— Лер, ты ведь знаешь мой ответ.

«Ли-бертэ» — наше детище, наш ребенок, и ни я, ни Ира в здравом уме не продадут его какому-то «солидному человеку», позарившись на сомнительную перспективу стать начальством. Директоров увольняют так же быстро, как и нанимают.

Лера из милой кошечки превращается в разъяренную пантеру. Она долго убеждает, кидается незнакомыми фамилиями и названиями, требует подумать, заговаривает зубы и обещает сладкие перспективы денежного безделья. И, наконец, уходит, расплатившись за нас обеих, но забыв поцеловать на прощание в щечку. Ну точно, обиделась.

Чую, одной беседой дело не кончится.

Ввалившись домой, я первым делом здороваюсь с фаянсовым другом, и нельзя назвать нашу встречу приятной. Да что ж за тошнота-то такая нескончаемая! После, держась за раковину, долго смотрю на струю воды. Не легчает. И тут до меня доходит. Со всей своей местью, планами, покушениями и прочей ерундой я совсем забыла о такой банальной штуке, как цикл.

Задержка? Не может быть.

Егор безмятежно дрыхнет, что и к лучшему: нам ни к чему пересекаться чаще, чем требуют правила совместного проживания. Я бегу в круглосуточную аптеку и покупаю самый дорогой тест. Дома разворачиваю его, тут же выбросив коробку вглубь мусорной корзины, чтобы Егор не заподозрил неладного. Улики нужно уничтожать — этому меня научила сама жизнь.

Ожидаю результата, скрестив пальцы. Только бы… только бы…

Первая полоска проявляется незамедлительно, а вторая растет медленно, будто бы сомневается, проступать ли ей дальше.

Воздух кончается. Черт! Черт!!!

Стон вырывается из горла, смешивается с шумом воды из-под крана. Эти гребанные две полоски — худшее, что могло произойти.

Тогда.

14.

Саша отдалялась. Никита чувствовал, как между ними вырастает непробиваемая стена из молчания и недоверия. За прошедшие две недели они виделись раза три по его инициативе. Ни о какой любви и речи идти не могло — Саша соглашалась погулять или пересечься после школы, но домой не пускала. Выдумывала нелепые отмазки. Говорила мало, больше разглядывала свои ботинки. Зато убегала со свиданий так, будто опаздывала на поезд.

Да что с ней?! Он оказался плох в постели? Так, между прочим, тот раз у него тоже первый...

— Идиот ты, Герасимов, — заявила Алена, девушка Серого, которой он по секрету (чтобы парни в компании не ржали) пожаловался о проблеме, — если считаешь, что Сашка после твоего поступка должна тебе в глаза заглядывать. Ты её будто вообще не знаешь. Она о сексе не слышала, и краснеет, когда мы обсуждаем чьи-нибудь сиськи. Ты б ее лаской и заботой, как меня — Серега.

  Они сидели вдвоем на общем балконе многоэтажки. Алена курила, Никита, перевалившись через парапет, изучал землю. Одиннадцатый этаж, высоковато; лететь отсюда будешь долго, а разобьешься со вкусом. Круто! Никите нравилось всё, в чем был эстетизм, пусть даже жутковатый.

— А как он тебя?

— Ну, как минимум он мне сережки подарил, — Алена откинула с уха прядку, сверкнула золотым ободком. — Ну, типа сережки от Сережки. Я тут же растаяла. А ты девчонку силой в койку затащил, а теперь недоумеваешь, чего это она к тебе на шею не бросается!

Она отщелкнула окурок с балкона.

— Я ж не силой, — не согласился Никита. — Наоборот, старался быть нежным.

— Постель усыпал лепестками роз? Нет? Принес бутыль дорогого шампусика? Тоже мимо? Тогда ни черта ты не нежный, а обычный придурок, который сломал девочке её хрупкий внутренний мир. Подарки — это второстепенно, а первостепенно ты должен был с ней контакт наладить. Умные журналы для кого пишут, дурень?!

В словах Алены была доля истины, не зря Никита считал её наиболее благоразумной из всей компании, а главное — честной. Если уж у Алены что-то засело в голове, она признавалась сразу, не юлила и не требовала строить догадки. Не давала полунамеков — обо всем говорила "в лоб". В ней напрочь отсутствовало кокетство, и это подкупало.

