Итак, та самая Упсала, где он жил нищим студентом, откуда должен был удалиться с такими неприятностями и скандалом, увидела его теперь в стенах своего университета профессором с громкой репутацией прославленного ботаника и известного врача. Теперь он сделался ее постоянным жителем и прожил в Упсале почти безвыездно больше тридцати лет, до самой смерти (1779 год).

Замечательно, что судьба связала его на всю жизнь с его соперником и врагом при начале карьеры, с Розеном; мы уже видели, что еще раз, в 1740 году, он стал у Линнея на дороге и получил ту кафедру ботаники, которая была заветной мечтой Линнея. Когда, наконец, на следующий год Линней явился в Упсалу профессором, оба противника очутились в странном и неловком положении: Розен, по специальности врач и анатом, должен был читать ботанику, а ботаник Линней преподавал медицину и анатомию. Оба они чувствовали себя не на своем месте, а так как обе должности оплачивались одинаково, то с разрешения совета университета они в следующем же 1742 году поменялись кафедрами к обоюдному удовольствию. «Неспособный» гимназист маленького провинциального городишка, оборванный студент Упсалы, врач без практики в Стокгольме вышел победителем из тяжелой жизненной борьбы и был, наконец, у пристани.

Мечты его юности сбылись: Линней – профессор ботаники в своем родном университете.

Розен, некогда кичившийся перед Линнеем своей ученой степенью, оставил имя в истории, прославившись только своими нападками на знаменитого ученого. Он прожил всю жизнь бок о бок с Линнеем в Упсале, был свидетелем его славы и блестящих успехов и умер несколькими годами раньше его. Впрочем, он пользовался в Швеции репутацией искусного врача.

Дальнейшая жизнь Линнея бедна событиями и лишена внешнего интереса; это – жизнь ученого, однообразная и скучная на вид, на самом же деле полная кипучей, непрерывной деятельности и богатая творческой работой и внутренним содержанием. Трудовая и однообразная жизнь человека науки носит в себе столько элементов высокого наслаждения; терпение и настойчивость его награждаются столькими радостями – радостями самыми светлыми и незапятнанными, так как они совершаются исключительно в сфере мысли, – что сами ученые обыкновенно считают себя счастливыми людьми; и Линней считал себя «счастливее персидского царя». Материальное положение его не оставляло желать лучшего; он имел счастье видеть полное торжество своих научных идей, быстрое распространение и повсеместное принятие его учений. Имя Линнея считалось в числе первых имен того времени; такие люди, как Руссо, относились к нему с почтением. Внешние успехи и почести сыпались на него со всех сторон.

Предшественник Линнея. – Рей. – Понятие о виде. – Двойная номенклатура. – Терминология. – Искусственная система растений. – Зоологическая классификация. – Слабые стороны научного движения, вызванного Линнеем.

Посмотрим теперь, в чем же состоит научная заслуга Карла Линнея? Чему он обязан своей славой, благодаря которой и теперь, через целое столетие, по словам одного шведского натуралиста, «…когда швед покидает свою родину и уезжает в далекие страны, из всего шведского позднее всего его покидает имя Линнея»? И действительно, до сих пор имя Линнея неразрывно связано с его наукой и встречается в каждой книге ботанического или зоологического содержания.

В XVIII столетии, когда биологические науки еще находились в эмбрионе, не было того дробления науки о природе на множество отдельных специальных наук, которое наблюдается теперь и явилось печальным, но неизбежным последствием огромного накопления фактического материала в связи со сложными и утонченными методами исследования, господствующими в современной науке. Объем науки возрос до такой степени, что человеческий ум не в состоянии овладеть в равной степени всеми ее отраслями, и для плодотворной и успешной работы явилось необходимым детальное разделение труда. Нет сомнения, что это имело и дурные последствия – ослабление общей связи, соединяющей отдельные отрасли естественных наук, частую односторонность исследования и все большую и большую трудность философского обобщения, имеющего предметом всю сумму человеческого знания данного времени. Как в практической медицине мы видим теперь, по насмешливому выражению Достоевского, специалистов по лечению правой или левой ноздри, так и в области теоретического знания дифференцирование науки достигло чрезвычайных размеров: зоолог, например, не только не успевает следить за успехами ботаники или химии, но и в самой зоологии представители разных отделов часто плохо понимают друг друга. Представитель морфологической зоологии (анатомии или эмбриологии) не обладает часто почти никакими сведениями по систематике животных, а для большинства систематиков, фаунистов новейшие работы по эмбриологии животных представляют совершенную тарабарскую грамоту.

Полтораста лет тому назад ничего подобного не было, и натуралист XVIII столетия занимался обыкновенно и мог заниматься с успехом различными областями естествознания; Реомюр, один из лучших энтомологов, превосходные наблюдения которого в мире насекомых до сих пор остаются образцовыми, был в то же время изобретателем термометра. Линней был врачом и натуралистом, и, хотя его медицинская деятельность не могла идти в сравнение с той ролью, которую он играл в развитии биологических наук, тем не менее она была очень ценна. Чтобы объяснить возможность такого широкого совместительства, не встречающегося уже в наше время, достаточно сказать, что Линней никогда не работал с микроскопом. А микроскопические исследования представляют краеугольный камень современного естествознания и расширили его пределы до таких границ, которые Линнею и не снились.

И преподавательская деятельность Линнея, и его печатные работы касались всех трех крупных отделов старинной «Historia naturalis», трех «царств» природы: минералогии, ботаники и зоологии. Его знаменитое сочинение «Systema naturae», выходившее в целом ряде постоянно улучшаемых изданий, заключает в себе систематическое описание минералов, растений и животных. Но минералогом он не был, и заслуга его в этой науке незначительна.

Огромное значение имели работы Линнея только в науке об органической жизни на земле, в ботанике и зоологии. Здесь он был истинным реформатором, придавшим новый дух науке и чрезвычайную силу научному исследованию.

Полтораста лет тому назад зоология и ботаника представляли собой совсем не то, что они есть теперь. Современное направление этих наук – главным образом морфологическое, представляющее собою учение о различных формах органической жизни, о значении, причинах и взаимной связи этих форм. Наряду с этим занимает самостоятельное место физиология организмов, то есть изучение тех процессов, из которых слагается жизнь животных и растений.

Содержание современной зоологии заключается главным образом в сравнительно-анатомическом изучении животных и в сравнительной эмбриологии, то есть изучении их развития. Обе эти науки, разрабатываемые с точки зрения теории развития, опирающейся на изменчивость органических форм, имеют целью постигнуть связь животных форм между собой и изучить их происхождение.

Не то было во время Линнея. Эмбриология не существовала вовсе, сравнительная анатомия была в зародыше. Правда, заря нового научного движения уже занималась: мы видим ее в трудах Мальпиги, Левенгука, Сваммердама, положивших основание изучению низших, наименьших по величине животных; только что изобретенный микроскоп уже обнаруживал в их руках задатки той огромной силы, которую он приобрел впоследствии в деле изучения природы.

Итальянец Мальпиги (умер в 1694 году в Риме), врач, как почти все натуралисты того времени, обогатил науку важными работами в области анатомии животных, преимущественно низших, и проложил дорогу к исследованиям подобного рода. Он исследовал анатомию шелковичного червя, открыл его органы дыхания, описал спинной сосуд, нервную систему, прядильные железы. Замечательна также его попытка исследовать развитие цыпленка в яйце. Он пользовался при своих работах лупой и простым микроскопом.