Гномы, подождав некоторое время, выползли из оврага, надрывая животы от хохота.

— Вот это погоня! — радовались они, — даже драться не пришлось.

Они решили вернуться к костру, чтобы отдохнуть и упаковать вещи, так как все побросали в спешке, когда пытались убежать от грозных нуменорцев.

У костра сидел только Буги, оставшийся присматривать за раненым. Он подскочил на два метра, когда увидел, как четверо гномов выросли из темноты.

— Ха-ха, малявка! Привет. Что, не ожидал такого подвоха? Обрадовался до смерти, по лицу видно.

— Думал, что дружки твои наши головы сюда за бороды притянут! Не дождешься!

— Я тебе вот что скажу, Буги, — поддержал гномов Дебори, — твои друзья так быстро бегают, будто не люди, а косули! До сих пор, небось, скачут.

— Что с ними случилось? — дрожащим голосом спросил Буги.

— А ничего! Небольшая промашка. Они быстрее нас бежали и в Зачарованный лес попали, — пропел один из гномов, наслаждаясь придуманной рифмой.

— О-о! — схватился за голову Буги, — как это их угораздило?

— Вот тебе и «о-о»! — сказал Дебори. — А что там за писк? Этот герой жив еще?

Шумми застонал, он бредил. Лавашка извивалась в свертке и очень ругала себя.

— Ну и ситуация, — подумал Буги, — хуже не бывает, — но скоро он понял, что ошибался.

— Что, порубим их на куски? — спросил у Дебори любознательный приятель. — А то жизнь длинная, донесут на нас, потом не оправдаемся.

— Я думаю, что достаточно им просто языки отрезать, — предложил Дебори.

— А если они донос напишут? — ехидно поинтересовался другой гном. — Надо убрать свидетелей.

— Тогда Лавашка уж точно ничего не скажет про клад, — возразил Дебори.

— Почему? Мы же ее не собираемся убивать?

— Она будет свидетелем убийства и подумает, что мы все равно ее убьем, когда она все расскажет.

— Ты нам какие-то головоломки задаешь, Дебори. Надо бы попроще. Не говорит — пригрозим, что дедушку убьем или бабушку. Что, ей этот клад дороже родственников, что ли?

— Да, пожалуй ты прав, нечего с ними возиться. Руби их.

Хотя Буги внимательно следил за ходом беседы ужасных бородачей, он был совсем не готов к такому исходу. Хоббиту стало страшно. Окровавленный Шумми лежал тут же рядом, но так как он был без сознания, то не мог увидеть лица своей смерти. Сообразительный Буги с отчаянья придумал, что делать. «Постойте, я тоже знаю, где клад!» — хотел он закричать, но от страха только тоненький свист вырвался из груди, и как он ни напрягался, не мог выговорить спасительную фразу членораздельно. Буги закрыл глаза, упрямо надеясь на чудо, и… услышал, вдруг, певучую речь:

— Привет вам, любезные хоббиты, гномы, дорогой иду я обычной, знакомой. Что за неполадки у вас приключились? Вы чем так друг другу не полюбились? — Это был голос мягкий, вкрадчивый, странный, и все обернулись к говорящей. Никто не заметил, как она подошла, удивительное создание в наряде, сплетенном из веток ивы. Босая девушка, со светлым шелком вьющихся волос и раскосыми, как крылья бабочки, глазами выглядела необычно.

— Как-то сегодня людно в этом месте! — посетовал Дебори. — Если вам дороги здешние так прекрасно знакомы, то ступайте дальше и не задерживайтесь. Мы тут без вас разберемся.

— Не разберемся! — воскликнул Буги, вышедший, наконец, из оцепенения.

— Кто ты такая, чтобы мне указывать! — возмутился Дебори. — Сама иди, откуда пришла. Я очень раздражен, могу и топор в дело пустить.

Между тем, Буги подкрался к свертку с Лавашкой, перерезал связывающие ее путы и вынул кляп. «Ф-фу! — вздохнула Лавашка. — Наконец-то».

Незнакомка, сообразив, что гномы настроены враждебно, сменила тактику. Она перестала говорить, но вдруг угрожающе запела. А потом достала лук, отклонилась назад и без усилий выпустила три стрелы, которые сразили братьев Дебори. Больше Дебори не нужно было уговаривать, он побежал так быстро, как никогда раньше не бегал.

Буги испытывал ощущение нереальности. Он понял, что это магия, а магии он не доверял. Лавашка напротив смотрела на светловолосую девушку с восхищением.

— Лавашка, — дернул Буги ее за рукав, — надо спрятаться, это какая-то колдунья. Может быть, она и есть хоббитоглот.

— Ха-ха, — рассмеялась Лавашка, — ну, ты и фантазер! Это же Мудрена, она нашу деревню от него спасла. И сейчас выручила из беды.

Загадочная волшебница не стала преследовать Дебори, да и братьев его она не убила, а только усыпила своими стрелами. Когда они проснутся, то, как заново родятся с памятью чистой, как первый снег. Мудрена — как ее назвала Лавашка — подошла к раненному Шумми и, погладив его по голове, привела в сознание.

— Не получится, — вздохнул Буги. — Как же Юниэр и Мириэль? Мы, что, их больше никогда не увидим? Ведь они с нами в деревню шли, мы к ним привыкли.

— Скажи, что случилось с твоими друзьями, куда все бежали, где их потеряли?

— Друзей обманул Дебори-балбес, попали они в Зачарованный лес, — угрюмо ответил Буги: в новой знакомой его раздражала манера разговаривать.

— Да, ты что! — испуганно воскликнул Шумми. — Что же с ними будет теперь?

— И ничего нельзя сделать?! — умоляющим голосом спросил Шумми. — Они такие молодые, красивые. Неужели вот такой конец?

— Да, Шумми. Не послушать тебе больше нуменорских песенок, — проговорил Буги, но было заметно, что на душе у него тяжело. Юниэр с такой готовностью согласился идти спасать хоббичью деревню, и вот, на тебе! Попал в ловушку, из которой выхода нет. Он почему-то злился на Мудрену за то, что она так ловко справилась со всеми недругами. «Что ж она раньше не подоспела, такая способная?» — думал он.

Мудрена между тем нахмурила брови и задумалась.

— Представьте-ка быстро друзей вы своих,

Как можно отчетливей вспомните их, — обратилась она к Буги и Шумми.

Те повиновались, у них загорелась маленькая надежда, что колдунья что-нибудь сделает. Но надежда была крошечная, так как, на взгляд Буги, колдунья была слишком молодая и не внушала доверия. Мудрена зафиксировала один глаз на Буги, другой на Шумми, напряглась и воссоздала для себя образы, возникшие у хоббитов. То, что она увидела, удивило ее.

Трое хоббитов пошли вслед за Мудреной, разговаривая шепотом, боясь нарушить ее сосредоточенность. Буги исподтишка наблюдал за колдуньей. Она шла, легко переступая босыми ногами, подвластная тому особому ритму, в котором жила.