Парижские газеты еще восторженно кричат о победах французского оружия, а через Нанси проходят остатки разбитых, вымотанных неравными боями французских частей. Голодные, со сбитыми ногами, угрюмо озлобленные или отчаянно клянущие все и вся, текли по городским улицам пехотинцы, кавалеристы, артиллеристы, слившись в одну безликую массу, которую являет собой любая поверженная армия. Победа у Форбаха открыла пруссакам путь в Лотарингию. Нанси стоял как раз на линии их продвижения.

В эти суровые дни Леон Пуанкаре, как член городского муниципалитета, возглавил всю медицинскую часть, обслуживавшую раненых. Положение осложнялось тем, что во французской армии не хватало врачей, не хватало лазаретов, весьма скудным был запас медикаментов. Приходилось срочно приспосабливать под госпитали городские больницы и клиники, организовывать дополнительные медицинские пункты, где легкораненые могли сделать перевязку. Шестнадцатилетний Анри, который не может еще быть призван на военную службу, находится неотлучно с отцом в качестве добровольного секретаря и амбулаторного ассистента. Сейчас каждый человек на счету, каждый должен приносить отечеству хоть какую-то пользу. И он обходит с доктором Пуанкаре госпитальные палаты, где на тесно расставленных кроватях стонут, мечутся, балагурят или сквернословят сотни раненых, вслушивается в предельно откровенные разговоры людей, оплативших своей кровью право на эту откровенность, вникает в ужасающие подробности военного разгрома. Он оказался в самой гуще непосредственных участников этих трагических событий и получает достоверную, неприукрашенную информацию.

Но все разом обрывается в один ужасный день. В этот день Анри сидит дома, разделяя со своими близкими, со всеми жителями Нанси общую тревогу и скорбь. Он не видит, как проходят по улицам колонны солдат в серо-голубых мундирах, как яростно сверкают на касках медные шишаки, не слышит победного грохота тяжелых повозок и военных экипажей. В этот день, 14 августа, в город вступили немецкие части. Для жителей Нанси война закончилась, не продлившись и месяца. Потянулись долгие дни оккупации.

Они сразу же оказались отрезанными от всего мира. Сомнительные, порой просто противоречивые слухи питают их исстрадавшееся воображение. На древних стенах Старого города появились листки с прокламацией короля Вильгельма и циркулярами немецкого командования. Несколько сот кавалеристов расположилось в здании лицея.

Между тем события на театре военных действий принимали все более угрожающий характер. Кое-какие сведения доходят до Нанси, кое-что охотно сообщают сами немцы. В первых числах сентября под Седаном бесславно капитулировала стотысячная армия Мак-Магона вместе с императором Наполеоном III. Прусские войска двинулись на Париж. В Нанси не сразу узнают, что в Париже волнения, император низложен и провозглашена республика, третья по счету. Призвав под ружье до полумиллиона человек, Париж намерен дать захватчикам решительный отпор. К тому же не сказала еще своего последнего слова крупнейшая армейская группировка в самой неприступной французской крепости Мец. В Нанси с надеждой поглядывают на север, откуда может прийти желанное освобождение. Но 27 октября разносится черная весть: маршал Базен сдал противнику крепость вместе со всей лотарингской армией. Проклятия французов обрушиваются на голову изменника. Отчаянная решимость охватывает героических защитников республики: драться до конце до последнего патрона, до последнего солдата.

А в Нанси, оказавшемся в глубине захваченной врагом территории, вдали от линии фронта, налаживается тревожная и сумеречная жизнь оккупированного города. Занятия в лицее возобновляются лишь 17 октября, после самоотверженных усилий администрации, осмелившейся обратиться к немецкому командованию с просьбой очистить лицей от солдат. Невеселы первые уроки в едва приведенных в порядок аудиториях. Среди лицеистов Анри видит много незнакомых лиц. Это беженцы из Эльзаса и приграничных местностей. Среди них находится Поль Аппель из Страсбурга, которого свяжут с Пуанкаре долгие годы дружбы. Но пока что они занимаются в разных классах, даже не зная о существовании друг друга.