— Короче, или ты живенько миришься с Сашкой, или брось её по-человечески, — подытожила Алена со взрослой суровостью.

Нет, бросить Сашу Никита не мог. Она ведь принадлежит ему: он её прикормил, обогрел, научил любить. И что, теперь отдаст кому-то другого? Никогда! Никита пошел на рискованные меры. Был у него припрятан один козырь, после которого Саша точно сдастся.

На следующий день он заявился к ней в гости без приглашения. Бабушки дома как обычно не было — она подрабатывала то ли уборщицей, то ли гардеробщицей при каком-то институте, а вечерами драила там же полы.

— У нас не прибрано, — сопротивлялась Саша, держа гостя на пороге. Взгляд её заметался из стороны в сторону.

— Ну и плевать!

С собой Никита принес коробочку, перевязанную лентой, и теперь вытащил её из-за пазухи жестом доброго волшебника. В Сашиных глазах появилось неверие. Глупенькая, ей так редко делали подарки, что она любую безделушку принимала как величайшую драгоценность. А Никита, последний дурак, совсем позабыл о том, что ему досталась не домашний звереныш, а дикая пташка.

— Держи.

Саша потрясла коробку и даже прислушалась к ней, заставив Никиту хохотать. Потом развернула ленточку, чем-то напоминающую ту, с которой танцевала на гимнастике. И замерла.

— Ник... — Голос её осип. — Ты...

Она достала смешной серый вязаный берет. На боку его красовалось грязное пятно — Никита берет так и не постирал. Он нашел его следующим утром после первой встречи с Сашей, когда шел в школу. И зачем-то захватил с собой. Он тогда не собирался возвращать находку владелице — и думать о ней не желал! Но забрал по наитию и припрятал глубоко в шкаф. Сердце не соврало. Находка пригодилась.

Саша сжимала берет как сокровище.

— Ты меня не узнала? — Никита улыбнулся фирменной улыбкой. — Когда-то я спас тебя от Гоги и Серого. Мы по детству придурками были, сейчас осознал. Простишь нас?

— Д-да.

— А берет я хранил. И в тебя я влюбился, Саш, с первого дня. Ты же моя птичка! Но это не всё.

Никита встал перед ней на одно колено.

Драгоценностей в их доме хватало. Мама говорила так: женщина должна баловать себя или безделушками, или шмотками, а лучше всего инвестировать в золото. Никита долго копался в бездонной шкатулке, где хранились кольца и серьги. И одно колечко, тоненькое, с небольшим, но блестящим прозрачным камешком, особенно понравилось ему. Не вычурное, а значит недорогое (и мама не заметит пропажу), но напоминающее Сашу, подходящее к ней. Та такая же малозаметная и кажущаяся на первый взгляд самой обычной, непримечательной. Но стоит лучам солнца осветить её — и она сверкает. Кажется, мама называла камень фианитом.

— Будь со мной? — Никита протянул колечко Саше. — Всегда. Никогда не отпускай, каким бы идиотом я ни был. Я без тебя загнусь, Саш. Честно-честно.

Она всхлипнула и, прижав ладошки к покрасневшим щечкам, разревелась в голос. Никита притянул Сашу к себе и просто слушал, как она плачет, вцепившись пальчиками в его куртку. Глупая маленькая девочка. Его девочка. Только его!

15.

Им исполнился годик, и в честь знаменательного события Саша приготовила торт. Настоящий, с бисквитом и кремовой прослойкой, с верхушкой, усыпанной ягодами. Первый блин получился совсем даже не комом, а вполне аппетитным маленьким тортиком. У Ольки, девчонки из компании, Саша выпросила новенький комплект кружевного белья — порадовать Никиту. Бюстгальтер был ей великоват, но в пределах нормы; трусики сидели как влитые. Саша представила, как отреагирует Никита. Он непременно обрадуется и закружит её в танце! А подарок, подарит ли он подарок? Поскорей бы вечер!

Тренер ругала её — забросила гимнастику, ходила через раз, выкладывалась не на полную программу. Но, видимо, тело Саши было предназначено для спорта — и упражнения давались ей с былой легкостью. Поэтому сегодня она позволила себе прогулять в честь крупной даты. Как-никак целый год вместе, почти без ссор. Бабушка уехала с утра к какой-то подружке, и вся квартира была в их распоряжении.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: