– А ведь если бы взрыв произошел двумя минутами позже, вероятно, не уцелел бы ни один дикарь.

– И очень жаль, что этого не случилось. Я был бы очень рад, если бы взрывом уничтожило две-три лишние дюжины этих дьяволов в человеческом образе. Ты знаешь, что я не трону пальцем и ребенка. Но другое дело эти дикари. С тех пор, как я увидел, как они набросились на двести беззащитных жертв, пили их кровь и пожирали их еще живыми, признаюсь, с тех пор я несколько изменил свое мнение о «добрых дикарях».

– Думаю, что да, – со вздохом заметил Фрикэ. – Хоть и нечего жалеть этих дикарей, а все-таки грустно…

– Что ж, не следовало ли, по-твоему, давать им сахар, чтобы приручить к себе? Нет, мой милый, ты очень уж снисходителен. Я думаю даже, что этот урок еще недостаточен для дикарей… Видишь, как они в исступлении протягивают руки к небу и морю, слышишь завывания, которыми они, вероятно, призывают свои дикие божества? А ведь мы еще не выбрались отсюда…

– Пока нет, но завтра выберемся.

– Как? Значит, ты узнал путь? Знаешь, где мы?

– Да.

– Говори же!

– Сейчас, это и есть мой сюрприз. Я думаю, что мы находимся на коралловом острове Вудларке, имеющем в окружности не более сорока пяти

– пятидесяти миль и лежащем под 9° южной широты и 153° восточной долготы от Гринвича.

– Ты удивляешь меня.

– То есть, – продолжал Фрикэ, словно не заметив, что его перебили,

– мы находимся приблизительно на 3° к востоку от крайней точки Новой Гвинеи.

– Иначе на семьдесят пять лье.

– Совершенно верно. Итак, мы должны сесть в нашу ореховую скорлупу и постараться достигнуть Новой Гвинеи, тем более, что дикари, насколько мне известно, не решаются на своих лодках пускаться в открытое море.

– Наоборот, жители Меланезии и Полинезии проплывают в открытом океане расстояния в четыреста и даже пятьсот лье на своих лодках. Но положим, что мы благополучно достигаем берегов Новой Гвинеи, что дальше?

– Мы направимся сперва на юг, а потом, не теряя из виду берега, поплывем на запад.

– Словом, это будет каботажноеnote 10 плавание. А дальше что? Долго оно продлится?

– Конечно, ведь мы должны проплыть вдоль берега весь Папонэзский залив, начиная со сто пятьдесят первого меридиана.

– От Гринвича?

– Всегда от Гринвича. Я сказал: от 151° западной долготы до 142°.

– То есть мы должны пройти девять градусов.

– Другими словами, около двухсот двадцати пяти лье; а потом мы пойдем к Торресову проливу.

– Зачем?

– А затем… Но это пока сюрприз.

– Пока я не вижу препятствий к выполнению этого плана.

– Наоборот, препятствий множество: во-первых, мы все время должны плыть около выдающихся в море острых утесов. Не забудь, что в пути мы можем ориентироваться лишь по звездам, а ты знаешь, как важно верно выбрать направление. Наконец, нет ничего невероятного и в том, что мы встретимся с дикарями, и в том, что у нас не хватит провизии и пресной воды.

– Верно. Осторожность никогда не мешает… Истинная храбрость состоит в том, чтобы без страха смотреть в лицо опасности, в то же время обдумывая средства, как избавиться от нее… Впрочем, я ударился в философию…

– Ничуть. К этому я добавлю: истинное мужество должно состоять в том, чтобы расценивать возможную случайность как настоящую и невозможную как вероятную.

– Кстати. Как ты узнал, где мы находимся?

– Я нашел обрывок морской карты в каюте капитана американца.

– И эта находка, должен сказать, тем более кстати что у меня есть что-то, позволяющее ориентироваться в плавании не только по звездам…

– Что же?

