– Если через две минуты дым не наклонится, мы погибли. Не правда ли, джентльмены, вы не хотите живыми отдаться в руки этих разбойников?

– Нет… конечно, нет, – послышались крики.

– Хорошо. Я знаю, что делать.

Тем временем пираты вторглись на корабль.

– Ну, ребята, все кончено! – воскликнул Фрикэ.

Волосы у него растрепались, лицо и руки почернели от пороха.

Но вдруг победные крики малайцев сменились диким воем от боли. Пираты замялись и подались назад. Ноги у них изрезаны и окровавлены, они наткнулись на битое стекло.

Задние, ничего не зная, напирают на передних, те падают. Несколько минут стоит невообразимая давка.

Пьер воспользовался наступившим смятением и повернул пушку, направив ее вдоль палубы. Но он не стреляет: ему жаль последнего выстрела.

Фрикэ торжествует. Его выдумка удалась.

– Не радуйся, – говорил ему Пьер, – посмотри лучше на них: передние падают, а задние по ним переходят. Они скоро наводнят всю палубу. Взгляни, их полтысячи наберется.

– Стреляйте же, Пьер! Чего вы медлите? – кричит Андрэ.

Картечь проводит кровавую борозду в толпе бронзовых тел. Но брешь в ту же минуту заполняется.

– По-моему, господа, все кончено, – сказал сэр Паркер, готовясь уйти внутрь яхты с револьвером в руке.

– Хорошо, сэр, отлично, – ответил Андрэ. – Я вас понимаю. Мы взлетим на воздух, да? .. Так да здравствует Англия и да здравствует…

– Да здравствует Франция! – докончил почтенный джентльмен.

Андрэ почтительно снял шапку перед английским флагом, бессильно повисшем на флагштоке. Сэр Паркер прибавил:

– Мы еще успеем поднять французский флаг рядом с этим. Я тоже хочу отсалютовать благородному знамени вашей родины.

Вдруг на корабле произошло что-то необыкновенное. Негодяи, которых не смогла остановить уловка Фрикэ, отхлынули назад. Самые храбрые бросаются в море. Что случилось? Откуда-то пришла помощь? Нет. Или, если хотите, да, но только эта помощь хуже нападения. Эта помощь – огонь.

Палуба яхты горит. По ней текут потоки пылающей жидкости. Это спирт, пролитый по ошибке вместе с вином и зажженный последним выстрелом Пьера.

Для «Конкордии» нет спасения: на воде – остервенелые демоны, внутри – огонь.

Заметив свою страшную ошибку, Фрикэ побледнел, как полотно.

– Господин Андрэ, – воскликнул он в отчаянии, – что я наделал! Я хотел вас спасти и… погубил.

– Успокойтесь, – перебил его сэр Паркер. – Вы только опередили меня: я сам хотел взорвать яхту.

– Но я вовсе не хочу быть взорванным. Зачем? Этого не нужно. Мы должны жить.

– И попасть живыми в руки малайцев, которые предадут нас самым лютым пыткам?

– Не бывать этому! Говорю вам, что не бывать! Во что бы то ни стало мы должны жить! Вы знаете, как мы сюда пошли!

– Нет.

– Так знайте же: по одной важной, священной для нас причине мы ехали объявлять войну борнейскому радже.

Фрикэ не был хвастуном. Он просто принадлежал к людям с пылкой фантазией и был мастером выдумывать самые смелые проекты.

Фраза, которую он произнес сдавленным голосом при виде яхты, попавшей между двух огней, удивила англичанина, хотя его нелегко было удивить.

«Мы впятером ехали объявить войну борнейскому радже! » При других обстоятельствах сэр Гарри Паркер просто пожал бы плечами и подумал, что перед ним хвастун либо сумасшедший. Но он успел оценить Фрикэ по достоинству. Его поведение во время сражения было безукоризненным. Он продемонстрировал громадную сообразительность и находчивость. То же можно было сказать и обо всех товарищах Фрикэ. Сэр Гарри понимал, что их объединяет общая цель, воодушевляет общее чувство, и допускал, что при таких условиях для пятерых преданных друзей даже невозможное может если не быть, то казаться возможным.

