Из клетки вышел лилипут, ростом с обыкновенного хоббита. Одежда или кожа его была раскрашена в красные и черные полосы. Лицо человечка, квадратное и великоватое для туловища, тоже было полосатым, а из рук словно вырастал бубен с огненным знаком. Впрочем, жертвы обряда всего этого не видели.

Гупегуйа завертелся в привычном шаманском танце, выделывая курбеты в такт гремящему бубну. Во время танца орки подняли лампы высоко над головами, и свет теперь падал на середину зала, высвечивая беснующуюся фигурку полосатого шамана. Но вот, подбросив бубен высоко под потолок и ловко поймав его, он простерся на полу лицом к помосту и встал, хлопнув в ладоши. Тотчас же орки подхватили одного из пленников — им оказался Тим Огнеруд — и поставили его на помост.

— Имя! — потребовал Аргава. Тим, высокий и непокорный, лишь презрительно смотрел вдаль сквозь толпу огнепоклонников.

— Ну, неважно, — пожал плечами Аргава, — запиши: «Гордый гном». Другой жрец спокойно выцарапал на глиняной табличке: «N1 — Гордый гном». Тима сбросили с помоста. «Следующий»! — ударил в бубен Гупегуйа. Орки подхватили под руки Дебори и водрузили его на помост. «Дебори, — представился тот и заговорил скороговоркой, — почтеннейшие, прошу вас выслушать меня! Мне известна великая тайна Прибрежных гор, я знаю, где хранятся вожделенные клады. Завладев этими сокровищами, вы украсите ваши чертоги сияющими камнями, а ваш храм Подземного Огня прогремит славой повсюду, о вашем богатстве…. — По знаку Аргавы орк проткнул говорившему горло копьем, но слегка. Гном не умер, только захлебнулся, силясь вскрикнуть от боли, но не способный и на это.

— Запишите: «Жадный гном», — сказал Аргава невозмутимо. — Это, чтобы твоя жадность не передалась другим, мы лишили тебя дара речи. Да, восславиться беспристрастный дух этих гор, да, будем подражать ему во всем. Следующий!

Так выходили на помост по одному все пленники. Принцесса все еще не очнулась, орки поддерживали ее, а в списке обозначили просто, как Колдунью. Шумми завидовал глубокому обмороку Мириэль: она и не почувствует, как умрет. Все пытались привести ее в чувство, ведь она назвалась магом и, наверное, могла изменить ход событий. Как она посмела потерять сознание в такое время, когда всем было худо!?

Последней на помост вышла Лавашка, она все еще не верила, что конец близок. Голос ее тоненький, но звонкий наполнил эхом пещеру:

— О, агнегеры! Я и мои друзья хотим жить! И вы все тоже хотите жить. Не посвящайте себя Барлогу! Не поклоняйтесь огню! Ваши жрецы вас обманывают. Огонь безличен, ему не нужны жертвы. Вы же не приносите жертвы воздуху?! Вы должны освободиться от предрассудков….

— Уберите ее, спустите в котлован в первую очередь, — приказал Аргава, и несчастной Лавашке не позволили закончить пламенное воззвание.

— Пленные готовы к совершению обряда, — объявил Аргава. Жрец с глиняной табличкой, вдруг, разволновался и спросил его, указывая на площадку: «Что случилось?» Там, правда, творилось что-то странное: Гупегуйа, похоже, взялся отплясывать ритуальный танец снова, причем сейчас он танцевал с большим исступлением, бросаясь с размаху на пол, сдавливая голову руками, будто бы пытаясь сдержать посетившее его страшное откровение. «Нея! Нея! — гремели усиленные эхом дикие вопли. Аргава встал с кресла и приказал ему успокоиться. Но Гупегуйа не мог остановиться, он метался по площадке, и круги его пляски становились все шире. «О, агнегеры! — послышался замогильный голос, наверное, это дух говорил его устами. — Не вызывайте Барлога сегодня! Дождитесь другого, более благоприятного расположения звезд, иначе огонь разрушит гору! Барлог поглотит нас всех! Нельзя будить Барлога сегодня».

Орки заволновались. Аргава, недовольный поведением Гупегуйи, стиснул зубы. Он ждал, когда жрец устанет бегать по кругу. Гупегуйа, наконец, выдохся и упал на колени перед троном.

— О, мудрый Аргава, — заговорил он уже обычным голосом, — дух — посланник самого великого Барлога, посетил меня с предупреждением. Сегодня неподходящий день для жертвоприношения. О, если бы все вы узрели те страшные картины разрушения, что явились мне. Верные поклонники Барлога! Остерегайтесь разбудить его сегодня.

