рукой по шее Чейенн, внимательно наблюдая за тем, как она вздрогнула всем телом.

— Тебе же ведь это не нравится, да? — Он провел руками между ее грудями, снова улыбнувшись тому, что и это движение вызвало у нее дрожь. — Ты, выходит, не тосковала по моей ласке? Не желала ее, как желал я?

— Чего только ты не скажешь!

— Я знаю, что говорю.

Желая заставить Каттера замолчать, она накрыла его рот поцелуями, но это лишь подстегнуло его.

— Вот видишь! — прошептал он. — Ты хочешь меня. Признавайся.

Чейенн с оскорбленным видом отвернулась.

Но, когда его рука скользнула по ее груди, накатившая на нее горячая волна чувственности заставила ее тело выгнуться дугой.

— В таком случае, почему все растения у тебя во дворе и в саду распустились пышным цветом?

— Потому что я хороший садовник. — Она таяла от блаженства, чувствуя на себе его руки.

Никогда, никогда она не признается ему, что, как ни стремилась забыть его, ей это никак не удавалось. Ибо его душа — потемки. Он таит в себе смертельную опасность для нее. Он совсем не тот мужчина, которому умная женщина станет рассказывать о своих мечтах или выворачивать душу наизнанку.

Каттер закрыл ее рот своими губами, и непреодолимое желание обожгло обоих невыносимым жаром. Она возвратила ему поцелуи. Губы ее двигались все ниже и ниже по его торсу и остановились там, где было слышно гулкое биение сердца.

— О Боже, Чейенн! — Притянув к себе, Каттер сжал ее в объятиях. И вокруг них словно разлился солнечный свет.

— Все эти годы, Чейенн, пока ты жила с Мартином, я был как в аду! — лихорадочно стал объяснять Каттер.

Ей очень хотелось спросить, что он хочет этим сказать, но она не решилась, лишь обвила его руками. Подумать только, ведь она была уверена, что он не переживает из-за их разлуки! Во всяком случае так, как она.

— Я тоже, — прошептала она наконец. И замолчала, с новой силой ощутив связывающие их узы, каких не знала ни с кем никогда. — Более того... Я тебя ревновала... К другим женщинам...

Он рассмеялся и притянул ее к себе еще ближе.

— Каттер, я ведь никогда не спала с Мартином. Ни разу! Меня никогда не тянуло к нему.

Каттер лежал на спине с закрытыми глазами. Она даже не могла видеть, как он отнесся к ее сообщению.

— А я-то, я-то... Сколько раз воображал тебя с ним! О Господи! — Лицо его потемнело, он нахмурился.

После продолжительной паузы Каттер погрузил пальцы в золотистую массу ее волос и с наслаждением глубоко вдохнул их аромат. Когда он выдохнул, струя теплого воздуха пощекотала шею Чейенн и вызвала у нее прилив нежности. Она ласково провела руками по его телу, немедленно отозвавшемуся на это движение.

— Черт возьми! — прошептал Каттер, меняя положение так, что он очутился над ней.

В комнате с задернутыми шторами царил мрак, но Чейенн казалось, что их любовь сопровождается непрерывными яркими вспышками различных оттенков, сменяющихся словно в калейдоскопе. А Каттер был то нежен и почтителен, то требователен и тверд.

А еще он был ненасытен и беспределен в своей страсти. Чейенн воспламенилась мгновенно, ее вожделению, казалось, так и не будет конца. Он держал ее в напряжении до самой последней секунды, когда она начала трепетать и стонать, требуя полного удовлетворения.

— О Каттер! Возьми меня! Вот сейчас, немедленно! Я больше не могу терпеть! Прошу, возьми меня!

— Только если ты согласишься выйти за меня замуж, — прошептал он, уходя из ее тела.

Он взглянул на нее серьезными, растроганными глазами. Этот взгляд вознес ее, безумно счастливую, куда-то ввысь. Но слов любви он так и не произнес.

Она использовала его, чтобы получить обратно Джереми. Так что же, теперь, чтобы быть рядом с мальчиком, он хочет использовать ее?

— Я хочу, чтобы ты просто любил меня, — промолвила она уклончиво.

