С таким же удовольствием глядел на отплытие блестящего войска под красочными знаменами и расшитыми золотом парусами и Терлок. Наконец-то сбылась его мечта — две великие силы столкнуться на поле битвы и изрядно ослабят друг друга. Тогда над пеплом пожарищ, когда оставшиеся в живых расслабятся, устанут и будут подсчитывать убитых, на сцену выйдет он и скажет: «Не ждали? Теперь я буду вашим королем и властелином».

А пока пусть дерутся.

После отъезда Терлока Саурону пришла в голову мысль, что торопиться не следует. Пусть оба: его шпион и прекрасная гостья, утверждали, что Нуменор, как пирог на блюдце — приди и возьми, доверять он может только себе. Вывод напрашивался сам: надо съездить туда и оценить обстановку, иначе попадешь в расставленную ловушку.

Последнее время он часто общался с принцессой, старался быть обходительным, остроумным и доброжелательным. Ему всегда нравилось играть на публику, только до последнего времени не было возможности. Он замкнулся в замке среди невосприимчивых слуг. Пленники его ненавидели. Истерзанные пытками, недоеданием и болезнями в своих склепах, они не были расположены слушать и понимать его, лишь отвращение мог он прочитать в их затравленных взорах. Поэтому он рад был общению с Мириэль, которая оказалась в его замке на странных правах, принимала его за другого и совсем не боялась. Перед отъездом в Нуменор Саурон решил устроить совместный ужин с принцессой.

В полумраке большой комнаты с высоким потолком, комнаты, которую Мириэль редко покидала за время пребывания у Саурона, в мягких бархатных креслах сидели друг против друга принцесса и ее загадочный хозяин. В камине трещали дрова, но воздух в комнате все равно был сырой и холодный, только от пламени в камине и зажженных свечей на стенах блуждали, перекрывая друг друга, зловещие тени. Ломтики оленины лежали на серебряных блюдах, густое вино мерцало в тонких бокалах. Мириэль видела свое отражение в зеркальной стене напротив, и оно ей нравилось. Саурон был задумчив и немногословен. Смуглый, с легкими тенями под выразительными глазами, высокий, с царственной осанкой — многие девушки были бы без ума от такой внешности. Мириэль же все эти дни думала, как его убить. У нее было оружие — маленький кинжал, подаренный Дорианом. Слуги Саурона не отняли его, возможно, потому, что не заметили, а, может быть, Саурон не считал ее опасной. Кинжал был как игрушечный, но острый и жалящий, как все эльфийские клинки. Каждый раз, когда Саурон поворачивался спиной к ней, кинжал был наготове. Но она медлила из-за неуверенности в позиции, из-за сомнения в том, что она не успеет убить его быстро, прежде чем он разгадает ее замысел. «Как же сделать это наверняка»? — мучалась Мириэль.

— Если у вас есть какие-нибудь письма, важные новости и сообщения для друзей в Нуменоре, можете передать со мной. Завтра я отправляюсь в Эленну.

— Что?! — глаза Мириэль округлились. — И вы не возьмете меня с собой?

— Пока нет, — усмехнулся Саурон, — я еду на разведку, а замаскировать вас будет нелегко, мне проще наведаться туда самому. Прежде чем мы узнаем, как обстоят дела в Нуменоре, ничего нельзя предпринимать. А вы там были давно, и ваши сведения устарели.

— Придется так долго ждать, пока вы вернетесь! Я же тут с ума сойду.

— Мне лестно, что вы ко мне так привязались, но придется потерпеть, если вы не хотите, чтобы наш план провалился.

«Не знаю насчет нашего плана, — мрачно подумала Мириэль, — а мой точно провалится, если я не приму меры». Вслух она сказала.

— Все так неожиданно, вы расстроили меня, Чайлдин. Есть ли у вас какие-нибудь книги, развлечения? Могу ли я, наконец, ходить по всему замку? Есть ли тут какие-нибудь люди, кроме ваших безголосых слуг? — она подошла к камину. — Может, все-таки поедем вместе?

Саурон с легкой усмешкой смотрел в ее умоляющие глаза.

«Ни один простой смертный, наверное, не может ей отказать», — подумал он.

— Нет, я решил ехать один. Не беспокойтесь, я скоро вернусь. Позвольте, я подкину дров в камин, а то вы зябнете.