Уверенность заразительна. Сэр Гарри забыл громадную разницу между монархом, столица которого насчитывает пятьдесят тысяч жителей и который составляет законы целому миллиону подданных, и пятью французами, которые объявили ему войну. Он не только уверовал в этот безрассудный поступок, но даже стал считать возможным его успех.

И то сказать, разве в новейшей истории Борнео нельзя найти подобного прецедента в лице англичанина Джемса Брука, который в 1841 году сделался саравакским раджой и занимал это место до 1865 года?

Все это промелькнуло в голове сэра Гарри Паркера, и он ответил парижанину коротким «all right! .. » Но Фрикэ уже исчез. Не заботясь о разбойниках, которые с воем плавали вокруг яхты, не думая о тех из них, которые продолжали висеть с внешней стороны борта, парижанин собрал команду и принялся тушить пожар. Были использованы все швабры, какие только нашлись. Из кладовой принесли несколько запасных парусов. Поставили пожарную трубу, герметически закрыли все люки.

Швабры намочили и разложили вокруг горевшего места, чтобы остановить распространение огня. Фрикэ работал за четверых и все время без умолку сыпал прибаутками, как настоящий парижанин, который способен балагурить даже в минуту крайней опасности.

– Ну-ка, пожарные, голубчики, поднатужтесь, а то сгорим, ей-Богу сгорим! Ведь вот, право, история: в котел к людоедам не попал, отбоярился, зато угодил в миску со жженкой. Это очень глупо… Эй, Князек, берегись: ноги испортишь. Обуйся-ка лучше. В башмаках ты ходишь очень интересно: вразвалку, совсем как утка… Ну-ка, берись за трубу, качай, да посильнее. Парус, который мы хотим разостлать на полу, нужно сперва намочить… Вот так, ребята, валяй спрыскивай его… Так. Ладно. Ну, теперь расстилайте… Легче, легче! .. Пьер, ты за тот конец, а я за этот… Кто это там барахтается? Господа малайцы? Здравствуйте, почтенные. Обожглись? Ну, что же делать! Вас сюда никто не звал. Сидели бы дома… Хотите – милости просим на перевязочный пункт. Там у нас есть доктор Ламперриер. Он не только зарезать, он и вылечить может… хирург!

Действительно, из-под мокрого паруса слышны были стоны пиратов, раненных во время последнего залпа и палимых огнем на месте; в удушливой атмосфере носился неприятный запах горелого мяса. Эпилог борьбы был просто ужасен.

Горящее место накрыли, наконец, двумя сложенными вместе парусами. Пожарный насос действовал отлично, обильно поливая полотно, которое, пропитываясь водою, уплотнялось и преграждало воздуху доступ к огню.

Пламя понемногу утихло. Но как только опасность была устранена в этом виде, как сейчас же возродилась в другом. Малайцы, уцепившись за борт, терпеливо дожидались окончания тушения, которое продолжалось очень недолго. А увидав, что пожар закончился, они снова поднимают крик и готовятся нападать.

Европейцев снова ждет бой, отчаянный, беспощадный, – бой до уничтожения.

– Черт возьми, – кричит Фрикэ, весь промокший от морской воды, но по-прежнему в игривом настроении духа, – ни минуты покоя нет. Это невозможно. Это безобразие. Я властям буду жаловаться. Я мировому жалобу подам.

И, моментально превратившись из пожарного в стрелка, он берет ружье и быстро заряжает его.

Андрэ собирается открыть огонь, но вдруг Фрикэ громко вскрикивает от радости.

– Спасены! Мы спасены! – крикнул он. – Мы не будем ни изжарены, ни убиты! На воздух тоже нам не придется взлететь!

– Что с тобой случилось? – спрашивает Пьер, целясь в малайца, карабкающегося на яхту.

Дело объясняется просто. Читатель помнит, вероятно, что сэр Гарри зажег кусок дерева и положил на шпиль. Фрикэ вдруг заметил, что дым, все время вившийся отвесной спиралью, значительно отклонился в сторону, – это и есть причина его шумной радости.