В конце ноября из Арранси приходят тревожные вести, и мадам Пуанкаре отваживается на рискованное по тем временам предприятие; навестить родителей. Неизвестно, как удалось ей убедить своего мужа в необходимости этой поездки, но 1 декабря она выезжает из Нанси поездом на Мец. Сопровождают ее Анри и Алина, слабая защита в краю, где хозяйничают солдаты противника.

Как непохожа эта поездка на все предыдущие! Выехали в пять часов утра. Стояли сильные холода. Поезд часто замедлял ход и подолгу простаивал в открытом поле. Попадавшиеся им на пути станции были забиты немецкими солдатами, бородатыми, в черных шлемах с медными шишаками. В полдень прибыли наконец в Мец. Дальше продолжить путешествие можно было только дилижансом, и то если повезет, так как ходили они крайне нерегулярно. Им повезло: кондуктор дилижанса, житель Брие, видно посочувствовав женщине, пустившейся в путь в такое неспокойное время с двумя детьми, согласился прихватить их в качестве пассажиров по дороге домой.

Мороз усиливается час от часу. Громыхают колеса по затвердевшему грунту. Дыхание лошадей белым инеем оседает на сбруе. Порой Анри кажется, что сквозь открывшуюся в атмосфере невидимую брешь на землю спускается жестокий холод космических глубин. От неподвижного сидения ноги совсем окоченели, поэтому он даже обрадовался, когда на крутом подъеме кучер попросил их сойти. Анри идет рядом с кондуктором, упираясь руками в заднюю стенку экипажа. «Если так пойдет дальше, — иронически думает он, — то скоро все вокруг превратится в безлюдную, вымерзшую пустыню». И как неожиданное оправдание его мрачного пророчества с высоты холма им открылась в резком свете зимнего дня безжизненная, полуразрушенная деревня. Почерневшие стены домов и печные трубы возвышались над печальным пепелищем. «Здесь шли бои», — пояснил кондуктор онемевшим пассажирам. Теперь они и сами начинают припоминать какие-то неопределенные слухи о битве под Сен-Прива. Но что стало с несчастными жителями, на которых обрушилась беспощадная стихия войны? Тревога. в их сердцах возрастает, и они молча продолжают свой путь. В Брие прибыли только в полночь. Кондуктор дилижанса предложил им переночевать в его доме. Усталые, одолеваемые тяжелыми предчувствиями, кидаются они, не раздеваясь, на неприхотливое ложе.

На следующее утро термометр показывает двадцать градусов мороза. Кое-как устроившись на попутной повозке, они двинулись по направлению к Арранси. Видя подавленное состояние детей, все еще находившихся под гнетущим впечатлением вчерашней картины, мадам Пуанкаре, желая их подбодрить, взволнованным голосом напоминает: «Сегодня второе декабря, годовщина победы Наполеона под Аустерлицем!»

Более трезвый и искушенный политик, чем мадам Пуанкаре, в подобной ситуации вспомнил бы, наверное, совсем иные, связанные с этой датой события, из которых, как из отдаленного источника, вылилась целая река постигших французский народ бедствий. Он вспомнил бы, что ровно девятнадцать лет назад Луи Бонапарт совершил государственный переворот, сокрушив республику и нарушив собственную присягу президента этой республики. А еще год спустя, тоже 2 декабря, он провозгласил себя императором под именем Наполеона III. Вспомнил бы, как император торжественно объявил: «Империя — это мир!» — и как все годы его правления были сплошным опровержением этого тезиса. Он вспомнил бы, как одна за другой следовали бесславные военные авантюры, оплачиваемые кровью французских солдат: Крымская война 1854–1855 годов, итальянская кампания 1859 года, китайская экспедиция и экспедиция в Кохинхину 1860 года, экспедиция в Сирию в 1861 году, мексиканская экспедиция 1867 года. Вспомнил бы, как императорское правительство с легким сердцем развязало эту преступную войну, ведущую страну к полному военному краху. Но вряд ли такие воспоминания способствовали бы поднятию духа наших путешественников.