Саурон присел перед камином и стал ворошить горящие угли. Она стояла у него за спиной. «Сейчас или никогда», — подумала Мириэль.

— Какое бы развлечение вам придумать? — рассуждал вслух приветливый хозяин.

В этот момент она выхватила из-за пояса кинжал и вонзила ему в шею. Она не ожидала, что мускулы его столь тверды, удар получился не достаточно сильным, но все же кинжал вонзился глубоко, и темная кровь засочилась из раны. Саурон вскрикнул скорее от неожиданности, чем от боли и обернулся, лицо его выражало недоумение и обиду. Мириэль вспыхнула от стыда и досады. «Разить, еще раз разить», — звенело в мозгу, и, зажмурившись, она занесла кинжал во второй раз. Но он с легкостью перехватил ее руку и с силой отшвырнул обидчицу — она перелетела через всю комнату и больно ударилась, грохнувшись на пол.

Закрывая рукой рану, Саурон поднялся во весь рост. Глаза его потемнели от гнева, он изменился, Мириэль показалось, что он вырос и стоял над ней, как яростный колосс, готовый обрушить на нее всю тяжесть своей мести. Он молчал, сжав губы, по пальцам, зажимавшим рану, струилась кровь. Мускулы его напряглись, брови сомкнулись, лицо исказилось от какого-то невероятного усилия. Мириэль с ужасом наблюдала, как темные струйки крови застыли в воздухе, а потом медленно потянулись к ране и влились в нее. Там, где только что зияла дыра, остался лишь красноватый шрам. Жуткая усмешка исказила смуглое лицо, от любезности не осталось и следа. Перед ней был Черный Властелин — олицетворение ужаса, многие люди согласились бы умереть, только бы не видеть его никогда. Мириэль стиснула ледяные руки и посмотрела ему в глаза, приготовившись встретить смерть достойно. Но он медлил, длилось и длилось гнетущее молчание.

— Чем я вам не угодил? — гулко прозвучал его голос.

— Я знаю кто вы. Вы Саурон. От вас все беды в Средиземье, — ответила она вызывающе.

— А вы, стало быть, орудие карающей судьбы? — рот Саурона искривился. — Скажите, что я сделал вам лично? Может, я относился к вам не достаточно почтительно? Не был гостеприимен? Не выполнял все ваши просьбы? Объясните, почему вы, подкравшись неслышно, по-воровски, ранили меня?

— Я не могу убить вас в открытом бою, даже нанесенный коварно, исподтишка, мой удар не причинил вам вреда. Вы хотите знать причину, почему я вас ненавижу? И не только я? Да, лично мне вы пока ничего дурного не сделали, просто время еще не пришло. Всем известно, что вы несете людям гибель и страх. Сколько зла еще совершится в мире из-за того, что мой замысел не осуществился!

— Продолжайте, продолжайте, слезы раскаяния уже щиплют мне глаза. Еще немного вас послушаю и сам повешусь. Я не собираюсь оправдываться перед вами, но меня всегда поражала способность чад незабвенного Илуватара осуждать других и учить их жить. Вы сами блуждаете в противоречиях, но упорно навязываете свое мнение. Достается всем: друзьям, братьям, не говоря уж о врагах! Даже повода не надо, достаточно самого сомнительного слуха. Любо послушать эти сплетни. Заляпав собратьев грязью с ног до головы, вы беретесь разглагольствовать о чистоте помыслов, служении правде и незапятнанной чести. Уж если вы поднимаете темы о добродетели, мире, торжестве некого Света над Тьмой, то будьте сами честны и справедливы! Не наносите удар в спину. Иначе у кого же научится ваш враг благородному поведению? Как судите вы, кто прав, кто виноват, если обе стороны черны душой и злобны и не гнушаются никакими средствами, вплоть до предательства, чтобы извести друг друга?

— Нет совершенных среди рожденных, — признала вовлеченная в спор принцесса, — я поступила некрасиво, мне было бы намного приятнее повлиять на вас духовно, отвратить от войн, убедить поверить в замысел Илуватара, а не противодействовать ему. Но это невозможно. Если бы вам дано было измениться, это случилось бы раньше, сейчас вы закоснели во зле. Убив вас, я бы избавила от страданий тысячи невинных людей, которые хотят просто жить: любить, воспитывать детей, не голодать и никого не бояться. Им не нужна власть. Они хотят быть счастливыми.