– А вот эта безделушка, – и Пьер вынул из кармана маленький компас, прикрепленный в виде брелока к большим серебряным часам.

– Браво! Я и не надеялся, что у нас найдутся такие полезные вещи. Отлично. Провизии у нас пока достаточно, и завтра же с восходом солнца мы можем отправиться в путь на нашей пироге.

В первый раз путники провели ночь спокойно. Лишь только взошло солнце, все были уже на ногах, укрепили посреди пироги мачту, и Пьер стал уже прилаживать парус, как вдруг матрос испустил яростное проклятие.

Перед лагуной, где находились путники, виднелась черная линия лодок, на которых было около двухсот папуасов. В то время, как эти лодки образовали грозный полукруг, столько же вооруженных с ног до головы дикарей замыкало полный круг на береговой линии.

Таким образом, три путника со всех сторон были окружены множеством вооруженных кровожадных дикарей. Положение становилось критическим.

При виде дикарей Пьер разразился отборнейшими проклятиями:

– Ну, черные херувимы, посмотрим еще, кто кого… Хорошо, господа пангосы, я вижу, у вас разгорелись глаза на нас. Возможно, мы вкусное блюдо, да как бы вам им не подавиться…

И вдруг, обратясь к Фрикэ и китайцу, он повелительным голосом сказал:

– Все по местам! Не бойтесь!

Фрикэ, знавший по опыту неистощимую находчивость и изобретательность моряка, понял, что он не шутит, и быстро поднял парус. Пьер встал у кормы, положил у ног мешок с шариками, так заинтересовавшими Фрикэ еще на палубе «Лао-Дзы», и, взяв в руки весло из крепчайшего австралийского дерева, спросил:

– Все готово?

– Готово!

Пирога накренилась и быстро понеслась вперед, рассекая волны и оставляя за собой длинную полосу пены.

– Огниво при тебе?

– Конечно.

– Зажги трут!

– Готово!

– Дай его сюда и выполняй мои распоряжения. Я правлю, – продолжал он, стоя у кормы, – прямо-на дикарей. Если они выпустят нас из своего круга лодок, тем лучше для них. Если же они позарятся на наше мясо, тем хуже для них! A la guerre comme a la guerrenote 11! Готовьтесь, господа. Ждите, когда они начнут, потом разрешите первому ответить мне, а затем и вам никто не препятствует послать несколько свинцовых гостинцев!

Зрелище было редкое и безумно смелое: одна пирога с тремя людьми смело шла на флотилию с целой ордой дикарей, которые в молчании потрясали копьями, кривляясь на все лады и поднимая руки с камнями и топорами.

Немало мужества надо было, чтобы хладнокровно и уверенно идти прямо на эту страшную линию лодок, подобно чудовищному боа-констрикторуnote 12 все теснее обвивавшуюся вокруг.

Но Пьер улыбался. Фрикэ, взяв в руки ружье, поправил козырек картуза для защиты от солнца и приготовился стрелять. Китаец дрожал всем телом. Пирога была уже не более чем в тридцати метрах от дикарей. Мимо ушей матроса просвистел первый камень, брошенный людоедами.

Это послужило сигналом. Пироги дикарей стали быстро собираться вокруг европейцев. Раздался оглушительный вой, и начался настоящий град из камней. Путники пригнулись за бортом пироги.

Пьер достал из мешка шарик величиной с апельсин и поднес его к горевшему труту.

– Хорошо, голубчики мои, – сказал он многозначительным голосом, – вы хотите полакомиться нами. Отлично, но только прежде поиграем в мяч!

И неизвестный снаряд, оставляя в воздухе легкую струю дыма, полетел, брошенный ловкой и сильной рукой, в середину лодок дикарей.

За первым шариком последовал второй, только в другое место.

Прошло несколько секунд томительного ожидания. Вдруг раздался глухой взрыв. Среди густого столба белого дыма с трудом можно было увидеть, как четверо дикарей кувырнулись в море, убитые или тяжело раненные.