Аргава оказался в сложной ситуации. Речи жреца взволновали три сотни орков, присутствующих в зале.

— Чего, это, они разгалделись, — спросила Лавашка, непонимающая оркской речи.

— Они говорят, что будить Барлога сегодня очень опасно, — перевел Тим, — он может сжечь всех огнепоклонников разом.

Аргава призвал соплеменников не волноваться: «Братья, не бойтесь, мы проверим достоверность опасений Гупегуйи, клянусь на огне. Я сейчас же отправляюсь в палату Мантры, где истина откроется мне. Не расходитесь, ждите».

— Что ты вообразил о себе?! — напал Аргава на шамана в маленькой комнатке, освещенной лампадками, с входом, занавешенным тяжелыми шкурами. — Думаешь провести меня, старый плут? Посмотри мне в глаза. О! Я вижу в них предательство и страх. Ты не посвятил свое сердце Барлогу, как когда-то обещал мне в обмен на твою никчемную жизнь. Я вижу тебя до самого дна продажной души. Стоит ли дорожить твоей жизнью далее, лгун, сеющий раздор в моем Ордене?

— Да, провалится эта проклятая гора вместе с тобой и другими уродами! — в сердцах воскликнул Гупегуйа.

Змеиный свист вырвался из груди вожака:

— Умри же, недомерок! И будь уверен, на сей раз Барлог сожрет тебя.

Вернувшись в зал «Прощание», Аргава обратился к подданным: «Братья! Мне была дарована милость узнать волю Барлога. Сегодня Он жаждет обильной жертвы, поэтому наш шаман Гупегуйа объявил о готовности самопожертвования. Все вы знаете, как много значит для нас Гупегуйа, но мы никого не жалеем для Барлога. За это он наделяет нас силой духа. Воины моего Ордена, восславим великого Барлога!» — Орки взревели, потрясая лампами. Так была предрешена судьба шамана.

Пленников бережно, одного за другим, спустили в Котлован — широкий колодец, уходящий в неведомые глубины. Пронзительный холод заставил их плотнее прижаться друг к другу. «Сгорим скоро все, как связка кроликов», — грустно прокомментировал Бурлевундр. Кто-то громко всхлипнул. По красно-черному, полосатому лицу шамана покатились слезы. «Не хнычь ты, — сказал ему Тим по-оркски, — нечего было служить беспристрастному Барлогу». Буги каким-то образом удалось высвободить руки. Веревки стерли кожу до крови.

— Развяжи меня, — робко попросил шаман, — я хочу снять маску.

Буги подскочил на месте, а Лавашка подалась вперед. То ли они сошли с ума, то ли шаман и вправду говорил на их родном языке! Буги исполнил его просьбу, и Гупегуйа с трудом освободился от прочно державшейся маски. Радостный крик взвился вверх, к свету: «Папочка! Милый папочка»!

Жертвы с грустью наблюдали семейную сцену. Буги хорошо помнил чудака Лори- странника. Он всегда то появлялся в деревне, то исчезал. Его давно уже никто не видел. Лори рассказал им, как однажды ему повезло в этих горах, и он нашел клад. Тогда он взял то, что ему приглянулось, и утащил в деревню. Но жить безбедно и спокойно Лори не смог. Он не находил себе покоя и вернулся в Прибрежные горы. Вернулся не потому, что был жаден, а из-за страсти к приключениям. Он любил бродить по земле, находить волнующие, таинственные знаки прошлого, просто быть в согласии с природой и восхищаться ее красотой. В горы его привлекли следы исчезнувшей цивилизации, молчаливые подземные города, каменная тайнопись бесконечных тоннелей и неисследованных пещер. Он не смог устоять, но в этот раз заблудился. Сколько времени пришлось скитаться в мрачных лабиринтах, Лори не мог сказать, так как день там был неотличим от ночи. Когда его, почти обезумевшего от одиночества и голода, нашли агнегеры, Лори несказанно обрадовался. Он легко бы мог найти выход из тех уровней, в которые его привели огнепоклонники, но его никогда не отпускали. Все эти годы Лори провел в клетке. Жизнь едва тлела в нем, и рассудок уже отказывался принимать существующее положение вещей.

— Я предпочел бы смерть участию в этих варварских ритуалах! — сказал свое веское слово Тим. Глаза Лори хитро блеснули: