Да, надо сознаться, что абиссинский народ — добродушный. Вместо того, чтобы мстить, эти дикари гостеприимно принимали своих вчерашних врагов, дали им кров и пищу.

Зато как велика была благодарность этих пленников — совсем молодых людей, вовсе невоинственного вида, отзывающихся в самых непочтительных выражениях о своих начальниках, Криспи и других! А между тем, будь они победителями, можно побиться об заклад, что они стали бы грабить, жечь, красть, убивать! Так обыкновенно бывает, когда европейцы являются к дикарям с благодеяниями своей цивилизации. И после этого удивляются, что черные не питают к белым доверия!

Этот негус, выказавший столько мужества, сумел остаться хорошим человеком, несмотря на эту блестящую победу, нисколько не опьянившую его и не заставившую возгордиться.

В своем торжестве он оказался скромен. Забыв о покушении на свободу своего отечества и на будущность его династии, забыв, наконец, все перенесенные опасности, он вел себя так великодушно, что возбуждал к себе еще большую симпатию.

С простотой и добродушием, не лишенными величия, он оказывает офицерам всевозможное внимание. Менелик приказал снабдить их всех мулами и позаботился облегчить им переписку с родными.

С простыми солдатами обращаются не хуже, и я знаю даже таких, которые намереваются остаться навсегда здесь, обзаведясь семейством.

Отчего же им и не остаться! Как желательно было бы, чтобы у итальянцев открылись глаза, и они убедились, наконец, в ничтожестве гибельных и ничем не оправданных притязаний! Тяжело, правда, видеть полную неудачу, крушение всех иллюзий после того, как, перейдя через горную границу, надеялись основать целое колониальное царство и мечтали сделать итальянское влияние господствующим во всем бассейне Красного моря! Но зато прочный мир осушит слезы, которые проливают на родине столько матерей!

Негус искренне желает окончания войны и проявил такую уступчивость, которая привлечет к нему всеобщую симпатию. Если только итальянцы честно примут протянутую им руку, я уверена, что этому печальному недоразумению будет положен конец навеки.

Но довольно разглагольствовать об этих господах, которым я все-таки еще не простила. Посмотрим, что будет со временем, когда они будут держать себя не так задорно по отношению к Франции!

Еще одно слово: Барка покидает меня! Он оставляет свои обязанности ординарца. Он скоро женится на моей первой горничной, Улетагоргии или Жоржетте. Это очень хорошенькая двенадцатилетняя девушка, добрая и кроткая, в которую мой кабил влюблен по уши. Он даже из-за этого хотел жениться и на ее сестре Микаэле, которая годом моложе ее. Ему, как магометанину, это казалось весьма естественным. Ему заметили, что абиссинцы принадлежат к христианам, и их религия формально запрещает им многоженство. Он признал справедливость замечания и отвечал:

— Хорошо! Хорошо!.. Понимаю… женюсь на одной только Жоржетте.

Менелик, очень полюбивший Барку, дает богатое приданое его невесте и обеспечивает будущее хозяйство.

Мой находчивый кабил, впрочем, уже устроился здесь. Он выдумал себе прибыльное занятие — стал врачом, и пациентов у него достаточно. Здесь не требуется ни свидетельств о прохождении курса, ни диплома, и Барка утверждает, что времени, когда он ухаживал за больными на Мадагаскаре, было достаточно, чтобы приобрести медицинские познания.

По-моему, он прав! И вот он дает слабительное, ставит банки, массажирует, предписывает клизмы, дает хину и рвет зубы. Так как он хорошо знаком с антисептическими перевязками, то в излечении ран достигает поразительных результатов, и его репутация увеличивается с каждым днем.

Я буду у него на свадьбе, которую отпразднуют по коптским обрядам, и затем отправлюсь во Францию. Менелик здесь всемогущ, и он дает мне многочисленный конвой, состоящий из его лучших всадников. Меня будут охранять триста или четыреста человек, а если нужно, и все пятьсот. Они будут отвечать за мою драгоценную особу и мои сокровища. Менелик, любящий, как говорят, получать, умеет, в свою очередь, быть щедрым. Он по-царски отблагодарил меня за услуги, оказанные мною ему и его подданным. Кроме богатых тканей и драгоценных вещей, которые он принудил меня принять, он велел при мне положить в ящичек и запечатать печатью со своим гербом десять килограммов золота. Как видите, это для меня целый капитал.

Из этой суммы вы возьмете себе, сколько вам будет угодно, а остальное прибережем для моего следующего путешествия.

Но пока до этого еще далеко и еще будет время подумать о новой фантазии вашей Фрикетты.

А как летит время! Подумаешь, что уже целый год прошел с того времени, как я уехала… что я в это время видела три войны и описанием своих приключений могла бы наполнить целый том. Но я бы не прочь все опять начать сначала! Ваша Фрикетта неисправима! Теперь мне предстоит целых три недели путешествия, прежде чем я достигну Джибути. Я совершу этот довольно продолжительный путь на муле — мне надоели горбуны! Надеюсь не опоздать к отходу французского пакебота; впрочем, все будет зависеть от погоды, случайностей, моей прихоти и того, как мне понравится дорога.

Итак, не скучайте слишком обо мне. Я достигла того, к чему стремилась, и счастливее всех миллионеров на свете. Право, не начинайся сезон дождей, я бы способна была совершить обратный путь по суше — через Азию или Африку. По крайней мере было бы оригинально!

Но нет… Надо иметь благоразумие. Я сказала, что собираюсь вернуться, и вернусь самым коротким и быстрым путем. Я чувствую необходимость снова увидеть мою старую Францию, а еще более обнять вас, моих дорогих, мысль о которых никогда не выходит из сердца вашей бродяжки, всегда обожающей вас. Вы не поверите, как я вас люблю, при всех приключениях своей беспорядочной жизни, которой я сама искала, которую нашла и которая приводит меня в восторг. Я всегда с вами. Я вижу вас, слышу ваши голоса и представляю жесты, сопровождающие то или другое привычное выражение. Время от времени я перечитываю письма, которые получала от вас. Я целую ваши портреты и, переносясь к тому или другому приключению из своей жизни, восклицаю: что бы сделал папаша, если б был на моем месте? Как почувствовала бы себя мамаша, сидя на горбу дромадера, несущегося вскачь под градом пуль? Какова была бы радость ребятишек, если бы они попали на страницы «Journal des Voyges»!

Да, повторяю вам еще раз от глубины сердца: люблю вас всеми силами своей души! И заканчивая это длинное письмо, посылаю вам несчетные поцелуи и говорю на этот раз вполне серьезно:

До скорого свидания у нас, в Сент-Антуанском предместье.

Любящая вас всем сердцем

Фрикетта.

P.S. Но если дорогой случится какое-нибудь непредвиденное обстоятельство, способное задержать меня, не сердитесь. Мне действительно хочется побывать дома. Знаешь, куда стремишься, когда выезжаешь, но никогда не знаешь, когда приедешь!»