— А я хочу большего. — Он продолжал смотреть на нее все тем же настойчивым взглядом. — Выходи за меня замуж, Чейенн! — Она в смятении молчала. — Скажи же наконец «да», черт возьми!

Она поняла, что ей не устоять против напора этой железной воли, и кивнула.

И тут же, откинувшись назад, он привлек ее к себе так, что она оказалась наверху. И это было опять же восхитительно.

— Как мы можем пожениться, если в прошлом...

— Давай думать не о прошлом, а о будущем, и все будет хорошо...

Он вошел в ее плоть, наполнив собой. Она выгнулась дугой ему навстречу, и горячая волна захлестнула ее и понесла еще выше. Чейенн чувствовала себя яркой кометой, оставляющей позади себя яркий след.

Достигнув наивысшей точки любви, они затихли в смятых влажных простынях. Он, счастливо смеясь, прижимал ее к себе, покрывая поцелуями.

Она лежала в его руках, наслаждаясь ощущением его кожи и крепкого мускулистого тела.

Сегодня им было хорошо. Но одной ночи Чейенн мало. Она хотела провести с ним еще много, много ночей.

Каттер победил.

Любит он ее или нет, отныне она принадлежит ему.

Немного позднее, полагая, что он спит, Чейенн поднялась и, подойдя к окну, чуть приоткрыла двумя пальцами тяжелую штору.

Солнце ярко освещало высокие деревья. Было еще рано, день лишь начинался, но утренняя прохлада ушла, хотя цветы, не успевшие утратить своей свежести, блистали во всей своей красе. Магнолия казалась совсем белой.

— Иди сюда! — внезапно раздался нежный голос Каттера, который, оказывается, и не думал спать. В руках он вертел смятый цветок белой магнолии, выпавший из волос Чейенн.

Как ни мягко прозвучали его слова, это был приказ, которого она не смела ослушаться. Она отпустила штору и подошла к кровати.

— Сейчас мы снова будем любить друг друга, — сказал он, — а потом я спущусь в сад и сорву для тебя другой цветок магнолии.

Он заключил ее в объятия, а Чейенн даже не стала закрывать глаза. Могучее крещендо любви заставило ее позабыть все муки и сомнения.

Почувствовав произошедшую в ней перемену, Каттер еще крепче сжал ее в своих руках, шепча нежные слова вперемешку с ее именем.

Растроганная его нежностью, Чейенн все же где-то в самой глубине души продолжала сомневаться, действительно ли он чувствует то, что говорит.

Огни костров и веселые звуки испанских гитар превратили ночь в день, но у Хосе Эрнандо, неизменно гордившегося своей мужской притягательностью и могуществом, было далеко не праздничное настроение. Он чувствовал себя слабым и раздавленным, как виденная им некогда женщина, избитая городскими хулиганами.

Во дворе пили и смеялись его люди. Против обыкновения, Хосе не мог составить им компанию. Слишком мрачно было у него на душе.

Зарешеченные окна и двери его огромной гостиной были распахнуты настежь. Помимо своего прямого назначения она служила выставкой охотничьих трофеев: высокие, в три этажа, стены были завешаны головами львов, слонов, тигров, а в углу даже возвышалось чучело жирафа. Сидя в огромном кожаном кресле, пьяный Эрнандо угрюмо прислушивался к шуму веселья, царившего вокруг его роскошной и, казалось бы, неприступной гасиенды на севере Мексики.

Да неприступной ли? Нет, видно, на свете ничего неприступного. Этот ублюдок, Каттер Лорд, прозванный «гением», преподал ему наглядный урок.

Сильно пахло дымом костра и жарящегося на нем мяса, а также навозом из коралей. Под воздействием винных паров его люди смеялись все громче. Ему одному сегодня не до веселья.

«Гений» обвел его вокруг пальца.

Слава Всевышнему, Изабелла возвратилась домой цела и невредима. Она тогда обняла отца и, глядя огромными черными глазами в его гневное лицо, сказала своим сладким голоском, что напрасно папа волновался — захватившие ее люди обращались с ней так почтительно, словно она какая-нибудь принцесса. Смеялись и шутили с ней и кормили чипсами и гамбургерами.